Алексей Мусатов - Стожары
Маша не сводила с него глаз.
Вот Коншак - это мальчишка! Всегда он придумает такое, от чего дух захватывает.
Недаром стожаровские мальчишки, особенно с Большого конца, считают Саньку первым смельчаком и без спора признают его своим коноводом,
Сделав последний прыжок, Санька выскочил на противоположный берег реки. Сорвал с головы пилотку, покрутил ею в воздухе и что-то закричал; шум ледохода заглушал его голос.
Тогда Санька показал рукой в сторону - мол, все идите к мосту, там встретимся.
Мальчишки переглянулись. К лицу ли им отставать от своего коновода?! Вооружившись шестами, они подошли к воде.
Первым прыгнул на льдину большеголовый, приземистый Степа Карасев, которого за его широкие плечи и маленький рост звали Степа Так-на-Так.
- Главное - быстрота и натиск! - напутствовал его Девяткин.
За Степой перебежал реку рыженький Ваня Строкин.
Дошла очередь до Девяткина. Он довольно смело прыгнул на льдину, но потом оступился, зачерпнул сапогом воду и вернулся обратно на берег:
- Еще утонешь! Жуткое дело!
- "Мы с Коншаком"! - с презрением сказала Маша. - А еще друзья-приятели по гроб жизни.
- Ну что ж по гроб жизни! Приятель в омут полезет, и я за ним? Спасибочки!
Неожиданно Маша выхватила у Петьки из рук шест и прыгнула на льдину.
- Умалишенка! - закричал Петька. - Утонешь!
Но Маша только помахала ему рукой.
Сначала все шло хорошо. Девочка легко перепрыгивала с льдины на льдину и вскоре была уже далеко от берега. Но тут произошло неожиданное: льдины раздвинулись, как тяжелые створки ворот, посредине реки образовалось широкое разводье, и маленькую льдину, на которой стояла Маша, стремительным течением понесло к мосту, к деревянным быкам, где лед дробился на мелкие куски, где все кипело и пенилось, как в котле.
Санька закричал, чтобы девочка сильнее гребла шестом. Маша старалась изо всех сил. Неожиданно она поскользнулась и уронила в воду шест. Река, точно поняв, что девочка лишилась последней защиты, еще быстрее понесла льдину к мосту.
Санька с приятелями не знал что делать. Он метался по берегу, размахивая руками, потом кинулся в сторону от берега, к сараю, около которого лежала вверх дном тяжелая черная лодка.
На помощь подоспели Степа Так-на-Так и Ваня Строкин. Втроем они перевернули лодку и поволокли ее к берегу.
- Ребята, она ж худая! - с отчаянием закричал Степа, показывая на пробоину в днище.
Санька оставил лодку и побежал к реке. С противоположного берега до него донесся истошный тонкий голос Девяткина:
- Тонет! Караул!.. Спасайте!..
Глава 6. МАЛЬЧИК В УШАНКЕ
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не паренек в короткой куртке серого шинельного сукна, в тяжелых не по ногам кирзовых сапогах и солдатской шапке-ушанке. Он сбежал с пригорка и довольно нелюбезно встряхнул Девяткина за плечи:
- Чего надрываешься?
- Девчонка наша... На льдине... Жуткое дело!.. К мосту несет, забормотал Петька. - Совсем глупая девчонка...
- Вижу, - хмуро перебил паренек в ушанке и, распахнув куртку, сдернул с себя поясной ремень, словно тут же на берегу решил высечь Петьку; потом сбросил с плеч вещевой мешок и с треском оторвал от него лямки. Ремень есть?
- Ремень?! - не понял Петька.
- Ну, поясной там, брючный... Или веревка. Все давай.
Мальчик в ушанке сунул руки Петьке под пиджак, нащупал на животе ремень, снял его, потом так же бесцеремонно оторвал от школьной сумки шнурок и все это - ремни, лямку, шнурок - связал друг с другом.
Затем прыгнул на зыбкий движущийся лед и начал пробираться к Маше. Остановился у самого края разводья и, размахнувшись, с силой бросил девочке конец ремня.
Маша не сразу поняла, что ей нужно делать. Ремень просвистел над головой и шлепнулся в воду. Мальчишка быстро подтянул к себе самодельную спасательную веревку, свернул ее в кольцо, сердито крикнул: "Лови, девочка!", и вновь кольцо развернулось в воздухе. Теперь оцепенение Маши прошло. Она поймала конец ремня, уперлась ногами в льдину, и паренек в ушанке начал осторожно подтягивать ее вместе с льдиной к себе.
Разводье становилось все уже и наконец совсем закрылось. Паренек схватил Машу за руку и повел к берегу, выбирая льдины покрупнее, чтобы они могли выдержать двоих. Порой течение вновь разводило льдины в стороны.
- Ничего, девочка, ничего, - говорил мальчик в ушанке и пережидал, пока разводье не закрывалось.
Так они добрались до берега.
Почувствовав под ногами твердую почву, Маша отвернулась от реки и закрыла лицо руками. Потом поглядела на своего неожиданного спасителя.
