Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
Сегодня была сильная метель. Я спросил АА, попала ли она в метель? Да. И когда шла в метели, подумала, что хорошо бы поехать в Финляндию. Пришла к Замятиным и сказала об этом. Те очень живо приняли это, сказали, что если АА серьезно думает о санатории в Финляндии, то они обещают выхлопотать ей паспорт и все остальное. Конечно, АА никуда не поедет, это так - минутная мысль. Я сказал, что Замятина мне звонила... "Да, она спрашивала ваш номер..."
АА сказала, что сейчас пойдет домой. Я вызвался ее проводить. Вышли почти одновременно.
Шли через двор к Литейному. Лунная ночь... "Я не люблю", - сказала АА... АА заговорила о Федине, который ездил в Москву. Рассказывала с возмущением об открывшемся в Москве клубе Союза писателей, где происходят пьяные дебоши, и пьянство вообще переходит всякие границы. Рассказала, что С. Есенин подрался с Пастернаком и оба ходят подвязанные, что А. Соболю выбили оба глаза (в буквальном смысле или не в буквальном, АА не знает). Разговор перешел к теме об С. Есенине. АА бесконечно возмущалась его поведением, его хамством. Когда я стал объяснять его поступки, АА решительно сказала мне, что есть вещи, которых не только оправдывать, но и понимать и объяснять нельзя. Что поведение Есенина не требует никаких объяснений, и что АА не понимает его и не желает понимать. В самых резких, в самых непреклонных тонах АА говорила. Сказала, что это вовсе не "врожденное" (как пытался я объяснить) хамство. Она отлично помнит, как С. Есенин был у них в Царском Селе, сидел на кончике стула, робко читал стихи и говорил "мерси-ти"...
Во время разговора АА заметила черную кошку, бежавшую впереди нас по смежной тропинке. Смотрели оба на нее, но продолжали разговаривать... Я почувствовал, однако, что АА думает о примете... Через несколько шагов мы нагнали остановившуюся кошку. АА наклонилась к ней: "Кисынька!.. Ведь ты пророчишь...". Я ответил: "Но ведь она не пересекла нам пути!". АА промолчала, и мы пошли дальше.
Вышли на Литейный, и на углу Симеоновской зашли в винный магазин. АА купила бутылку портвейна No 21, мы вышли... Я стал шутить: "Так! Только что Вы возмущались пьянством, а сами пьянствуете!" - "Душенька, я не для себя купила. Это даже и деньги не мои... Это для Владимира Казимировича...". Перешли Литейный, зашли в гастрономический магазин... АА посмотрела на закуски. Подскочил приказчик: "Что прикажете?" - "1/2 ф. ветчины... Нет, нет! Этого!" - и АА показала пальцем на буженину. Пока АА отпускали буженину и плитку шоколада, она громко мне рассказывала о каком-то комическом ее разговоре по телефону.
- А Вы звонили Кан, помните, той, которая Вам письмо прислала?
АА ответила, что Кан, по-видимому, "сумасшедшая". Пунин звонил по всем телефонам ей, и никакой Кан там не оказалось...
Пошли к Симеоновскому мосту по Фонтанке, свернули налево и дошли до Шереметевского дома. Всю дорогу АА говорила о Дмитриевой, о Волошине, о Львовой, о Тумповской - обо всей этой теософской компании. Поводом к разговору послужили воспоминания Каплун. АА очень неблагожелательно отзывалась о теософии и всех ее адептах (кроме Тумповской, к которой АА с симпатией относится. Но АА не оправдывала нисколько теософских увлечений Тумповской). Разговор велся с целью показать, как эта компанию "через теософию" хочет всячески оправдать Волошина и Дмитриеву. "Они сами оправдываются, конечно; в первую очередь, в истории с дуэлью".
Как характеристику Львовой АА приводила кое-что из ее биографии, касающееся Мандельштамов и Ваксель (дочери Львовой).
У Шер. дома я спросил АА: "Вы разве опять сюда идете?", - и получив утвердительный ответ, у дверей Шер. дома попрощался с АА, она ответила: "До завтра, вероятно...".
26.11.1925
Был у Арбениной. Застал ее неумытой и непричесанной, в матинэ и в валенках... Она рисовала.
Дала мне автограф Н. С. и рассказала кое-что из своих воспоминаний.
Часов в 8 - в девятом АА от Рыбаковых позвонила мне и спросила об Арбениной... Я сказал, что есть много интересного... АА ответила, что позвонит мне, когда придет домой, т. е. в Ш. д.
В половине 10-го позвонила, позвала к себе. Я пришел и в кабинете, за столом, стал ей показывать все. Попутно были разговоры, относящиеся к работе.
АА рассказала, что, возвращаясь от маникюрши домой в Мр. дв., на лестнице встретила идущего к ней "Юрашу Верховского"...
