Александр Гаррос - Фактор фуры
(Вдруг ни с того ни с сего всплыла какая-то дичь: фраза из притараненного Вовкой японского армейского разговорника времен Второй мировой, предназначавшегося к использованию воинами микадо на оккупированных русских территориях: «Молодая девушка, оставь бояться: японский солдат преисполнен добра».)
До молодой девушки, кажется, наконец дошло. Трясущимися пальцами она взяла ключ, я, оглядываясь, подставил ей наручники. Она все никак не могла попасть. Попала. Щелк.
- Мерси, - говорю. - Все, run! Форрест…
К счастью, темнело сейчас рано: вскоре я мог ходить свободнее, стараясь только по возможности избегать освещенных пространств - но уже не шарахаясь от любой показавшейся в отдалении фигуры. Хотя я был теперь (без «браслетов») с виду не беглый каторжник, а плюс-минус нормальный бомж, разве что нещадно отмудоханный, - лишний раз попадаться людям на глаза, понятно, не стоило. Местные менты, по всему, должны были стоять сейчас на ушах - и, хотя я ушел уже очень далеко от тех мест, где остались трупы арабов, расслабляться было ой рано. Пока я находился в этом городе - да и в этой стране… Так что ни в одну даже самую зачуханную лавку я заруливать не стал, а ограничился кражей связки бананов и трех яблок с выставленного наружу лотка да двух полуторалитровых пузырей минералки - из затянутой в полиэтилен упаковки, оставленной на полминуты на асфальте рядом с разгружаемым у магазина грузовичком. Смог наконец смыть кровь с морды и рук…
Куртка осталась в машине - без нее я очень быстро вымок и задубел. Зато головокружение более-менее унялось, да и ребра вели себя прилично: похоже, ни одного серьезного перелома мне и на сей раз не перепало.
Я, разумеется, держался самых дальних окраин, обойдя в итоге Марсель по длинной дуге (я так понял, что город сильно растянут примерно с северо-запада на юго-восток). Много шлялся вдоль разных шоссе (так что несколько раз мог быть замечен с проезжавших полицейских машин - но, тьфу-тьфу, не был): пытался определиться с основными здешними транспортными потоками - нужно было срочно сваливать из Франции…
Уже глубокой ночью я набрел на здоровенную стоянку - на ней, среди прочего, стояло много фур с испанскими номерами. Вот тут и пригодилось отменно острое «перо» Мосластого, которое, как оказалось, я тоже прихватил с собой (позже я его, конечно, вымыл): со всей возможной аккуратностью я надрезал сзади тент одного из прицепов. Cунул в надрез голову, ухватившись руками за борт и оттолкнувшись ногой от бампера, втиснулся целиком - в кромешный мрак… Уткнулся в какие-то здоровые мешки из плотного полиэтилена. Ощупью влез на них, худо-бедно устроился сверху. Холод, затхлость, запах пыли.
Я не имел ни малейшего представления, какие у меня шансы остаться необнаруженным - и что я буду делать, если меня обнаружат. Но у меня не было никаких сил париться по этому поводу.
Я постоянно просыпался - одно и то же: темень, вонь солярки, звук двигателя, тряска. Головная боль, озноб, тошнота… Просыпался и засыпал: как в канализационный люк проваливался. Один раз очнулся - мы стояли.
Вылезти? Подождать?.. Вылезать не хотелось. Ничего не хотелось. Я вырубился опять.
В итоге я совершенно утратил чувство времени. Единственной мерой последнего оставалась физиология - мочевой пузырь делался все более настойчив: вспомнив, что в последний раз я отливал как раз перед тем, как забраться сюда (и с тех пор ничего не пил), я заключил, что едем уже порядком.
…Постепенно я впал в какое-то промежуточное между сном и бодрствованием состояние: не то дремоту, не то бред. Оставаясь в целом в сознании, я видел отрывистые лихорадочные сны, о чем-то напряженно думал (моментально забывая, о чем именно), сам себе что-то бормотал… В один момент я вроде бы пребывал в уверенности, что я дома - то ли никуда не уезжал, то ли уже вернулся; кажется, даже Славка тут был - мы с ним, как в старые времена, спорили и пьяновато откровенничали.
