Леонид Гаврилкин - Остаюсь с тобой
- Да мы... - Алесич хотел сказать, что им ничего от него не надо, кроме согласия на развод.
- Погодите, я скажу свои условия, потом вы свои, - прервал его на полуслове хозяин. - Почему я не хочу размениваться? Мне, конечно, город даст квартиру, но не такую, как эта. Таких теперь не строят. Зачем же надо, чтобы она досталась кому-то? Рядом с домом спортивная школа. Мне обещают место в этой школе. Потом, я не люблю переезды. Привык. Если отступитесь от квартиры - это будет благородно с вашей стороны. Взамен на ваше согласие не разменивать квартиру я предлагаю несколько вариантов. Могу компенсировать это деньгами. Могу отдать всю мебель и еще добавить некоторую сумму по взаимной договоренности. Могу отдать свои "Жигули". Понятно, что в любом случае она забирает и свою одежду. Вот мои условия...
- Да ничего нам не надо, - наконец сказал Алесич. - Нам нужно только ваше согласие на развод.
- Это вы так считаете. Мне надо знать, как она считает. Идите, ведите ее сюда, и мы вместе поставим все точки над "и".
- Если согласится, - засомневался Алесич.
- Согласится, согласится. Еще как согласится.
Алесич спустился вниз.
- Ой, что ж ты так долго? - вскочила ему навстречу Катя. - Чего я здесь только не передумала. Хотела уже милиционера звать, как раз мимо шел.
- Чего ты боишься? Меня не знаешь, что ли? - засмеялся Алесич. - У меня гипноз. Только глянул на него, и он передо мной на задних лапках: чего желаете?
- Согласился на развод?
- Конечно. Только хотел у него спросить, а он уже говорит, что согласен. Гипноз! И не только согласен. Все твои шмотки отдает. Ковры тоже. И "Жигули" в придачу. Пошли, заберешь, что тебе надо.
Пока они поднимались по лестнице, Алесич подробно передал жене свой разговор со штангистом.
- А ты? Что ты сказал?
- А что я? Я человек гордый. Я сказал, что ничего нам не надо. Только развод. И все. А что?
- Машину возьмем. Отказываться не будем. Ты же когда-то говорил, что, если бы у тебя была машина, ты только и делал бы, что катал меня. Вот и будешь катать.
Алесич вдруг забежал вперед, заглянул в лицо Кате. Он хотел сказать, чтобы она не дурила, ничего им не надо, кроме развода, но в это время дверь распахнулась и на пороге вырос штангист.
- Заходите, заходите... Поздравляю тебя, Екатерина. Желаю счастья, кучу детей, здоровеньких и умненьких!
Катя ничего не ответила.
- Твой законный не захотел выпить со мной рюмочку французского коньяка, - продолжал штангист, когда вышли в комнату. - Может, теперь по маленькой? Посидим, поговорим...
- Нет, нет, - завертела головой Катя, больше всего боясь, что Алесич согласится. - У нас нет времени.
- Пусть будет по-твоему, - с сожалением вздохнул штангист и, немного помолчав, озабоченно спросил: - Думаю, муж сказал о моих условиях. Кстати, можешь взять сервиз... Оставь мне только пару тарелок.
- И "Жигули", - сказала Катя.
- Чудесно, - обрадовался штангист. - Сделаем так. Вы упаковывайте все, что надо, а я пойду пригоню машину. - И спросил у Алесича: - Умеешь водить?
- Разберусь, - пожал тот плечами.
- Думаю, тебе не надо говорить, где что лежит, - с усмешкой глянул на Катю штангист. - Ничего не менял, ничего не переставлял. Ну, я пошел, через полчаса буду.
- Наверное, нашел себе новую бабу, - хмыкнула Катя. - Вот и обрадовался, что так легко избавился от нас. Думаю, другой причины не может быть. Знаю я его... - Она достала из шкафа простыню, приказала мужу: - Пакуй сервиз!
- Я вообще бы ничего не брал отсюда.
- Не переживай. Я не меньше его имела, когда работала в ресторане. Если подсчитать, то, может, еще и не все, что принадлежит мне, мы забрали. Поверь, он всегда был добреньким только за счет других. Знаю я его.
Пока они все выносили на улицу, к подъезду подъехал на "Жигулях" штангист. Он помог запихать узлы в багажник. Посуду поставили на заднее сиденье. И когда Алесич уже сел за руль, протянул ему небольшую бумажку:
- Доверенность на машину. Чтобы милиция не придиралась. А через день-другой передам документы. Сам переоформлю. Ну, спасибо тебе, что освободил меня от жены и машины, - засмеялся довольным смехом. Но, видно, ему захотелось сильно уесть Катю и Алесича, поэтому, заглянув в машину, пригласил: - Кстати, чуть не забыл. Буду рад, если вы приедете на мою свадьбу. Могу и сам приехать за вами, у меня будет "Волга". А что, подумайте. Народ соберется культурный. Жена - кандидат наук.
- Тебе как раз и нужен кандидат наук, чтобы научила тебя уму-разуму, уколола его и Катя. - Поехали!
Алесич не запускал мотор, ждал, когда уйдет штангист. А тот, заметив, как неуверенно садится за руль Алесич, ждал еще одной возможности посмеяться над ним.
- Ты хоть ездил когда-нибудь? - забеспокоилась Катя.
- Когда-то на полуторке на заводском дворе мусор возил, - ответил Алесич. - Но не беспокойся. Выедем с шиком.
