Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 2
На дворъ въѣзжала тройка подъ почтовою телѣгой.
— Заворачивай, братъ, заворачивай, да сѣна спроси тутъ у дворника побольше. А я сейчасъ готовъ!
Онъ побѣжалъ въ домъ, и тутъ же вернулся со своимъ дорожнымъ чемоданомъ и кожаною подушкой.
Акулинъ не трогался съ мѣста: ему видимо хотѣлось довести свое объясненіе до конца.
Но пріятель Гундурова въ свою очередь никакъ не хотѣлъ доставить ему этого удовольствія. Онъ принялся возиться съ убивкой сѣна подъ сидѣнье, потребовалъ веревку для устройства себѣ переплета, уложилъ подушку, сунулъ чемоданъ подъ мѣсто ямщика, и когда все это было кончено живо вскочилъ въ телѣгу и, усѣвшись, огорошилъ Елпидифора слѣдующимъ нежданнымъ вопросомъ:
— Такъ такъ и прикажете сказать графу? Я къ нему въ Покровское ѣду.
— Что это «сказать»? вскрикнулъ растерянно исправникъ.
— Что вы находите очень «непріятными» порученія которыя онъ возлагаетъ на васъ?
Акулинъ, мгновенно поблѣднѣвъ, подбѣжалъ къ его телѣгѣ.
— Да что вы это, Владиміръ Петровичъ, Богъ съ вами! Да развѣ это можно говорить! перепуганнымъ шепотомъ пробормоталъ онъ.
— Почему же? засмѣялся Ашанинъ:
Съ кѣмъ подружился, вѣрнымъ другомъ будь,
Но всякому не довѣряйся въ дружбѣ!
Не ссорься, а поссорившись будь твердъ!..
— Да что это вы мнѣ говорите? Къ чему? прервалъ его съ отчаяніемъ въ голосѣ Елпидифоръ.
— А вы ужь и забыли? Да это изъ вашей же роли Полонія, — напутственная его рѣчь Лаерту. Вы еще такъ прелестны были въ этомъ мѣстѣ… Вотъ увижу Чижевскаго въ Покровскомъ, вѣроятно… припомнимъ вмѣстѣ… Прощайте, Елпидифоръ Павлычъ!..
— Но, Владиміръ Петровичъ, позвольте вамъ сказать…
— Некогда, Полоній Павлычъ, некогда, спѣшу!
И, несказанно тѣшась перепугомъ изображавшимся на всѣхъ чертахъ толстаго представителя благочинія, красавецъ съ громкимъ смѣхомъ выѣхалъ за ворота.
Къ обѣду, то-есть часу въ пятомъ въ началѣ, онъ былъ въ городѣ знакомомъ уже нашему читателю, черезъ который лежала ему прямая дорога въ Сицкое, гдѣ онъ разчитываль застать еще Вальковскаго («не уѣдетъ же онъ отъ хорошаго обѣда», говорилъ себѣ Ашанинъ), и переговоривъ съ княжной Линой, уѣхать къ вечеру съ «фанатикомъ» на Гундуровскихъ лошадяхъ въ Сашино.
Но едва успѣлъ онъ подъѣхать ко крыльцу станціи, какъ со скамьи у этого крыльца поднялся съ поклономъ по его адресу степеннаго вида мущина въ лѣтнемъ армякѣ и поярковой шляпѣ, въ которомъ онъ узналъ хорошо ему знакомаго кучера Гундурова.
— Ты какъ здѣсь, Павелъ? вскрикнулъ онъ изумившись, выскакивая изъ телѣги.
— Съ лошадьми, отвѣчалъ пѣвучимъ и какъ бы недовольнымъ тономъ тотъ.
— Съ какими лошадьми?
— Да съ молодыми, съ нашими… Господина Вальковскаго привезъ, примолвилъ онъ уже видимо хмурясь.
— Онъ здѣсь?
— Нѣтути… Уѣхали! Почтовыхъ взяли.
