Павел Лукницкий - Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы)
В 11 часов вечера пришел Н. Тихонов - сидя на столе, прочел новую свою поэму - в ней Кавказ, медвежонок, тигр и пр. - 680 строк. Много хороших мест - большая ясность и точность выражения. Очень много экзотики. Фроман говорит: "Тихонов - пастух, слова гоняет стадами. Ходасевич - напротив работает над отдельными словами, а Ахматова - над строчкой"... Как глупо...
19.12.1924. Пятница
Вечером был у АА. Показывал ей разобранные мной черновики стихотворений Н. С. Советовался. Потом она мне диктовала биографические сведения об Н. С. (с 1915 г. до конца). Читал ей выдержки из моего дневника, касающиеся Н. С. Пили чай. Много говорили об Н. Г. Сообщила мне разные факты из его жизни.
20.12.1924
В пятницу 19-го, вчера, в 8 часов вечера пришел к Ахматовой. Она очень огорчена болезнью Тапа (собаки). У него горячий нос, что-то на спине. Завтра АА отвезет его в больницу. Сели по-всегдашнему. Стал показывать АА черновики стихотворений, разобранные мной. Никаких поправок не сделала: "Точнее разобрать нельзя", - сказала. Затем диктовала мне биографию Н. С. от 1915 года до конца. После биографии я стал ей читать выдержки из моего литературного дневника, попросив ее указывать, какие сведения о Н. С. правильны, какие нет. Потом в 12 часов зажег ей примус, вскипятили воду, пили чай. После чая - опять читал ей дневник. АА слушала внимательно, выражала свое мнение, улыбалась, удивлялась тому, как люди искажают факты. Читал и те же места, где упоминается о ней...
В начале разговора сообщил: "Вы знаете, Анна Андреевна, я говорил с Наппельбаумами, и они обещали мне безвозмездно переснять все фотографические карточки и рисунки Николая Степановича, какие я дам им". (Дальше страница обрывается. - В. Л.)
[...] Я, конечно, принял подарок.
Я: "Если бы я не знал, как вы не любите надписывать на память..."
АА: "Я вам надпишу ее. Только не сегодня - я плохо чувствую себя сегодня. Хорошо?"
Разбирая черновик стихотворения "Юдифь":
АА: "Интересно, заметьте: у Николая Степановича Юдифь - девушка. Ведь на самом деле она была вдовой. Для Николая Степановича - все девушки. Женщин для него не существует. Стоило ли бы писать о женщине!"
О деревьях.
АА: "Тетка Ал. Блока в воспоминаниях говорит, что Ал. Блок очень любил деревья. По этому поводу мне вспомнилось отношение к деревьям Николая Степановича. В Царском Селе против окна комнаты, в которой мы жили ("он, а не мы жили. У нас, как известно, было 6 комнат", - АА, 29.III.25) росло дерево; оно бросало тень и не пропускало солнца. Кто-то предложил срубить дерево. Николай Степанович: "Нет, я никому не позволю срубить дерево. Как это можно рубить деревья?"
АА относит это к стихотворению "Деревья".
Я: "Мне говорили, что "Звездный ужас" Николай Степанович написал в поезде. Правда ли это?"
АА: "Не знаю. Может быть, и правда. Во всяком случае, Николай Степанович говорил: "В поезде так легко писать, что я даже не люблю делать это".
АА - в том месте дневника, где я говорю о маленькой собаке против Симеоновской церкви, о гузинаке и т. д. (рассказ В. Рождественского о разговоре Н. С. по поводу знакомства с Н. Шишкиной): "Там действительно всегда стояла собака - маленькая, действительно. А гузинаку Николай Степанович очень любил. Вот:
"Гильгамеш и гузинаки
Гузинаки - Гильгамеш
Не напишешь Гильгамеша
Гузинаки не поешь".
("Может быть, это кто-нибудь другой - не знаю... надо спросить... Это Шилейко знает...", - АА, 29.III.25)
О Блоке.
АА: "Николай Степанович о ч е н ь восхищался стихотворением Блока "Птица". Он даже сказал ему об этом, а Александр Александрович ответил ему: "Ну... вырыта заступом!.." ("Птица" написана тем же размером)".
О Маяковском.
АА: "Маяковский очень хотел познакомиться с Николаем Степановичем, и Николаю Степановичу передали это. Николай Степанович сказал, что ничего против не имеет... "но только, если Маяковский не говорил дурно о Пушкине". Передавшему это Николай Степанович поручил узнать; оказалось, что Маяковский н е г о в о р и л дурно о Пушкине, и знакомство состоялось". ("Не произнес хулу на Пушкина. Или "хулу", или "хулы". Я уж не знаю там. Это было в "Бродячей собаке" [АА].)
АА о Пушкине:
"Николай Степанович очень любил Пушкина, по-настоящему, глубоко понимал его".
Я: "А Баратынского?"
АА: "Тоже очень любил".
Я: "Всев. Рожд. Написал стихотворение, в котором он проводит параллель между Лермонтовым и Гумилевым".
АА: "Ну, между ними... разве романтизм? Но и тот совсем не одинаковый".
Об афоризмах "Античной глупости".
АА - они назывались транхопсами. (Нет, транхопсы это не то; это другое. Это шуточные стихи, которые сочиняли вместе. А "Антология глупости" - это Г. И. [AA].)
Я читаю ей афоризмы, записанные у меня в дневнике, читаю переделку Г. Ивановым "Венецианской жизни" О. Мандельштама.
АА слушает улыбаясь, и роняет: "Какой нахал - мальчишка!"
АА: "В "Бродячей собаке" была написана пьеса "Изгнание из Рая". В ней принимали участие Потемкин, Зенкевич, Лозинский, Николай Степанович". (1912. Пьеса "Изгнание из Рая" была написана и тут же разыграна по случаю дня ангела М. А. Кузмина. О. Э. Мандельштам.)
Подарила мне фотографию Н. Г. (в форме вольноопределяющегося). Надпись на фотографии сделала позднее.
Говорили об Адамовиче и о том тяжком преступлении, в котором его подозревают.
АА привела в пример "Дуэль и смерть Пушкина" для доказательства того, что самые, казалось бы, достоверные факты иногда оказываются искаженными.
23.12.1924
Вечером был у АА. Она два дня не выходит из дому. Говорили об Н. Г. вспоминала факты. Переписывал стихи Н. Г. из альбома О. А. Кузьминой-Караваевой, который АА достала для меня. Пока я писал - АА занималась итальянским языком...
Долго возились с примусом, потом пили чай. Уходя, уговорился прийти 27-го, в субботу.
Написала письмо А. Н. Гумилевой и составила для нее вопросник об Н. Гумилеве.
Составила вопросы об Н. Г. для М. Кузмина и передала их мне.
24.12.1924
Вчера, 23-го, во вторник, в 8 ч. вечера пришел к Ахматовой. Залаял Тап.
"Тапа можно поздравить с выздоровлением, Анна Андреевна?"
АА: "Не совсем. Я его не возила в больницу, потому что сама больна - не выхожу два дня из дому".
Я предлагаю отвести Тапа куда нужно и т. д. АА отказывается. Садимся, сегодня наоборот - я на "председат[ельское]" место (за письменный стол, ибо я пришел с чернилами, перьями, карандашами - переписывать альбом Кузм.-Караваевой); АА - напротив.
АА: "Я пишу письмо Анне Ивановне, посылаю ей анкету с вопросами". Читает вопросы.
Я: "Хорошо было бы, если бы Вы спросили Анну Ивановну о ней самой и об отце Н. С.".
АА: "Я очень много слышала о родственниках Коли со стороны матери, а об отце - ничего не знаю. Вообще об нем как-то мало говорили. Я не знаю, сможет ли сама А. Ив. Рассказать об нем".
АА приготовила вопросы и для М. Кузмина. Я пополняю ими серию составленных мной вопросов.
Потом показываю составленную мной анкету, для всех, и отдельные вопросы.
Затем показываю ей разобранные мной черновики стихотворений. АА со всем согласна и говорит, что "точнее разобрать невозможно".
АА, читая вопросы свои к А. Иван., называет Н. С. "Колей".
АА: "Я называю его Колей, потому что матери пишу".
Вообще же АА в разговоре со мной называет Н. Г. чаще всего в третьем лице: "о н", "е м у" и т. д., когда же не так, то "Николай Степанович".
Затем я начинаю переписывать альбом: Ол. А. Кузьм.-Караваевой. АА берет книгу и уходит в другую комнату. Там холодно, и я иду за ней и прошу сделать наоборот - чтоб я писал в той комнате, т. к. мне все равно где писать, а она здесь - у себя.
Я: "Нельзя же, чтоб я Вас выживал из Вашей же комнаты!".
АА (улыбаясь): "Ну хорошо, я буду здесь читать, если Вы хотите, чтоб я была с Вами. Но только Вы тоже оставайтесь здесь!"
Я: "Но я же буду стеснять Вас. Ведь это очень скучно - видеть в своей комнате человека молчащего и скрипящего пером несколько часов подряд!"
АА: "Нет, Вы не будете мне мешать - видите, какое у меня чтение "итальянская грамматика".
Я пишу. АА с другой стороны стола читает, иногда я слышу, как она про себя почти повторяет итальянские слова...
Изредка перебрасываемся 2-3-мя словами. Изредка АА кашляет нехорошим кашлем. В 10 час. АА говорит: "Пойду примус зажигать...".
Я прошу - чтоб я, а не она, зажег примус.
АА: "Нет, ни за что! Я теперь научилась, и у меня это очень хорошо выходит. И очень хорошо - Вы будете писать, а я тем временем чай приготовлю!"
Я остаюсь писать. Слышу попытки разжечь примус - несколько раз, между которыми АА играет с Тапом, дразнит его, ласкает, разговаривает с ним. Тап лает.
Наконец АА входит. Я вопросительно поднимаю глаза.
АА огорченно: "Не горит!..".
Я иду - смотрю, примус пустой, ни капли керосина.
АА: "Вот скандал! Какая она все-таки, эта девушка - чтоб так уйти, не позаботиться!"
Стали искать. Наконец АА обрадованно вытаскивает из-под кухонного столика бидончик, в котором на дне есть немного керосина.
