Николай Лейкин - На заработках
— Деньги-то, умница, у тебя есть-ли, чтобъ въ избѣ уголъ нанять и пропитаться? спрашивала Анфису рябая баба.
Анфиса хотѣла что-то сказать, но только застонала.
— Какія деньги! отвѣчала за нее Фекла. — Больше недѣли уже не работаетъ. Раньше были у ней деньги, да шесть рублей въ деревню послала.
— Ну, заложиться… Есть-ли у тебя, болѣзная, чѣмъ заложиться? приставали къ Анфисѣ другія бабы, но Анфиса только стонала.
— Армякъ есть сермяжный, душегрѣя есть, да вѣдь что за армякъ-то дадутъ! сказала Фекла.
— Все равно, что-нибудь дадутъ. Ей-бы только до избы, да около печки… слышались совѣты. — Продай армякъ и найми ей уголъ, товарка. Время къ теплу теперь близится. На что ей армякъ? Армякъ самое лучшее заложить. Будетъ съ нея и душегрѣйки.
— И то развѣ армякъ продать да попытаться нанять ей уголъ въ деревнѣ? Кормить-то ужъ какъ нибудь прокормимъ, товарка вѣдь она наша, да землячка, изъ одного мѣста, отвѣчала Фекла и задумалась.
— Конечно, нанимай уголъ въ деревнѣ, подхватили другія демянскія женщины. — А насчетъ хлѣба прокормимъ. Много-ли ей надо! Да и не ѣстъ она ничего.
Кто-то подалъ совѣтъ везти Анфису въ больницу. Совѣтъ этотъ поддержали довольно многіе, но Фекла рѣшила нанять Анфисѣ покуда уголъ на деревнѣ.
Она отправилась на деревню, обошла нѣсколько избъ, но тамъ мужики и бабы, узнавъ что жилица больная; окончательно отказывались пустить ее въ избу. Фекла обѣгала всѣ избы и вездѣ получила отказъ. Печальная вернулась она къ своимъ шалашамъ и сказала товаркамъ:
— Дѣлать нечего, придется Анфисушку въ больницу везти. Нигдѣ въ избы больную не хотятъ взять. Ужъ я какъ молила — ни-ни…
Товарки грустно молчали.
Фекла наклонилась къ Анфисѣ и произнесла:
— Анфисушка, не обезсудь, а ужъ надо тебя въ больницу свезти. Живаго мѣстечка я на деревнѣ не пропустила, вездѣ обѣгала, просивши, чтобы тебя пожить пустили, — нигдѣ не пускаютъ. Прости, а ужъ надо въ больницу.
— Охъ, хоть куда хотите ведите, а только-бы въ тепломъ углу отлежаться.
Фекла и другія демянскія женщины начали собираться везти Анфису въ больницу. Онѣ попробовали ее поднять съ земли, но оказалось, что она и стоять на ногахъ не могла, а между тѣмъ до пароходной пристани, откуда на пароходѣ надо везти въ больницу, двѣ версты ходьбы. У демянскихъ женщинъ и руки опустились.
— Что тутъ дѣлать? Какъ она пойдетъ? разводила руками Фекла.
Пришли опять сосѣдніе пильщики и пильщицы и стали совѣтываться что тутъ дѣлать. Одни говорили, что надо нанять на деревнѣ телегу, другіе предлагали нести на рукахъ.
— Дѣло! Понесемъ на рукахъ… Порадѣемъ для товарки. Телѣгу надо нанимать на деревнѣ, а мы порадѣемъ даромъ. Мы вотъ что… Мы сдѣлаемъ изъ, рогожнаго куля носилки и понесемъ! закричалъ, Андрей.
Предложеніе было принято. Сейчасъ-же былъ купленъ куль въ лавочкѣ на деревнѣ, въ него продѣли колья, сдѣлали носилки, посадили на нихъ Анфису и понесли на пароходную пристань. Мужики несли Анфису поперемѣнно, а потому сзади носилокъ слѣдовала цѣлая толпа. Сопровождать Анфису въ больницу поѣхали Фекла и Арина.