— Куда?
— А тутъ верстъ за двадцать, Шатилово село есть…
— Ничего не понимаю! вскрикнулъ еще разъ Ашанинъ;- откуда вы сюда пріѣхали!
— А мы, значитъ, перво-наперво въ княжое, въ Сицкое выѣхали…
— Ну?..
— А оттелева — и съ полчаса тамъ не пробыли — выскочили они опять, сѣли, велѣли сюда въ городъ гнать… во всю, тоись, мочь, не жалѣючи… Лошади, сами знаете, молодыя, по пятому году, долголь испортить? Не годится такъ дѣлать господину! Я имъ, хоша и гнѣваться, знамо, стали на меня за это, не хорошо, говорю, баринъ, не ваши лошади, а я въ отвѣтѣ завсегда должонъ быть, потому господа мои уѣхали, а я завсегда тутъ… Такъ и не согласенъ я сталъ съ ними дальше ѣхать, въ село въ это самое, потому зарѣзать лошадей надо…
— Да зачѣмъ ему въ это село? нетерпѣливо прервалъ красавецъ резонера возницу.
— За дохтуромъ, стало-быть, поскакали, потому онъ туда, слышно, съ вечера еще уѣхалъ…
— За докторомъ? повторилъ Ашанинъ. У него похолодѣли руки. Онъ какъ-то разомъ, чутьемъ угадалъ что докторъ понадобился для Лины, и что въ этомъ виноватъ «фанатикъ», а болѣе всего онъ самъ, отправившій въ Сицкое этого «волка безобразнаго».
— Это тамъ въ княжемъ… заболѣлъ кто-нибудь? проговорилъ онъ невѣрнымъ, словно соскакивавшимъ съ мѣста языкомъ, и не рѣшаясь поднять глазъ.
Павелъ принялъ тотъ дипломатическій видъ на который были такъ падки пожилые дворовые старыхъ временъ.
— Я опять вамъ, баринъ, про этотъ самый предметъ въ точности объяснить не могу, потому, сами знаете, наше дѣло — на козлахъ сиди, да вожжами орудуй… А только такъ понять что барышня… княжна тоись тамошная, договорилъ онъ уже шепотомъ.
— И доктора нѣтъ… Онъ поѣхалъ за нимъ? растерянно спрашивалъ Ашанинъ, проклиная мысленно и себя, и Вальковскаго, и замирая отъ тревоги.
По площади, на углу которой стояла станція, шелъ въ это время сѣдой, но бодро выступавшій старичокъ въ форменной съ синимъ бархатнымъ околышемъ фуражкѣ и съ суковатою палкой въ рукѣ. Онъ направлялся къ сосѣдней улицѣ, но проходя мимо станціи поднялъ глаза и, замѣтивъ разговаривавшихъ, остановился вдругъ, приподнялъ свободную руку къ глазамъ отъ солнца чтобы лучше разсмотрѣть ихъ, и пошелъ прямо на Ашанина.
— Извините меня, имѣлъ несчастіе позабыть фамилію вашу, вы изволили участвовать въ представленіи Гамлета на домашнемъ спектаклѣ у княгини Шастуновой… и даже именно исполняли роль Гораціо?
— Такъ точно, молвилъ тотъ въ недоумѣніи.
— Тутъ сейчасъ былъ одинъ изъ вашихъ товарищей по спектаклю…
— Вальковскій? Ради Бога, скажите, не видѣли ли вы его?
— Я потому именно осмѣлился подойти къ вамъ не имѣя чести быть вамъ знакомымъ, заговорилъ торопливо старичокъ:- товарищъ вашъ заѣзжалъ ко мнѣ, такъ какъ мы имѣли случай встрѣчаться съ нимъ въ пору его кратковременнаго пребыванія въ нашемъ городѣ, заѣзжалъ справляться насчетъ доктора Ферапонтова…
— Княжна заболѣла! не далъ ему договорить Ашанинъ.
