Захар Прилепин - Санькя
Уселся в вальяжный, но усталый троллейбус, проехал полный круг, наблюдая, как набирается полный, битком, салон, и как, к концу маршрута, становится пустынно, и кондуктор, шумная и полная баба, целый час неумолимо буровившая сгусток пассажиров, вдруг вздыхает и становится неожиданно одинокой, и бесцветные глаза ее блуждают тоскливо.
- Ты чего? - спросила кондуктор у Саши на конечной.
- Я остановку свою пропустил, можно, я обратно проеду?
- Мы стоять будем десять минут, - ответили ему недовольно. - И за билет придется еще раз заплатить.
- Я заплачу, - ответил.
Думал о маме и о Яне. Они сменялись в голове, и обеих их было жалко нестерпимо, и обе казались родными настолько, что умереть за них хотелось немедленно.
"Зубы выбили Яне, а…" - Саша вспоминал ее быстрый рот, и губы, и влажный язык, и так часто меняющие настроение глаза.
И сразу после этого думал о матери, и в этой смене не было ни пошлости, ни подлости.
"Маму мою кто смеет обидеть? Мать мою кто?" - думал, глядя перед собой, в пластмассовую стенку с нелепым календарем - а за стенкой сидел и курил водитель, Саша чувствовал вкус дыма и сам хотел курить.
Он дозвонился до матери уже после обеда, замерзший, оголодавший, она взяла трубку мгновенно, будто сидела возле телефона.
- Ты где, сынок? - почти закричала она.
- Да тихо ты, мам, нормально все у меня, - отвечал Саша, оглядываясь зачем-то по сторонам, всматриваясь в лица людей, стоящих возле его кабинки, и оттого путаясь в словах. - Я… на улице… Ну, звоню тут из одного места. Что там у тебя?
- Да что у меня. Ничего у меня. Вот мастеров вызвала - дверь вставляют.
- Ее выбили?
- Ну ты же сам мне говорил: не открывай никому никогда, говори, чтоб повестку оставляли в почтовом ящике. Я и не открывала, - и жалуясь, и сетуя, говорила мать.
- Они тебя били?
- Бог с тобой, Саша, никто меня пальцем не тронул, не делай только ничего. Никто меня не бил. Разбросали все вещи по квартире, цветок вон мой зачем-то разбили об пол, обзывали тебя по-всякому и ушли. Что ты натворил, а? Где ты есть-то?
- Нигде, мам! В Караганде! Сиди спокойно там, не бойся. Я ничего не делал плохого, поняла? Все, деньги кончаются. Мама! Пока! Все хорошо! Все будет хорошо!
И нажал на рычаг скорей.
Вышел из переговорного, одну остановку шел пешком, на душе стало свободней. Даже согрелся. Вспрыгнул на подножку маршрутки.
Совсем уже стемнело.
Подходя к Олежкиной квартирке, сбавил шаг, поглядывая на окна. Свет и свет, хоть бы морда какая показалась, родная.
"А что у нас тут во дворике? Не притаился ли за углом транспорт со спецназом? - Саша осматривался. - А кто у нас тут курит? Мужик какой-то курит. Тоже на Сашу смотрит. Ну, я тоже покурю. Еще кружок сделаю. Вокруг домика…"
Саша пошел было, но вдруг обернулся, признавая стоящего даже не по чертам - в темноте не различимым, а по ощущению, по короткому пальто, по жесту руки, сигарету к лицу подносящей.
И Сашу тоже вроде бы признали.
- Матвей! - Саша даже руки раскрыл от удивления и радости.
- Саша, - по голосу было слышно, что Матвей улыбается.
Они обнялись с искренним и теплым чувством.
- Ты как нашел этот домик-то, Матвей?
- Так мы тут с Роговым ночевали в прошлый раз.
- А, точно. Я и забыл. Давно тут?
- Да вот, только подошел, минут семь. Только с электрички. Присматриваюсь вот - пропалили вашу хатку или нет еще.
- И я тоже присматриваюсь.
- А что, вас тоже начали давить уже? - голос Матвея сразу стал серьезнее.
- Да мы не знаем. Мы вчера тут погром и поджог устроили в центре города. Шхеримся теперь. А у вас что, проблемы из-за Яны?
- "Проблемы…" - усмехнулся Матвей, в смысле: разве это так называется.
- Ну, ладно, что тут ждать. - Саша понял, что разговор серьезный, да и Матвей выглядел устало. - Погоди, я до квартирки дойду - если не выйду, значит, тебе дальше надо ехать.
- Не спеши, Саш. Что, велики шансы, что там… ждут нас?
- Да нет, нормально все. Там наши пацаны, Веня, кстати…
- Веня?!
- Да, Веня, а что? Они бы успели окошечко там разбить, если что, маякнуть как-нибудь мне. Они меня ждут. Нормально, думаю. Сейчас приду. Саша поднялся к дверям квартиры - послушал несколько секунд. Поначалу слышал лишь гудящий телевизор, но потом раздался веселый голос Вени, и у Саши от сердца отлегло. Открыл дверь, заглянул.
