Тим Туманный - Сумрачный рай самураев
- Мне кажется, не будет Апокалипсиса. Красота напряжется, потужится, поежится, да и спасет сей скорбный мир... А вы как считаете?
- Я считаю всегда по-разному. В зависимости от умонастроения. Иногда, что пустота спасет мир, иногда - что природа не терпит красоты... В Европе же многие верят, что только колбаса спасет мир...
Все-таки, насколько прочными могут быть приобретенные рефлексы. Всего только два раза взглянул Голицын в зеркало заднего вида, но этого оказалось достаточно.
- Вы меня извините, Алиса, - сказал он, - может быть, это не мое дело, но за нами следует "хвост". Или это ваши люди?
- Да, я вижу, - кивнула Алиса, - рыжий "Фольксваген-жук". Нет, это не наши люди.
Казалось бы, для мощного "блейзера" оторваться от этой букашки навозной - не проблема. Но, кто знает, быть может под непрезентабельным корпусом прятался какой-нибудь навороченный, форсированный двигатель? Если так, то этот апельсинчик на колесиках, юркий и шустрый, становился просто идеальным средством передвижения по узким средневековым улочкам культурно-исторического центра Праги.
Между тем впереди возле светофора сгущался транспортный тромб. Не дожидаясь пока он рассосется, Алиса вывернула руль вправо, выехала на тротуар и дала полный газ.
Тупою, бульдожьей челюстью "блейзер" легко, как пенопластовые, разметал пустующие столики, плетеные стулья и зонты уличного кафе, выплюнул, не прожевав, так сказать, и через минуту уже летел в сторону Новой Праги, где у него были все мыслимые и немыслимые преимущества в гонке с любым соперником.
Голицын оглянулся и в заливаемом начавшимся дождем заднем окне смутно разглядел преследователей. "Жук" не отставал, вцепился как клещ в хвост жучке.
- Кажется, настало время отстреливаться? - спросил он, шутовски подмигнув Алисе. - Вы просто обязаны дать мне парабеллум.
- Ну, коли уж вы так любезны... - сказала Алиса, принимая игру, возьмите в бардачке.
Голицын щелкнул кнопкой, и понял, что никакая это не игра. В бардачке на стопке дорожных карт лежал пистолет столь грозных очертаний, что сердце Голицына невольно облилось ледяной газировкой.
Голицын не являлся фанатом стрелкового оружия. Напротив, при случае он всегда с некоторой гордостью цитировал незабвенного Семен Семеныча Горбункова: "С войны не держал в руках боевого оружия", не уточняя, впрочем, какой именно войны. Но так уж получилось, что с этой системой он был знаком достаточно хорошо. Пистолетный комплекс "Гюрза", весьма убедительная штучка длиной почти 20 см в пластиковом корпусе, с патроном СП-10. Бронебойная пуля с оголенным стальным сердечником на расстоянии 100 метров прошивала, как фанеру, бронежилет III класса защиты, а на 70-ти метрах дырявила головку блока цилиндров автомобиля. Вес - кило двести со снаряженной обоймой с восемнадцатью патронами. Два предохранителя: один на рукоятке, другой - на спусковом крючке, выключались автоматически. Эту прелесть левши ковали для спецназа ГРУ. В принципе, из этого пистолета можно было стрелять даже по ракетам, так что круче была бы разве что базука.
Отступать было некуда. "Взялся - стреляй"!
Голицын обмотал ремень безопасности вокруг кисти правой руки, опустил боковое стекло, взял пистолет в левую руку и обратился к Алисе:
- Если не затруднит, дайте чуть влево.
Алиса крутанула руль влево, и Голицын тотчас нырнул в открытое окно "блейзера", завис параллельно земле и выстрелил. Есть свой Бог у пьяных, влюбленных и уходящих от погони. И этот бог помог: пуля с первого выстрела пробила правый передний скат "Жука", его повело, занесло, закрутило волчком, и с большой торжественностью, под оглушительные аплодисменты бьющегося стекла он въехал в сверкающую психоделлическим неоном витрину ночного маркета.
Рывком Голицын вернулся на место, лихо дунул в дуло и глянул на Алису победно.
- Мерси, очень любезно с вашей стороны, - проговорила она так, словно, благодарила официанта за поднесенную к сигарете зажигалку.
Тут только он начал соображать... Это сколько же лет он себе нарисовал этой пальбой из огнестрельного оружия в чужой стране, где само слово "русский", даже без прибавления эпитета "новый", у многих до сих пор вызывает сердечные спазмы судорожной ненависти...
- Вы не будете звонить шефу? - спросил он, помолчав.
Алиса покачала головой.
- Я не пользуюсь мобильной связью. В нашей работе - это дурной тон. Слишком вызывающе.
Голицын глянул на жгущий руку пистолет, машинально сунул его в карман смокинга и поинтересовался:
- И что же теперь?
- Отель отменяется. Едем ко мне.
- Это куда же?
- За город. Прелестное местечко... для ностальгирующих абстинентов. Крематорий "Дым отечества".
Голицын хмыкнул и проговорил с мягкой укоризной:
- Алиса, я не всегда улавливаю, о чем вы... Какие-то тонкие аллюзии на толстые коллизии...
- О, пустяки, это наши дела. Не обращайте внимания. Простите, если я позволила себе...
Невозможно чувствовать себя большим мерзавцем, чем в ситуации, когда прелестная женщина просит у тебя прощения. Размышляя над этим парадоксом, Голицын так увлекся, что не заметил, как выскочили за город, как въехали в громадный неосвещенный парк.
- Приехали, - сказала Алиса, заглушив двигатель. - Вещи можно оставить здесь. Не пропадут.
В облачной пленке прорезалась щель, и в нее закатилась луна. По шахматным теням Алиса и Голицын шли к парковому павильону, построенному в стиле французского классицизма. Почти квадратное здание на широкой каменной трассе, по фасаду украшенное портиком с четырьмя колоннами в духе дорического ордера, было неосвещено и безмолвно.
Адреналин, смешанный с алкоголем, раскачивал жилы, туманил сердце, вследствие чего Голицын шел, слегка покачиваясь и чему-то улыбаясь с выражением ничем не обоснованного счастья в глазах... Хотя, собственно, почему не обоснованного? Отстрелялся удачно, отработал свои комиссионные серебреники по полной программе... Молодца, Каштанка, что и говорить...
В громадной передней расфокусированный луч его взора сразу же наткнулся на высокое, в человеческий рост зеркало в тяжелой, судя по всему отлитой из серебра раме. На отливающей венецианской голубизной поверхности зеркального стекла увидел Голицын расположенные в несколько рядов, действительно нарисованные помадой алые пятиконечные звездочки.
Так и стоял он, приварившись глазами к этим символам воинской доблести и славы, пока Алиса осторожно не тронула его за плечо и не спросила:
- Что-то случилось? С вами все в порядке?
- Так вы, стало быть, не шутили? - с глуповатым, нелепо-смущенным смешком выдавил Голицын.
- Ну, что вы! Разве бы я посмела?
- А вот интересно, если бы я вдруг оказался среди неугодных? - спросил Голицын передернувшись.
Алиса пожала плечами, как-то очень беспечно и заметила:
- На ваш счет никаких распоряжений не поступало.
- А если бы они поступили?
- Киллеры не живут в сослагательном наклонении.
По широкой каменной лестнице, устланной толстенным, совершенно заглушающим шаги ковром, поднялись на второй этаж. Алиса толкнула высокую, с богатой позолотой дверь, щелкнула выключателем, и под расписным сводчатым потолком радужно вспыхнула люстра, роскошная, как шапка Мономаха. Голицын с любопытством огляделся.
Невероятных размеров зал был уставлен резной мебелью красного дерева, со всякими аллегорическими масками, цветочными гирляндами и золочеными финтифлюшками. В самом центре зала царил овальный стол площадью с теннисный корт на чудовищных, когтистых львиных лапах. По периметру стол окружали стулья с высокими спинками, обтянутые лазурным бархатом, украшенные шелковыми кистями...
- Витиевато киллеры живут, - пробормотал Голицын. - Впечатляет...
- С вашего позволения, я вас покину, - сказала Алиса, - переоденусь. Если холодно, можно разжечь камин. Умеете обращаться?
- Когда-то жил в Англии, - с достоинством ответил Голицын и тут же пожалел, что лишнего сболтнул. Положительно, эта демонически динамичная особа скоро заставит его потерять остатки самоконтроля, а он еще и рад будет, будет с плачем предлагать последнее, вплоть до исподнего...
Голицын сидел на корточках возле камина, рассеянно ворочая кочергой в его чернеющей пасти. Ему подумалось, что со стороны это должно выглядеть забавным: словно бы некий дантист-камикадзе ковыряется в дупле у огнедышащего дракона...
Огонь разгорался, подрагивал оранжево-сине-желтыми крыльями, и Голицын легко подпал под его сомнамбулическое влияние, глядел завороженно-нежно, как зомбируемый бандерлог на хула-хуп удава Каа... И уже поток сознания, имеющий свойства течь одновременно во все возможные стороны, начал захлестывать Голицына кольцами и душить не по-детски.
Десять лет в постсоветской России. Десять лет, которые потрясли мир и вытрясли из него душу... Но Голицыну удалось выработать свою систему ценностей, в которой ценность системы равнялась нулю. Сила толпы - в единстве, а сила личности - в одиночестве. Поскольку у сердца есть границы, они всегда должны быть на замке, в отличие, например от ширинки - это другое, святое дело... Трахай хоть королеву, хоть ее кухарку, только не называй это "связью". От связи до привязи - пара движений пальцами.