Старичокъ поднялъ глаза къ небу.
— Вамъ это, быть-можетъ, покажется удивительнымъ и, такъ сказать, даже невѣроятнымъ, только повѣрьте что я, совершенно незнакомый въ вашемъ обществѣ индивидуй, пораженъ былъ этою вѣстью такъ что съ той минуты просто, что говорится, мѣста себѣ не нахожу… Я имѣлъ счастіе видѣть княжну въ роли Офеліи и послѣ того обмѣняться съ нею нѣсколькими словами…
— Вы господинъ Юшковъ, смотритель здѣшняго училища? вскликнулъ красавецъ, — мнѣ о васъ недавно говорила княжна, она васъ помнитъ, интересуется вами…
— Небесное созданіе эта дѣвушка! перебилъ его въ свою очередь Юшковъ;- отъ того такъ и страшно за нее, физическая оболочка-то у этихъ созданій очень не надежна всегда бываетъ…
— Да что случилось съ нею? разкажите мнѣ ради Бога!
— Ничего обстоятельнаго отъ вашего товарища добиться я не могъ; самъ онъ очень былъ разстроенъ и напуганъ. Прибѣжалъ онъ ко мнѣ спросить куда уѣхалъ Ферапонтовъ, такъ какъ у того на квартирѣ ни до какого отвѣта добиться онъ не могъ, а только указали на меня, потому что докторъ у меня, дѣйствительно, засидѣвшись вчера вечеромъ поздно, остался ночевать, а утромъ за нимъ прислали изъ Шатилова лошадей къ больному ѣхать. Я это господину Вальковскому такъ и передалъ, а онъ успѣлъ мнѣ только сообщить что Офелія наша безподобная вдругъ, посреди разговора, лишилась чувствъ, и въ теченіе того времени пока былъ тамъ вашъ товарищъ никакими средствами въ сознаніе приведена быть не могла. Матушка ея и всѣ домашніе потеряли голову, суетня пошла, стонъ по всему дому, а пользы никакой… Наконецъ надоумило ужь кого-то за докторомъ послать. Онъ и поскакалъ, и вотъ когда-то еще найдетъ…
— Вѣдь пожалуй до ночи не успѣетъ привезти… И никого другаго здѣсь нѣтъ? спрашивалъ съ отчаяніемъ Ашанинъ.
— Одинъ врачъ на весь городъ! молвилъ пожимая плечами смотритель. — Не знаю, догадались ли они, примолвилъ онъ въ раздумьи, — руки и ноги ей въ теплую воду поставить? Такой продолжительный обморокъ очевидно анемію сердца или мозга обозначаетъ… Компрессы холодной воды на сердце были бы также полезны, полагаю…
— А вы разумѣете нѣсколько по части медицины?
— Три года медицинскимъ студентомъ былъ, отвѣтилъ Юшковъ, — только запаху кадаверовъ, признаюсь, никогда переносить не могъ, такъ перешелъ на филологію.
— Послушайте, вскрикнулъ молодой человѣкъ, схватывая его за руку, — поѣдемте сейчасъ въ Сицкое! Вы можете принести ей хоть какую-нибудь помощь…
У старичка блеснули глаза.
— Сказать вамъ поистинѣ, самъ я объ этомъ думалъ что все же могу, вспомнивъ старую науку, кое-какими указаніями послужить до пріѣзда доктора… да не рѣшался. Съ барами съ этими, знаете, не ровенъ часъ, какъ это еще ими принято быть можетъ!..
— Я беру все на себя, скажу что привезъ васъ, уговорилъ… ѣдемте!.. Павелъ, обратился Ашанинъ къ молча стоявшему тутъ же и внимавшему кучеру Гундурова, — лошади у тебя отдохнули, кормлены? Можешь сейчасъ же запречь и ѣхать? А за Вальковскимъ и докторомъ сейчасъ же вышлемъ экипажъ изъ Сицкаго.