Олег с Верочкой сидели на кухне, пили чай. Верочка слетела с табуретки как птичка - Саше навстречу. В губы поцеловала быстрым клювиком, чуть сырым.
Олег скривился - изобразил улыбку приветствия Саше.
"Кадрил Верочку мою", - догадался Саша.
В комнате Веня и Позик смотрели телевизор, дурь какую-то шумную, со стрельбой.
- Сейчас вернусь, - сказал Саша довольно.
Они вошли через минуту с Матвеем. Приветливо улыбаясь, он поздоровался с Олегом и Позиком, поклонился Верочке, а завидев Веню, сказал:
- Глаза б мои тебя не видели, - без особой, впрочем, злобы - перегорело, видимо.
Веня виновато моргал белесыми ресницами, пытаясь определить, насколько Матвей рассержен. Саша, проходя мимо него, почувствовал запах спиртного - Верку, наверное, раскрутил на чекушку, жулик.
- Ну, что, может, чайку? - предложил Матвей.
- Пойдем, поставим. Посидите тут пока? - попросил Саша ребят.
Прикрыл дверь на кухню.
- А чего с Веней? - спросил.
- Да мы выгнали его. Пьет с утра до вечера, дурь курит и в бункер ее тащит килограммами. Впрочем, бункера теперь у нас нет.
В то утро, когда Яна, проникшая на открытие нового театра по журналистскому удостоверению, умудрилась, притаившись на балкончике, бросить проходившему внизу президенту пакет на белесую голову и точно попасть, - в то утро Матвей шел из дома в бункер.
Когда добрался до бункера, увидел там оцепление, и едва сам не попал к оперативникам. Бункер захватили и, похоже, просто изуродовали всех, кто там был.
- Так ты знал про то, что Яна хочет сделать? - прервал Матвея Саша.
- Она не согласовала ни с кем! - внятным шепотом сказал Матвей, и шептал он, конечно, от кошмара случившегося с Яной, а не оттого, что опасался чего-то. - Ни с кем, Саша, не согласовала! Ей бы никто не позволил! Это же все, Саша! Ее убьют там! Все люди, с которыми мы еще могли иметь дело - из числа хоть сколько-нибудь приближенных к верхам, - все отказались со мной общаться. В то же утро! Я сразу же стал звонить, как только узнал. Кто просто отключался, кто прямым текстом меня на хер послал. Потом я положил мобильный на лавочку - и через две минуты, едва я отошел, за мобильным примчала целая кобла дебилов в масках. Смешное было зрелище, я в такси сидел на другой стороне дороги. Посмотрел и уехал. Добрался до квартиры, из которой час назад ушел, Саша - и ты представь, - они не просто сделали обыск там - они всю мебель, все, что было в квартире, выбросили с третьего этажа на улицу. Там искать, они знают, нечего, они уже искали раз десять, - вот просто выкинули все в окно, и окна побили при этом.
Матвей не казался огорченным - просто рассказывал как есть.
- А у меня жена дома, с маленьким ребенком, - добавил.
Саша вопросительно посмотрел на Матвея, пугаясь даже вопрос задать.
- Они к матери ее ушли сразу, даже защищать барахло не стали, - ответил Матвей, поняв взгляд. - Жена сказала, что вид у этой подлоты был такой, что минута - и ее саму бы с дитем выкинули.
- Хотел сунуться было в одну нашу московскую хатку, - продолжал он, - но там уже ждали меня. Наши пацаны меня на улице нашли, а опера - нет. Пацаны сказали, что меня ищут по всей Москве, думают, наверное, что я с Яной все это затеял. А вообще, наших всех хватают. Кого успели найти.
Саша помолчал.
- Конец партийной работе в Москве? - спросил, грустно улыбаясь.
Саше показалось, что Матвей подумал: отвечать или нет.
- Нет, не конец, - ответил он, и еще помолчал.
- У нас есть несколько лагерей подготовки, которые еще Костенко создавал. Ни один не нашли до сих пор. Но даже в такой ситуации я туда не поеду. Костенко мне еще до тюрьмы сказал: если мы хоть один лагерь пропалим, он меня лично задушит.
Саша кивнул - ответ ему понравился.
- Ну что, позовем, что ли, ребят чай пить? - предложил Матвей.
Они разлили чаек и пригласили всех к накрытому столу.
- Значит, отсюда нам тоже надо уходить, - сказал Олег, когда Верочка разливала уже по третьему стакану. На столе лежали сухари, баранки, сырок дешевый, яблочки.
Саша смотрел, забавляясь, как Матвей яблоко нарезал себе в стакан: со своего деревенского детства такой привычки не примечал ни у кого.
- Чего скажешь, Сань? - спросил Матвей. - Есть нам куда еще податься? Дня три надо бы переждать, что б нервы у этой подлоты поуспокоились. Через три дня я сам, если что, им сдамся. Я, после погрома в Москве, на пятый день появился. Меня взяли, помурыжили ночь и выпустили. Хотя, черт его знает, как в этот раз… Такого еще не было… А?
