Михаил Белиловский - Поведай сыну своему
- Стой! Ты слышишь? Собака лает. Сестричка, дорогая, крепись!
Бушующий ветер донес до их слуха далекий, еле различимый, слабый собачий лай.
- Рядом деревня. Пошли! Быстрее!
С большим трудом они прошли по глубокому снегу некоторое расстояние и наткнулись на проволочное заграждение. Лай собак раздавался все более отчетливо. Что это за ограждение? Не охранная ли зона?
- Голда, другого выхода нет. Нужно искать любое жилище, иначе замерзнем. Я разведу проволоку, а ты полезай.
Сестра крепко ухватилась двумя руками за Менделя и с трудом занесла ногу на другую сторону ограды.
"Боже! - промелькнуло в голове у брата. - Не подставляешь ли ты ее первую под пулю? Но как быть иначе!?"
Вслед за Голдой Мендл сам проник через ограду. Молча постояли - ни предупреждений, ни выстрелов. Слава Богу! Прошли небольшое расстояние и увидели сквозь снежную завесу слабое очертание дома, потом другого. В первый из них они и постучали. Выбирать уже не было никаких сил. Ребята стряхнули с себя снег.
Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина средних лет.
- Чего вам? - почти по слогам, медленно, чеканя каждую букву, сказала она.
Стуча от холода зубами, Мендл попросил:
- Пустите, пожалуйста, обогреться! Замерзаем.
Чуть помедлив, хозяйка жестом руки пригласила их в дом. Когда они вошли, Мендл окинул взором комнату и остановился, как вкопанный. На стене висела винтовка, боевая винтовка. Но отступать было некуда.
Хозяйка разглядела их обоих, потом выдавила одно лишь слово.
- Проходите!
Взгляд ее задержался на сгорбленной, дрожащей от холода фигуре Голды.
- Спасибо. Мы немного обогреемся и пойдем.
- Погрейтесь, - сказала безразличным тоном хозяйка, взяла ведро у печки и вышла из хаты.
Висевшая на стенке винтовка не давала покоя. Заметила ли это Голда? Видимо, нет. Она не в состоянии была даже сделать несколько шагов к столу. Мендл отвел ее за руку в глубь комнаты и посадил на лавку.
Мендл стал раздевать сестру. Снял с нее шарф, платок, расстегнул ремень и пуговицы на пальто. Потом стащил варежки и принялся растирать ее руки. А когда снял валенки и шерстяные носки, он ужаснулся. Пальцы ног были натерты до крови. Как она передвигалась? Какие нужно было претерпеть муки, чтобы преодолеть такую адскую боль?
Мендл оторвал от своего грязного платка более или менее чистую полоску и завязал кровоточащие пальцы на ноге сестры. Потом поправил ее взлохмаченную голову, потер щеки.
- Опомнись! Возьми себя в руки. До вечера осталось немного времени. Попробуем уговорить хозяйку оставить нас на ночлег.
- Да, да, конечно, - проговорила она тихим голосом, утвердительно помотав головой.
Несмотря на то, что хозяйка им этого не предложила, Мендл стал раздеваться сам. Окинул своим взором хату.
Стол, накрытый старой, потертой клеенкой. Рядом широкая деревянная лавка, на которой они расположились. В углу - икона. На стене - множество фотографий. На другой стороне комнаты - железная кровать, накрытая коричневым покрывалом и подушками в два этажа. В другом углу - русская печь с плитой. Похоже, детей у хозяев не было.
Неплохо было бы рассмотреть фотографии на стене. Это может кое-что прояснить, но рисковать не стоило. Хозяева могли прийти в любое время.
Мендл достал из своего мешка пару замерших вареных картофелин, холодных, как лед, и сунул одну из них Голде в руки.
- Ешь.
- Спасибо, - ответила она машинально.
Их одних оставили в хате, не побоявшись, что гости могут воспользоваться винтовкой, которая висела на стене. Мендл пришел к выводу, что она не заряжена.
Он осторожно привстал и разглядел на прикладе полированную металлическую табличку с какой-то надписью. Это его успокоило.
Заскрипела в сенях наружная дверь, раздались тяжелые мужские шаги. Пришедший громко топая, стал стряхивать снег.
- Пришел обедать, - донесся зычный мужской голос за дверью.
Очевидно, жена что-то делала в сенях, и эти слова были обращены к ней.
- Чего стоишь!? Иди корми мужа!
- Там пришли... - с трудом выговорила жена.
- Кого там нелегкая принесла? Может, наконец, скажешь?
Не дожидаясь ответа, в хату вошел мужчина лет сорока, широкоплечий, со скуластым обветренным лицом и с... автоматом за плечами. Остановился на пороге и направил в сторону непрошеных гостей жесткий, испытующий взгляд.
Сердце с ходу забило тревогу.
"Все-таки мы влипли! Надо же, черт побери, попасть в дом к полицаю!" с ужасом подумал Мендл и, чтобы не выдать испуг, собрался весь и смотрел на пришедшего внешне совершенно спокойно. Тянуло посмотреть в сторону Голды и подбодрить ее хотя бы взглядом.