Тот стоял в стороне и сосредоточенно развязывал узлы на лямках.
- Мальчик, а мальчик! - тихо позвала Маша.
Паренек в ушанке оглянулся.
Маша виновато улыбнулась и, не зная, как выразить свою благодарность, вдруг подбежала к пареньку и взяла у него из рук мокрые лямки.
- Давай я развяжу! - И, вцепившись зубами, принялась развязывать туго затянувшиеся узлы.
От моста мчались школьники: Санька с приятелями, Алеша Семушкин, Зина Колесова.
Встревоженные, тяжело дыша, они окружили Машу.
- Ты... ты зачем это через лед?.. - заикаясь, закричал на девочку Санька.
- Я бы пробежала, - растерянно заморгала Маша, - а тут вода кругом... голова закружилась.
- Всегда с тобой беды наживешь! - петухом наскочил на Машу Девяткин и ударил себя в грудь кулаком. - Еще и утонуть могла. А мы отвечай! Как в прошлое лето, когда у тебя в Черном омуте ноги свело.
- Кто бы говорил! - фыркнула Маша. - Это у тебя ноги свело.
- Видали! - разошелся Девяткин, обращаясь к мальчишкам. - Еще и спорит. Нет, довольно! Заказать ей за нами увязываться! На всю жизнь. Пусть ходит со своими девчонками.
- Веселый разговор, - негромко произнес паренек в ушанке. - У вас что же, так заведено?
Санька, словно от толчка, обернулся назад. Паренек сидел на бурой проталине и переобувался.
Был он невелик ростом, худощав, смугл, глаза его чуть косили, и в них бегали озорные искорки.
- Как - заведено? - настороженно переспросил Санька.
Паренек ответил не сразу. Он выжал воду из мокрой портянки, ловко, без единой складочки запеленал в нее ногу и сунул ее в широкий зев кирзового сапога.
- А так... Девочка чуть не утонула, а они... на бережку стоят, наблюдают.
- Кто... на бережку?
- Виноват, на мостике.
- Говори, да не заговаривайся! - Санька не заметил, как сделал шаг к незнакомцу, и неожиданно, без всякой связи, но довольно сурово, как ему показалось, спросил: - Ты чей? Куда идешь?
Паренек в ушанке вскочил на ноги, притопнул сапогами:
- Патруль? Проверка документов? Прикажете доложиться?
- И проверю... очень свободно. Много тут ходит всяких...
Но паренек будто не расслышал этих слов. Он смотрел на Машу. Девочка, стоя на одной ноге, сняла с другой сапог и, прыгая, выливала из него воду. Нога была красная, зазябшая.
Паренек подбежал к Петьке, выхватил у него из рук свой вещевой мешок, достал сухие портянки и протянул девочке:
- Переобувайся: простудишься!
Санька чуть не поперхнулся от досады. Мало того, что неизвестно откуда взявшийся паренек выставил его чуть ли не трусишкой, - он же первый предложил Маше переобуться.
Но Маша портянки не взяла.
- Я домой побегу... - И она обернулась к пареньку в ушанке: - Пойдем к нам! Отогреешься. Тебе еще далеко идти?
- В Стожары мне, в колхоз имени Пушкина.
- В Стожары? - воскликнула девочка. - К нам, значит. Мы все тут стожаровские. Вот она, за рекой, деревня наша. А ты к кому?
- Дед Векшин - у вас есть такой?.. Захар Митрич.
- А ты... ты к деду идешь?
- К нему.
Маша отступила шаг назад, обошла паренька кругом:
- Тебя Федей зовут? Да? Федя Черкашин?
Паренек, недоумевая, кивнул головой.
- Ребята! - закричала Маша. - К Векшину внук приехал! Федя Черкашин! - и, схватив мальчика в ушанке за руку, потянула за собой: - Пойдем, я тебя провожу.
Глава 7. ТЕРЕМ-ТЕРЕМОК
Изба Захара Векшина стояла на краю деревни. Чудом сохранившаяся при немцах, просторная, грузно осевшая в землю, она наклонилась вперед, словно хотела выбежать поближе к большой дороге, чтобы сказать каждому, кто заходил в Стожары: "Добро пожаловать! Заходи, места хватит".
И люди охотно сворачивали к Захаровой хате. Возчики и шоферы, перевозившие грузы на станцию, часто останавливались в ней на ночевку. Готовили ужин, пили чай и, застелив пол свежей соломой, устраивались спать. По утрам около "государственной хаты", как звали в деревне избу Векшина, рычали моторы, ржали кони, звенели ведра.
Денег за постой старик ни от кого не брал, кровно оскорблялся, когда ему совали в руки смятые бумажки, и сердито кричал на возчиков или шоферов: "Что везешь? Хлеб, картошку? Фронтовой груз, значит, солдатское довольствие. Так и вези поскорее, нечего тут прохлаждаться, чаи распивать!"
Но поужинать с заезжими людьми старик не отказывался и, кроме того, частенько после их отъезда находил в столе оставленную банку консервов, круг колбасы, буханку хлеба.