Он завел мотор и так газанул, что машина подпрыгнула, рванувшись с места. Звякнула на заднем сиденье посуда. Катя закрыла глаза руками, сидела, не дышала. Едва выехали со двора, машина так же резко остановилась, как и тронулась с места.
- Приехали, - вздохнул Алесич и улыбнулся Кате. На его лице выступил пот. - Посиди минутку, надо пару слов сказать знакомому милиционеру. - Он вылез из-за руля и зашагал к постовому, который стоял на перекрестке улиц. Разрешите обратиться... Выручай, браток. Жена развелась с мужем, он так обрадовался, что в придачу к жене дал еще и свои "Жигули". А я за рулем ни бум-бум. Может, какого-нибудь водителя попросил бы, пусть подкинет нас с женой в Зуев. Рассчитаюсь, как положено.
Милиционер посмотрел на часы, спросил:
- Можете подождать?.. Отлично. Через полчаса кончаю дежурство и завезу вас. Мне как раз надо в Зуев к матери.
17
- Слушай, Валера, выступишь в моем классе? Перед учениками, их родителями? - сказала Алла Петровна, собираясь в школу. Она вчера засиделась за тетрадями, легла спать поздно, оставив их на столе, и теперь торопливо складывала тетради в портфель.
- Почему я? - заглянул из передней Скачков, держа пальто в руках.
- Если начальник выступит, легче будет договориться с его подчиненными.
- Что ты еще придумала?
- Не я придумала, жизнь.
- И какая же она у вас там, эта жизнь?
- Какой была, такой и осталась. Так же звенят звонки, так же школьники тузят друг друга на переменках. Тетрадей не уменьшилось. Проверяющие как ходили на уроки, так и ходят. Боремся за знания. Учителя начали стонать... Дети не хотят учиться. Говоришь им, говоришь, а они как глухие. Просидит такой десять лет, ничего не делая, какой из него потом работник? Есть и такие, что учат уроки без всякого интереса. А надо, чтобы ученики с нетерпением ждали каждого урока, заглядывали на следующую страницу учебника...
- Слишком многого ты хочешь.
- Может быть. Но без этого учеба утрачивает смысл. Вместо того чтобы вырастить творца, мы растим робота. Как сделать, чтобы всем детям хотелось учиться? Я много думала об этом. Ясно, что надо так строить уроки, чтобы им было интересно. У меня часто бывает чувство, будто передо мной не ученики, а стена. Как сломать эту глухоту? Как растормошить детей? Убеждена, без помощи родителей добиться этого трудно... Созывала родителей, говорила. Посидели, послушали и ушли такими, какими пришли. Я подумала, а если попробовать проводить родительские собрания вместе с учениками? И приглашать на них интересных людей?
- Ты считаешь, я интересный человек?
- Считаю, что ты самый интересный человек.
- О чем же мне говорить?
- Хе! Сколько прожил на свете и не знает, что сказать детям... Расскажешь, как учился, как тебе хотелось учиться. Тебе же хотелось учиться? Вообще какое место в твоей жизни занимает учеба. Посоветуешь ребятам что-то полезное. С высоты своего опыта. Думаю, тебе подсказывать не надо.
- Когда собрание?
- Когда скажешь...
"А что я могу посоветовать детям с высоты своего опыта?" - подумал Скачков, натягивая пальто на плечи.
Сел в машину, сказал водителю ехать в цех подземного ремонта скважин. До него дошли слухи, что в последнее время ремонтники выезжают на работу с задержкой. Будто их подводит транспортный цех. Поручил Котянку разобраться и доложить. Тот сказал, что серьезных нарушений не выявил. Захотелось самому посмотреть, как там налажена работа.
Утро выдалось туманное. С неба, как сквозь сито, сеялся мокрый снег. Вода заливала выбоины и низинки, серым веером разлеталась из-под колес, обрызгивая снег на обочине. "Дворники" нудно скребли ветровое стекло, навевая дремоту. "Что же посоветовать детям?" - думал Скачков. Старался вспомнить что-нибудь из своей жизни. Ничего поучительного не вспоминалось. Может быть, напомнить о старых, но забытых полезных истинах? Какие же истины он выверил своей жизнью, своим опытом? В голову лезло банальное, всем известное... Рассказать разве о том, как много надо знать нефтянику? Так человеку любой профессии надо знать немало. Об этом пишут все пионерские газеты. Надо сказать что-то свое, что-то такое, что знает только он один. А что? Вот если бы выступать перед товарищами по работе, он нашел бы что сказать. И говорит. Чуть не каждый день говорит. На собраниях, на планерках. О нефтепромысле, о его проблемах... Детям же этого говорить не станешь. Им нужно не производство, им нужна жизнь. Как строить ее, эту жизнь, от каких ошибок оберегаться. Где-то он, Скачков, читал, что ценность каждого человека, его личности, измеряется тем, какой опыт он может передать детям. Неужели его жизнь ничем не поучительна для детей? Неужели ему нечего оставить им в наследство? А может, рассказать о тех проблемах, которые не удалось одолеть его поколению, которые останутся на их долю? Чтобы не думали, что все сделано. Детям часто кажется, что они опоздали родиться. На деле же для каждого поколения новой тяжестью ложатся на плечи новые проблемы. Для каждого поколения дела остается не меньше, чем было его у предыдущего. Однако об этом знают все. Детей можно еще заинтересовать, а родителей? Надо сказать что-то такое, чтобы это заставило задуматься тех и других. Тем более собрание-то общее. Нет, надо ориентироваться на детей. Но и их общими истинами не возьмешь. Дети сейчас много читают, много знают. Правда, не все понимают, но ничего, поймут, когда жизнь возьмет их в оборот.
