Константин Станюкович - Том 5. Повести и рассказы
— Сдачи не надо! — небрежно кинул «граф», подавая два рубля; и торопливо вышел из ресторана, словно бы боялся, что решение его может внезапно измениться.
Вернулся он домой чуть-чуть захмелевший, но совершенно твердый на ногах. Он был возбужденно весел и доволен собой, как человек, избежавший серьезной опасности.
— Ну вот и я, Антошка! Здравствуй, брат! — весело проговорил «граф», входя в комнату и выкладывая на стол несколько свертков, многочисленность которых несколько удивила обрадованного появлением «графа» Антошку.
— Зазябли, граф?..
— Нисколько… ничуть… Чувствую, брат, себя превосходно… Теперь мы с тобой обеспечены на неделю чаем и сахаром! — сказал «граф», похлопывая рукой по двум сверткам. — Четверть фунта чая и пять фунтов сахара!.. А вот тут кое-что и для тебя есть, Антошка! — ласково подмигнул «граф». — Останешься доволен.
Он снял шляпу, снял пальто, бережно повесил на гвоздь и потрепал Антошку по щеке.
— Верно, сегодня хорошо работали с письмами, граф? — спросил Антошка с участьем.
— Недурно работал, как ты выражаешься, — засмеялся «граф». — И с письмами, и так… благодаря ораторскому искусству… А ты, пожалуй, правильнее смотришь на вещи, называя это работой. Собственно говоря, такое занятие — очень неприятная и тяжелая работа, хотя люди и называют нас нищими бездельниками! Пусть-ка его превосходительство, мой братец, попробует такой работы… Ха-ха-ха!.. Да, сегодня я недурно работал, Антошка… Однако не так хорошо, как надеялся…
— Не на все письма был ответ?
— Ты сообразительный мальчик. Именно не на все… Но все-таки для начала твоей экипировки кое-что получено… Можно тебе и несколько белья сделать, и сапоги купить, и даже приобрести у татарина какую-нибудь принадлежность костюма. Например, жакетку или панталоны, что ли… Сразу, брат, полное благополучие не достигается… Нет! Но ты этим не смущайся… Я тебе весь костюм сделаю и полушубок куплю! Непременно и в скором времени! — уверенно повторил «граф», ласково глядя на Антошку. — А пока вот попробуй-ка эту штучку, — прибавил «граф», вынимая из одного из пакетов красную пастилку.
Антошка решительно был подавлен такою заботой об его костюме и таким вниманием. Эта заботливость трогала и смущала его тем более, что пальто самого «графа», по мнению Антошки, не должно было в достаточной степени защищать от холода.
Он быстро проглотил вкусную «штучку» и молчал, не находя слов для изъявления благодарности, и в то же время недоумевал, как это «граф» может так хорошо «работать», чтобы с такою уверенностью говорить о полушубке, и почему он до сих пор не позаботился о собственном пальто. Это, казалось ему, было непростительной ошибкой с его стороны.
— Мне вовсе не надо полушубка. Зачем мне полушубок, ежели вы не будете посылать меня на работу? — вымолвил, наконец, Антошка. — Мне никакого даже костюма не надо… Здесь тепло… Вот вам, граф, ежели, например, к пальту да теплый воротник…
— Обо мне не беспокойся, добрый мой мальчик, — возразил «граф», тронутый такою деликатностью Антошки. — Я знаю секрет, как согреться, если очень холодно…
— И я знаю, граф.
— Ты? Какой же твой секрет?
— Я пробовал. Бывало, заколеешь от холода, выпьешь шкалик, и будто теплее…
— Никогда больше не пробуй, Антошка! — строго и торжественно сказал «граф» и прибавил: — Ах, бедный, бедный! Такой маленький и уж согревался водкой!
— Никак нельзя было по нашей работе иной раз не выпить, — оправдывался Антошка. — И меньше меня мальчики пили…
— Теперь у тебя такой работы не будет… слышишь? И ты дай мне слово, что никогда больше не прикоснешься к водке, чтоб не огорчить меня… Дашь?
— Убей меня бог, если я прикоснусь! — горячо воскликнул Антошка и перекрестился. — Да я и не люблю ее. Только горло дерет…
— То-то… Нечего и любить, подлую! — как-то грустно и значительно протянул «граф».
Он стал раздеваться и, облачившись в халат, присел к столу и спросил:
— Ну рассказывай, Антошка, что ты без меня делал? Скучно было?
Антошка не без некоторой гордости объявил, что он не сидел сложа руки. Утром прибрал комнату, вытопил печь, потом помогал кое в чем Анисье Ивановне и вот теперь занялся книжкой.
— Ай да молодчина, Антошка! Хвалю, что не сидел в праздности. Праздность — мать всех пороков… Не слыхал об этом?.. Ну, а теперь скажи: есть хочешь?
— Нет, я сыт. Только что ужинал. Анисья Ивановна дала мне горячих щей и мяса… Преотличные!
— А я тебе ветчины принес… Ну все равно, завтра поешь… И документ твой принес…
— Получили? — воскликнул Антошка.
— Получил.
— И видели их?
— И видел. Ведьма-то твоя с подвязанной щекой ходит, — ловко ты, брат, ее ошпарил! — а дяденька прихрамывает! — присочинил «граф», желая доставить Антошке удовольствие. — Бумага твоя здесь, у меня. Припугнул я этого мерзавца… Теперь ты, Антошка, вольный российский гражданин… Дяденьки не бойся… Он ничего не смеет тебе сделать… Тю-тю твой дяденька! И вовсе он тебе не дяденька и никогда им не был… То-то… Ну, а теперь будем чай пить и беседовать… А чай будем пить с вареньем… Любишь варенье?.. И калачи есть… Ставь-ка скорей самовар… Умеешь?
— Еще бы не уметь! — весело отвечал Антошка.
— Да попроси ко мне Анисью Ивановну…
Бесконечно обрадованный, что ненавистный «дяденька» теперь не смеет взять его к себе, Антошка со всех ног полетел на кухню и, передав Анисье Ивановне приглашение «графа», принялся ставить самовар с каким-то ожесточением усердия.
Ах, как было радостно и светло теперь на душе у Антошки, и как казалось ему лучезарно будущее!.. А главное, как хотелось ему отблагодарить «графа», к которому он чувствовал такую горячую любовь, что готов был для «графа» на все…
«Хотя бы еще такую порку выдержать, как третьего дня!» — мысленно решил Антошка, придумывая, как бы он мог доказать свою преданность…
И пока он раздувал уголья, в голове его бродили, сменяясь одна другой, самые смелые мечты о том, как он потом купит «графу» шубу и наймет ему комнату побольше… Как он избавит его от работы, которая ему почему-то кажется тяжелой и неприятной, хотя казалось ему, что особенно неприятного нет — писать письма и получать в ответ деньги. И не особенно тяжело, если только тепло одеться, попросить на улице у хорошо одетых людей… Что им стоит дать пятачок?.. По крайней мере, когда он работал в нищенках, он нисколько не стеснялся… но «граф» не хочет, чтобы Антошка так работал, и Антошка, конечно, не будет… «Граф» худу не научит. Только бы поскорей ему научиться читать и писать, а там он найдет место… Он поступит в приказчики в лавку. Чего лучше? А то сделается газетчиком… тоже недурно… Во всяком случае, он позаботится о добром «графе». И Анисья Ивановна пусть вместе живет… И Нютка тоже… То-то будет отлично!
И Антошка находился в таком альтруистическом настроении, что в своих ребячьих мечтах ни разу не вспомнил ни о «дяденьке», ни о «ведьме» и в данную минуту далек был от мысли засадить первого в острог, а вторую бросить под конку.
XI«Граф» усадил Анисью Ивановну на стул и, предложив ей полакомиться пастилой, советовался с ней насчет того, что можно сделать для Антошки на семь рублей.
Анисья Ивановна приняла живое участье в этом деле и кстати похвалила мальчика. Сегодня он сам вызвался ей помогать и делал все со старанием. Она предложила свои услуги по части белья. На два рубля она купит холста и сошьет ему по паре рубах, исподних и подверток.
— А за два рубля, Александр Иваныч, можно купить в рынке сапоги, а на три — целый костюм для мальчика. Вот и обули и одели…
— Вы говорите: можно? Отлично! Только за глаза трудно покупать… Идти-то ему не в чем.
Но и это затруднение было улажено. Анисья Ивановна обещала попросить у дворника пальтецо и сапоги его сынишки. Он одного роста с Антошкой.
«Граф» горячо благодарил хозяйку. Отдавая ей два рубля, он передал ей еще полтинник, чтоб покончить маленькие счеты.
— Да вы не торопитесь, Александр Иваныч. Мне пока деньги не нужны, а у вас большие расходы.
— Пожалуйста, — настоял «граф». — У меня есть в виду значительная получка, Анисья Ивановна. Непременно двадцать рублей должны прислать! — прибавил «граф». — Куда ж вы? Сейчас Антошка самовар принесет… Не угодно ли с нами чаю напиться?
Анисья Ивановна сперва отнекивалась, но кончила тем, что согласилась выпить «чашечку» и пошла за стаканами и чашкой.
Скоро на маленьком столе шумел самовар. Около стояли варенье, пастила и калачи. От ветчины все отказались.
Антошка угощался на славу и только удивлялся, что «граф» ничего не ест, а пьет пустой чай и попыхивает папироской. Анисья Ивановна молча, прикусывая вареньем, выпила чашку и скоро поднялась, объяснив, что у нее дело…
— А мерку я завтра с тебя сниму, Антошка! — проговорила она, уходя.