Анфиса была очень слаба. Сидя на носилкахъ, она стонала и крестилась.
LXIII
Только къ вечеру вернулись изъ больницы на Тосну Арина и Фекла. Вернулись онѣ усталыя, измученныя. Дабы не тратить денегъ на пароходъ, вернулись онѣ изъ больницы пѣшкомъ, пройдя около двадцати верстъ…
Мужики и бабы тотчасъ-же собрались вокругъ нихъ, и стали распрашивать о судьбѣ Анфисы. По случаю воскресенья многіе мужики были пьяны, были и подгулявшія женщины.
— Ну, что? Какъ? задавали всѣ вопросы.
— Смучились мы съ ней, совсѣмъ смучились. Истинно божеское наказаніе! начала Арина.
— Постой, Ариша, я разскажу, перебила ее Фекла. — До того смучились, бабоньки, что даже ужъ и сами всплакнули не разъ. Сняли ее съ парохода, а больница-то, оказывается, отъ пристани далеко. Идти она не можетъ, подъ руки вести тоже нельзя — сами видѣли, какая она, даже переступать ей не въ моготу, — а подводъ у пристани нѣтъ. Вѣдь въ селѣ это, а село, — не Питеръ, извощики на улицѣ не стоятъ. Что тутъ дѣлать? Попробовали ее сначала подъ руки волочь — куда! — ноги что твои плети, Арина взяла за ноги, но развѣ такъ далеко пронесешь? И хоть бы намъ носилки-то рогожныя для нея съ собой взять, а то и того нѣтъ. Положили мы ее у пристани на улицѣ, сѣли сами около нея и плачемъ. А народъ сегодня праздничный, пьяный, собрался около насъ да такъ и гудитъ. Сидимъ, ревемъ…
— Зато для Бога поработали. Отъ Бога за это ой-ой какъ воздастся! заговорилъ выпившій мужикъ и заигралъ на гармоніи.
— Постой, Вавило, постой. Дай послушать. Чего ты чудишь-то зря! остановили его. — Ну, такъ какъ же, землячки, вы съ ней?
— Пришлось подводу искать, отвѣчала вмѣсто Феклы Арина. — Проревѣлись мы и говоримъ: надо подводу искать. Оставила я съ Анфисушкой Феклу и пошла по дворамъ за подводой. Да вѣдь не везутъ… Всѣ гуляютъ… Наконецъ выискался одинъ мужичекъ за два двугривенныхъ…
— Два двугривенныхъ? Матушки! Да вѣдь это больше сажени дровъ надо напилить и расколоть! — воскликнула какая-то баба.
— Ничего не подѣлаешь, дѣвушка… И плачешь да даешь, — продолжала Арина. — Пріѣхала я съ подводой, положили мы Анфисушку на телѣгу, повезли. Ни сѣнца, ни соломки… Дорога трясучая… Голова у ней о телѣгу стучитъ… Сама она стонетъ…
— Воздастся… — пьянымъ голосомъ опять прохрипѣлъ мужикъ.
— Брось, Вавило. Ну, чего ты! — снова остановили его.
Продолжала разсказъ ужъ Фекла, перебивъ Арину.
— Веземъ шагомъ, а она-то стонетъ! А мѣсто не близкое… Съ полъ-часа везли. Сердце такъ и надрывается. «Скоро-ли»? спрашиваемъ. «А вонъ домикъ стоитъ». Привезли — не принимаютъ, мѣстовъ нѣтъ. Ахъ, ты Господи! Опять завыли. А мужика-то съ подводой отпустили, потому думали, что сейчасъ вотъ и примутъ Анфисушку. Лежитъ это она у насъ около воротъ больницы, а сами мы сидимъ и плачемъ. Вышелъ какой-то баринъ изъ воротъ — мы ему въ ноги. «Нельзя, говоритъ мѣстовъ нѣтъ». Плачемъ. Какъ ее тащить? Куда? Изъ окошка на насъ смотрятъ. Вышла барыня. Мы ей опять въ ноги… «Такъ и такъ, говоримъ… Явите божескую милость»… Покачала она головой, пожалѣла, ушла. «Сейчасъ, говоритъ, я спрошу». Плачемъ… Выходятъ два барина и барыня — мы илъ опять въ ноги… Стали они промежъ себя разговаривать тихо, спросили паспортъ Анфисинъ посмотрѣли ее, разспросили откуда, гдѣ работала, и мы ревемъ.
