Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
Обзор книги Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
Лукницкий Павел Николаевич
Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
Павел Николаевич Лукницкий
Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т.1
1924 - 25 гг.
Твоею жизнью ныне причащен,
........................................
Я летопись твоих часов веду.
Эпистолярное наследие Анны Ахматовой незначительно по количеству - она страдала аграфией - и по существу: редкие ее письма написаны невыразительно. Зато Ахматова была исключительной собеседницей, и не удивительно, что, несмотря на жестокость эпохи, она нашла Эккерманов, с пиететом записывавших ее слова.
Классическими уже стали два тома "Записок об Анне Ахматовой" Лидии Чуковской, запечатлевших тринадцать лет общения с 1939 по 1941 г., затем с 1952 по 1962 г.
Но первым по времени Эккерманом Ахматовой был Павел Николаевич Лукницкий (1902 - 1973), встречавшийся с ней почти ежедневно во второй половине 20-х годов. Прирожденный летописец (он вел дневник с 11 лет до самой смерти), он тщательно записывал обстоятельства и разговоры своих 2000 встреч с Акумой, как звали Ахматову в семье Пуниных: так родилась "Acumiana", свод пятилетних записей и собрание писем, документов, фотографий, к ней относящихся.
23-летний студент и начинающий стихотворец (из дворянской, до революции состоятельной петербургской семьи) задумал писать биографию своего любимого поэта, Николая Гумилева, и обратился за сведениями и помощью к Ахматовой. Первая встреча состоялась в декабре 1924 г. Ахматова приняла молодого исследователя, к тому же ее поклонника, более чем благосклонно. Павел Лукницкий стал вскоре у нее завсегдатаем, секретарем и близким другом. Сотрудничество и дружба продлились без малого пять лет. Но наступившие грозные события охладили исследовательский пыл Лукницкого и отдалили его от Ахматовой. Он понял, что увлечение поэтами серебряного века, особенно акмеистами, ставшими мишенью партийной критики, будущего не сулит и к добру не приведет. "Суровая эпоха", по выражению Ахматовой, больше применимому к ее молодому другу, чем к ней самой, ему "подменила жизнь": она потекла по другому руслу.
Лукницкий принял безоговорочно и бесповоротно сторону социалистической революции, и с головой ушел "в великую переделку страны". С конца 1929 г. для него началась жизнь путешественника, естественника, сухопутного "Открывателя новых земель" (Памир, Заполярье, Лена...). Он вел дневник экспедиций, писал о них книги, пользовавшиеся немалым успехом и даже переведенные на иностранные языки. Ни ужасающее состояние страны, увиденное им в Сибири, ни гибель брата в ГУЛаге не остановили сознательной и упорной ломки мировоззрения. На подмогу пришла отечественная война, которую П. Лукницкий проделал военным корреспондентом, от осажденного Ленинграда до партизанщины в Югославии и "освобождения" Венгрии и Чехии... Из 40 дневниковых тетрадей военного времени родилось еще несколько книг.
В 1962 г., после 30-летнего почти полного разобщения*, Анна Ахматова, в поисках своего прошлого, сама пришла к Лукницкому, когда тот жил и работал в Комарове. Но это была "встреча на мгновенье", продолжения не имевшая: слишком в разных руслах протекала их жизнь. И тем не менее, умирая, в 1973 г., П. Лукницкий, в последней записи, описывал свое состояние словами Ахматовой: "Жизнь, кажется, висит на волоске" и досадовал: "А если так, то вот и конец моим неосуществленным мечтам. Книга об отце и его пути... Гумилев... Ахматова..." Перед смертью П. Лукницкий хоть и аттестует себя "настоящим коммунистом", но смутно чувствует, что не сибирские экспедиции и не литература о войне - главное в жизни, а те первые годы, когда он оказался причастен или, как он сам сказал, "причащен судьбе" одного из великих поэтов ХХ столетия.
П. Лукницкий вел свои записи ежедневно, фотографически, не всегда выделяя главное, передавая бумаге иной раз мелкие слова и штрихи, подлежащие, быть может, забвению. Он был тогда слишком молод для вполне равного общения, тем более для критического подхода к ахматовским изречениям. Но именно благодаря непосредственности самого процесса записи, Ахматова встает перед нами "как живая", без прикрас, одновременно в величии и в повседневности. Для Ахматовой то были трудные годы, и в личном, и в общественном, и в творческом плане. Со своим вторым мужем В. Шилейко она разошлась, с Н. Н. Пуниным отношения налаживались нелегко. На верхах, в 1925 г., было принято решение "Ахматову не печатать". Но и у самой Ахматовой наступил долгий творческий кризис...