- Знаешь, в чем главная жуть… - говорил я ему. - Вот ты хочешь заниматься в этой жизни чем-то здоровым. Конструктивным. Осмысленным. Из кожи вон лезешь. И не потому, что рассчитываешь что-то изменить. Нет - всем же понятно (мне, по крайней мере, давно понятно), что ничего никогда не меняется… Но хотя бы небольшой кусочек пространства вокруг себя ты пытаешься обустроить! Делать нормальное, полезное хоть кому-то дело. Держаться за какие-то личные отношения. Просто чтоб чувствовать себя человеком. Просто чтоб вокруг тебя было человеческое пространство. Организованное. Теплое. Разумное. А не ледяная пустыня с оголодавшим безмозглым зверьем, жрущим любую органику… И вот что-то ты такое сделал, вырастил ценой диких усилий - что-то получилось. Живет, дышит. Дрожишь над ним. Но лишь только чуть подует сквозняк, чуть почва дрогнет - и все мгновенно дохнет, валится, сыпется. Как не было. Ты опять - корячишься, корячишься… И опять: ф-ф-фух - и все. И даже не из-за чьего-то злого умысла - а просто климат тут такой. Почвы такие. Даже винить некого… Это как ставить длинный карандаш торчком, на основание - сложно, но можно. Только заниматься этим приходится в поезде. Остановка, вагон не качает - ты его поставил. Но потом поезд всегда трогается… И в конце концов ты спрашиваешь себя - чего ради?! Чтобы уважать себя! Но что ж это за жизнь, если единственный путь к самоуважению - издевательство над собой? Причем не испытание себя - а именно измывательство, глумление, унижение! Терпеть можно - ради чего-то. А тут ничего за происходящим не стоит. Климат!.. А если ты не видишь для себя другого способа существования, кроме осмысленного? Что тогда?
- Унижаться сколько сможешь, а потом повеситься, - пожал плечами Славка.
- Что - значит, ответа не существует?
- Значит, вопрос поставлен неправильно. Существование не бывает осмысленным - просто потому, что не бывает никаких объективных смыслов. Смысл ты себе сочиняешь сам - если сочиняешь. Но существуешь-то ты объективно. И твое существование с твоим целеполаганием просто не имеет ничего общего. И слишком последовательно держаться за выдуманные смыслы действительно чревато депрессией, а если зайдешь в этом слишком далеко - то и смертью. Тебе это надо?
- Нет.
- Вот именно. Потому ты и не держишься - слишком. То есть хлопочешь, организуешь - но имеешь ум вовремя уйти, ведь правда?
- Я ухожу, только убедившись, что дело жизнеспособно!
- Осмысленное в твоем понимании дело нежизнеспособно по определению. По крайней мере, в нашем ареале. Или тебе нужны еще доказательства? И не говори, что ты об этом не знаешь. И если правда не отдаешь себе отчета, то это самообман. Более того - лицемерие. Ведь ты действительно всегда отовсюду уходил…
- Из «ПолиГрафа» я не ушел.
- Но ведь хотел? И правильно хотел. Потому что живем мы все - на болоте. Вообще все - просто степень топкости разная. У нас - максимальная. Тем более не стой на месте. Двигайся, двигайся, move your ass! Хотя твердой почвы нет нигде, как ты сам имеешь возможность убедиться. The same shit everywhere. Фактор фуры еще никто не отменял.
В чувство меня привел все тот же мочевой пузырь - терпеть дальше было затруднительно. Фура все не останавливалась. Я уже примеривался отлить на ходу куда-нибудь в угол… И тут мы сбросили скорость и встали.
Я сполз с мешков, толкнул тент рукой, определяя место надреза, сел верхом на борт кузова, спустил наружу обе ноги… - фура вдруг рявкнула, дернулась и пошла (на светофоре, видимо, стояли). Я нащупал бампер одним носком, другим, низко присел, держась за борт руками, повисая над пустотой, вытягивая наружу голову. Машина потихоньку набирала скорость. Я освободил башку, оглянулся - после многочасовой темени слепил даже неяркий свет пасмурного дня. Мы двигались по широкому шоссе, в правом ряду, пересекали как раз перекресток (на какой-то городской окраине). Позади ехал «гольф», тетка за его рулем таращилась на меня совершенно очумело. Я махнул ей рукой: тормози, мол (поймет, нет?), спустил ноги с бампера (скорость была уже довольно приличная), повис, шаркая подошвами по асфальту, дождался шипения шин тормозящего «гольфа» и отнял руки.
На первом же шаге земля вывернулась из-под ног, но упал я правильно - вперед и на правый бок, перекатился (спина отреагировала ядерным взрывом небольшой мощности). Кто-то еще тормозил, свирепо сигналил. Я вскочил, огляделся через темные круги в глазах и дунул направо, к тротуару.
Тут было ощутимо теплее, чем в Марселе, и без дождя, слава богу, - во флисе, по крайней мере, я не мерз. Большой город - и даже, наверное, очень большой: судя по обширности окраин. Надписи испанские - но где именно я нахожусь, определить было сложно. Соваться к прохожим со своей рожей я не спешил (они и так на меня косились через одного: рожа, видать, смотрелась) - да и не было уверенности, что тут поймут английский. По крайней мере, азиат в дешевой уличной «кебабнице», где я, тщательно натягивая рукава на кисти, разжился кебабом (обнаружил вдруг, что зверски голоден), моего вопроса не понял - и даже в минералке мне отказывал, пока я не вспомнил, что она «аква»…