— Ну, и взяли наконецъ? спрашивали слушавшіе.
— Постой. Нѣтъ, и на этотъ разъ не взяли, ушли. А мы сидимъ и плачемъ, стала разсказывать Арина. — Сидимъ такъ съ часъ. Выходятъ опять и при нихъ ужъ еще барыня. «Куда-же вы, говоритъ, ее теперь дѣнете?» А мы и говорить не можемъ. Плачемъ!.. Пошептались они и говорятъ: «ну, говорятъ, тащите ее на дворъ къ крыльцу, гдѣ-нибудь положимъ». Мы имъ опять въ ноги.
— И какъ-же Анфисушка умаялась за дорогу, такъ просто жалость! воскликнула Фекла. — Даже языка лишилась. Мы ей: «ну, прощай, землячка… Дай Богъ тебѣ счастливо»… А она хотѣла что-то сказать, а сама: «мя-мя»… Попрощались мы съ ней, сунули ей по гривеннику на булку и ушли.
— Армякато хватитъ-ли ейнаго, ежели продать? Поди, страсть что издержали? спрашивала Феклу демянская товарка Анфисы.
— Гдѣ хватить! Рубль тридцать пять копѣекъ издержали, а за армякъ ейный никто и рубля не дастъ. Армякъ рваный.
Арина пошла съ своимъ шалашамъ въ сопровожденіи Аграфены.
— А тебѣ, Аринушка, радость. Письмо тебѣ изъ деревни пришло, сказала ей Аграфена. — Андрей ходилъ на почту деньги посылать въ деревню и получилъ.
— Ну?! радостно воскликнула Арина. — Что пишутъ? Вы читали? заговорила она быстро. — Не даромъ-же я, дѣвушка, во снѣ собаку видѣла. — Собака — это всегда къ письму.
— Андрей читалъ, да трудно разобрать. Онъ сегодня былъ выпивши немного. Ходилъ на деревню на почту, такъ мужики затащили его въ кабакъ.
— То-то его не видать.
— Спитъ онъ. Отоспится, такъ, можетъ быть, и лучше разберетъ.
Андрея онѣ дѣйствительно застали спящимъ. Онъ лежалъ подъ шалашомъ внизъ лицомъ и изъ подъ шалаша торчали его ноги въ новыхъ сапогахъ. Арина не утерпѣла и тотчасъ-же разбудила его.
— Давай скорѣй письмо, Андрюша, давай…
Андрей проснулся, вылѣзъ изъ-подъ шалаша и почесывался. Арина взяла у него письмо, попробовала разбирать писанное, но ничего не разобрала.
— Горе мое, дѣвушка, что вотъ я по писанному читать не могу, сказала она Аграфенѣ.
— Зажигайте костеръ, да кипятите воду для чаю! командовалъ имъ Андрей. — Будемъ пить чай, такъ за чаемъ прочту. — Смерть башка трещитъ. Авось, хоть чаемъ отопьюсь. Сманили меня мужики въ кабакъ — ну, и выпилъ, прибавилъ онъ, покрутилъ головой, зѣвнулъ и опять повалился на землю внизъ лицомъ.
— Да прочти ты мнѣ письмо-то! крикнула ему Арина.
— Прочту. Надъ нами не каплетъ. Ладьте чай, а я къ тому времени поотлежусь, пробормоталъ Андрей и сталъ потягиваться.