П. Лукницкий не скрывал от Ахматовой, что записывает встречи, некоторые странички ей даже читал, она их вполне одобрила, понимая и радуясь, что заодно с биографией Гумилева полагается основание и ее собственным "трудам и дням". Хотя и отброшенная, на время, историей, хоть и покинутая, на время, музами, Ахматова уже тогда знала, что в историю вошла. И своему первому летописцу была и осталась до конца благодарна.
За последние годы, в извлечениях записи П. Лукницкого печатались не раз*, но полное их издание в трех томах предпринимается впервые, за что приносим благодарность его жене В. К. Лукницкой, подготовившей текст для печати.
Н. С. 1924 год
8.12.1924
С утра до шести часов работал во "Всемирной литературе". В шесть пришел домой, поработал еще два часа. Устал, разболелась голова. Решил пойти куда-нибудь за материалами. Позвонил О. Мандельштаму - не оказалось дома. Чуковскому, Тавилдарову - тоже. Тогда собрал часть того, что у меня есть, и пошел к Шилейко, рассчитывая там встретиться и познакомиться с Ахматовой. Стучал долго и упорно - кроме свирепого собачьего лая, ничего и никого. Ключ в двери, значит дома кто-то есть. Подождал минут 15, собака успокоилась... Постучал еще, собака залаяла, и я услышал шаги. Открылась дверь - и я повстречался нос к носу с громадной собакой (я с ней уже прежде был знаком в прошлом году, когда был у Шилейко). Две тонких руки едва утянули за ошейник собаку, - а я, входя, вложил сенбернару руку в пасть, и пес успокоился. АА была этим моим жестом очень удивлена.
17.12.1924. Мр. дв.
Вечер провел у АА - говорили о Гумилеве, о моей работе, о бесполезности попыток добиться толковых воспоминаний об Н. Г. у А. Н. Гумилевой. Диктовала мне важнейшие даты биографии Н. Г.
С гадливостью говорила о мелкодушных подлостях Э. Голлербаха.
К АА приходили двое антрепренеров. Предлагали ей в феврале 1925 г. поехать с выступлениями в 18 городов. Один из них говорил, что он будет перед чтением Анной Андреевной стихов делать о ней доклады, написанные марксистским методом.
Условия поездки антрепренеры предлагали худшие, чем те, на каких АА ездила в Москву и Харьков.
С празднования юбилея Ф.Сологуба в Александринском театре АА уехала на концерт.
[АА] "У меня есть около 15 стихотворений, которые я не решусь никому показать: это детские стихи. Я их писала, когда мне было 13-14 лет. Все они посвящены Н. С. Но интересно в них то, что я о Н. С. всюду говорю, как об уже неживом. Я много кому и в ту пору, и после писала стихи, но ни с кем это не было так. А с Н. С. у меня так всегда. Это мне самой не понятно..."
По поводу того места дневника, где записано, что АА в своих стихотворениях всегда говорит о Н. С. как об умершем, АА добавила, что она всегда его называет братом.
Попросила дать ей тетрадь ее ранних стихов, я принес со стола. Дал ей. Она прочла мне для примера несколько стихотворений - среди них 3, Написанных в одно время, в Киеве, относящихся друг к другу как части одного и того же стихотворения. Не позволяла записывать, но я все-таки записал из них строфы. Начало одного, написанного 25 января 1910 в Киеве:
Умер твой брат, пришли и сказали.
Не знаю, что это значит...
И дальше (или, вернее, из другого стихотворения - одного из этих 3-х во всяком случае):
Брата из странствий вернуть не могу,
Любимого брата найду я.
Я прошлое в доме моем стерегу,
Над прошлым тайно колдую...
И еще:
Брат, дождалась я светлого дня,
В каких ты скитался странах?
Сестра, отвернись, не смотри на меня,
Это грудь в кровавых ранах...
Одно из них, говорит, написано 25 января 1910 года, 2 других - около того же времени (на протяжении нескольких дней). Все посвящены Н. Гумилеву.
Про последнее стихотворение АА сказала, что оно нравилось Н. С. Он очень едко и сильно критиковал всегда ее стихи. А когда АА была в первый раз у Вяч. Иванова на "башне" и ее попросили прочесть стихи, она обратилась с вопросом - какое прочесть - к Н. С. ... Ник. Степ. указал на это.
Дала мне вырезку: "Отнесите это Лозинскому. Он очень их ценит, потому что там много хорошего говорится о нем. Это ему принадлежит. Он дал мне и несколько раз напоминал: "Не затеряйте". Передайте ему мой привет".
18.12.1924
"Четверг" у М. М. Шкапской. Шкапская с самодовольством демонстрирует всем свои литературные "сокровища" - толстую тетрадь с автографами, портретами, анекдотами и разными наклейками. Собрались у Шкапской - К. Вагинов, А. Шварц, И. Оксенов, П. Медведев, Н. Павлович, М. Фроман, Н. Дмитриев.