АА: "Между прочим, Верховский сам заговорил о своей статье о Н. С.: "Как Вам понравилось?" - "Неплохая статья, только Вы знаете, ведь в "Колчане" африканские стихи - ведь это из "Мика и Луи"!" Верховский смутился и сказал: "Да. А ведь я о Мике еще отдельно говорю в другом месте... Да... Вы знаете, со мной это иногда бывает... Это промах...".
АА говорила ему о том, что она берется доказать всякие другие влияния на творчество Н. С., чем те, на которые указывает Верховский в статье... Верховский согласился и объяснил, что очень торопился, когда делал эту работу, и не мог отнестись к ней очень внимательно...
АА говорила с Верховским обо мне, и он обещал рассказать все, что знает. АА сделала для меня такое примечание по этому поводу: сказала, что мне не нужно, вернее даже не следует, помня, как отзывался сам Н. С. о Верховском (хоть Верховский и не знает этих отзывов), расспрашивать его о самом Н. С. и пользоваться его воспоминаниями. Но я могу расспросить его о Вяч. Иванове, о "башне", об Академии, обо всей обстановке, которую он должен знать.
АА говорила о Верховском без неприязни, но с ироническими иллюстрациями. По-видимому, лично она относится к нему совершенно безразлично...
АА заговорила о стихах "Синей Звезды" и сказала, что прочитав на днях Ронсара, обратила внимание на цикл его стихов, относящихся к H l ne. В нем есть строчки, повлиявшие на Н. С., что самый тон "Синей Звезды" аналогичен тону этих стихов Ронсара (только у Ронсара это в языческом, а у Н. С. в христианском освещении). Что само имя Елены у Ронсара могло натолкнуть Н. С. на то, что он в таком же тоне написал цикл стихов своей Елене - Синей Звезде.
27.11.1925. Пятница
Около 7 часов вечера мне позвонил Пунин: "Вы располагаете временем?" и просил съездить к АА в Мрам. дв. сказать ей, что у него приготовлен вкусный обед, что он купил ей бутылку коньяку, что он покажет ей интересные книги, что он все равно не верит в ее болезнь, и чтоб она пришла к нему. А если она действительно плохо чувствует себя... Ну тогда другое дело...
Я поехал. Открыл мне дверь Шилейко. АА лежала на своей постели - узком диване - в черном платье, но под одеялом и зимним пальто. Чувствует себя очень плохо... Я сел к дивану, Шилейко, занимавшийся тут же за столом и дымивший как фабричная труба, взял со стола свои фолианты и ушел в другую комнату - топить печку; ворошился, наконец закрыл двери, громко сказал: "мяу" и стал заниматься.
Я прочел полученное сегодня мной письмо Брюсовой. Заговорили о письме, о Кусевицком, о котором писала Брюсова и т. д.
Я передал АА слова Пунина, АА сказала, что очень плохо чувствует себя и не знает, сможет ли пойти, но, кажется, войти ей придется, потому что ей "нужно видеть А. Е. (Пунину) сегодня"...
Стала мне показывать новые свои изыскания по Н. С. - читала и дала мне читать, переводила и сравнивала со стихами Н. С. - Ронсара. Доводы ее были убедительны, и я не мог не согласиться с ней. Поговорив таким образом (а больше всего общего с Ронсаром - в сборнике "К Синей Звезде"), АА перешла к Бодлеру, опять. Сказала мне, чтоб я прочитал тут же 2 и 3 "Spleen" (стр. 199, 201). Я читал, переводил. АА нашла в них сходство: во 2-м - со стихотворением "Слоненок" (развитие сравнения - целое стихотворение. У Бодлера: "он - gros meuble, cimeti re, и т. д. У Н. С. - любовь "слоненок". А в черновике "Слоненка" еще больше сходства, потому что там не одно только сравнение "любовь-слоненок", а "любовь-слоненок-лебедь"... т. е. несколько сравнений, как у Бодлера). В 3-ем "Spleen": с "Персидской миниатюрой" - в построении - развитие сравнения; разница та только, что у Бодлера: "Je suis comme...", а у Н. С. этого "как" нет, а вместо него введен переход от жизни к небытию, "после смерти" - станет миниатюрой...
АА сказала, что вся ее работа по Бодлеру уже приведена в систему сейчас, сделан план статьи с точным распределением - куда какой материал относится, со всеми обозначениями и т. д. "А будете писать статью?" АА заговорила о трудностях, о том, что наиболее ее интересующего выразить ей не удастся (о том, как Н. С. в те же переживания, что и у Бодлера вводит свою фабулу), о том, что у нее нет опыта, а такая статья требует большого опыта... и т. д.
Говорила о "поэтической кухне" Н. С. "Он всегда говорил: "кухня, кухня". А я, как дура, повторяла: "кухня, кухня". Теперь только я вижу, что такое "кухня". У меня никакой "кухни" никогда не было", - говорила АА на эту тему.
О Г. Иванове говорила - о том, как безобразно он составил и средактировал посмертное издание, настаивала на том, что Г. Иванов уделил этому сборнику минуты - и уже ни в каком случае не часы...
Время, затраченное на этот сборник, Г. Ивановым измеряется минутами...