- А ну-ка, сказывайте, - прогремел хозяин, снимая ушанку, - откуда и кто вы есть?
- Да вот, замерзли в дороге и попросились обогреться, если не возражаете.
Наступила короткая пауза, после которой хозяин повесил на гвоздь свой автомат, с шумом снял с себя дубленку и неожиданно громко закричал:
- Эй, Кылына, иди сюда! У, чертова баба!
Вошла хозяйка и робко остановилась на пороге.
- Чего ж не пригласила гостей к столу!? Подавай быстрее закуску, - и к ребятам: - Пообедаем вместе. Иду домой и думаю, с кем бы это раздавить флягу самогона? Вот, досталась!
С этими словами он вытащил из кармана большую бутыль и решительно поставил ее на стол.
- А тут мне сам Бог послал собутыльника! У, окаянная! Чего стоишь!? Пошевеливайся! Мы ждем! - и добавил: - Вы не обращайте на нее внимания. Только месяц назад лежала в лежку парализованная. Потихоньку выздоравливает. Начала говорить, но понять ее трудно. Много слов забыла, больше молчит. Морока у меня с ней.
Мендл выбрал момент, когда хозяин стягивал с себя валенки, глянул на сестру. Ни жива, ни мертва - съежилась, втянула голову в плечи, в глазах готовность к самому худшему. Мендл незаметным движением кивнул в сторону сестры, пытаясь ее подбодрить.
- Что не побоялись зайти в хату к полицаю, - за это хвалю. А то даже односельчане, черт их побери, обходят стороной. Боятся, гады! А я что? Я за порядок. Распусти это быдло, так все пойдет к чертовой матери. Я на службе. Делаю то, что велит мне мое начальство, - и тут же перевел разговор: - Так как же вы отважились прийти сюда, к полицаю домой, а?
- А что тут страшного? - сказал Мендл подчеркнуто громко. - Но если по правде, так мы и не знали, что здесь живет полицай.
- За правду хвалю! Ну что? Сели за стол. Потолкуем. Кылына! Вот непутевая баба! Подавай на стол! Что там у тебя есть? Нам закуска нужна. Не пойду я сегодня больше на работу. Катись она к ... матери! Обойдутся! Меня Игнатом зовут, а вас?
- Юра, Тамара.
- Брат, сестра, что ли? Или муж, жена?
Кылына молча расставила на столе посуду. Потом подала сало, кровянку, огурцы и вышла из комнаты. Игнат одним движением разлил по стаканам самогон.
- Поехали! - прогремел он, подняв вверх заполненный до края граненый стакан.
"Не захмелеть бы, - подумал Мендл. - А то, чего доброго, наболтаешь лишнего".
Голду он частично оградил - сказал, что у нее шалит печень, и добавил:
- Но пусть немного выпьет, согреется, а то еще простудится. Дорога предстоит еще длинная.
- Давай, хлопец, за мужскую дружбу! Мужику поверить еще могу, а бабе никогда!
Игнат потянулся вперед и протянул через стол руку со стаканом. Запрокинув голову назад, он выставил вперед свое краснощекое с коротким носом лицо.
Мендл посмотрел Игнату в глаза. Где-то он уже видел такой взгляд примитивный, нахально-самоуверенный. Игнат одним махом опрокинул стакан, схватил со стола кусок хлеба и, кряхтя и отдуваясь, стал нюхать его. Глаза налились кровью, сузились, изо рта вылился остаток непроглоченного самогона и полился по бороде. Рукавом вытер подбородок и принялся с шумом закусывать.
Мендл продолжал держать стакан в руке и смотреть на Голду.
- Э, так дело не пойдет! - рявкнул Игнат.
- Тамара, давай! Тебе нужно согреться, - сказал брат.
Голда выпила, скривилась, вздрогнула - уж больно вонючий самогон из свеклы. Вслед за этим Мендл незаметно набрал полные легкие воздуха и выпил все до дна. Огнем обожгло все внутренности.
- Так-то вот! - примирительно заметил Игнат.
Минуты не прошло, как хозяин захмелел, зрачки забегали из угла в угол.
О чем пойдет речь дальше? Игнат, конечно, будет допытываться, кто они и откуда. Нужно быть готовым к любой игре.
Неуверенным движением Игнат вытащил из кармана мешочек с махоркой и газетную бумагу. Дрожащими руками стал сворачивать самокрутку. Долго возился с зажигалкой и, наконец, закурил.
Пока Игнат молчал, Мендл решил перехватить инициативу:
- Дядя Игнат, вы не скажете, сколько километров до города Грязи?
Мендл извлекал из памяти заученные по карте еще в Ружине населенные пункты у Воронежа.
Игнат внимательно посмотрел на Менделя, потом на Голду, потом опять на Менделя. Вопрос подействовал на него отрезвляюще. Он задумался, глубоко затянулся, выпустил дым изо рта и громко спросил:
