Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1
И онъ напомнилъ. Ко времени пріѣзда Шастуновыхъ въ Россію поступленіе обратно князя Ларіона на службу было въ принципѣ благосклонно допущено въ высшихъ сферахъ. Въ теченіе зимы Анисьевъ успѣлъ увидать Лину въ Москвѣ, околдовать ея матушку. Къ этому же времени дядѣ его стало видно на какой постъ могъ бы быть предложенъ его новый protégé. Но въ виду разсчетовъ племянника опытный, сановникъ представилъ дѣло такъ чтобы „сначала пустить пробный шаръ,“ то-есть узнать чрезъ третье лицо на сколько вообще готовъ принять князь Ларіонъ то что имѣютъ предложить ему, а то молъ онъ „пожалуй откажется, скажетъ что усталъ, старъ, такъ чтобы какъ-нибудь не компрометироваться…“ Рѣшено было послать письмо къ графу, въ Москву, въ которомъ бы не заключалось ничего положительнаго. Положительное, въ планахъ дяди и племянника, должно было быть выговорено лишь тогда когда Анисьевъ увѣрится лично что ему со стороны князя не грозитъ никакимъ затрудненіемъ; въ противномъ случаѣ дядя бралъ на себя „похоронить“ свыше одобренную „комбинацію…“ Все было разчитано такъ чтобы нашъ полковникъ, посланный въ концѣ зимы съ разными порученіями въ восточную Россію, могъ на возвратномъ пути быть въ Сицкомъ къ тому времени когда письмо дяди его къ графу станетъ уже извѣстнымъ князю Ларіону.
XXXII
И вотъ онъ сидѣлъ теперь предъ княгиней Аглаей во всей своей красѣ, со своимъ аксельбантомъ черезъ локоть и слегка свисшими на грудь эполетами, со своею лоснившеюся какъ воронье крыло, коротко остриженною головой и форменными, приподнятыми крючкомъ вверхъ усами, въ лакированныхъ сапогахъ, и съ запахомъ свѣжаго, продушеннаго бѣлья, — онъ совершилъ туалетъ свой на станціи предъ Сицкимъ, — сидѣлъ съ чашкою чая въ рукѣ, и слегка картавя, и какъ бы вовсе не замѣтивъ холоднаго пріема сдѣланнаго ему Линой, сообщалъ ея матери какой-то парижскій анекдотъ, вычитанный имъ наканунѣ въ московскомъ англійскомъ клубѣ въ фельетонѣ виконта де-Лоне [27].
Соль этого анекдота была для княгини Аглаи недоступна, но она смѣялась на вѣру, и глядѣла на разкащика совершенно посоловѣлыми отъ восхищенія глазами, гнѣваясь въ душѣ на дочь за ея «manque d'epressement» къ этому обворожителю, и въ то же время искренно сожалѣя о томъ что она сама себя лишаетъ удовольствія его слушать
«Успѣетъ впрочемъ! утѣшала себя мысленно наша княгиня, и принималась снова сладко улыбаться и глядѣть на Анисьева такъ, какъ будто онъ былъ Zuckerpüppchen, сахарная кукла, которую она вотъ-вотъ и проглотитъ сейчасъ…
Князь Ларіонъ, въ свою очередь, слушалъ Анисьева не сводя съ него глазъ, и тайная недоброжелательность ихъ выраженія не ускользнула отъ зоркаго вниманія петербургскаго карьериста. Она удивила его: „неужели же графъ еще ничего не успѣлъ ему сообщить?“ думалъ онъ, но его изысканная любезность, повидимому, отъ этого только удвоилась.
Князь заговорилъ о Симбирской губерніи, изъ которой возвращался молодой дѣлецъ.
— Каковъ тамъ губернаторъ? спросилъ онъ между прочимъ.
— Про то старшіе знаютъ, отвѣчалъ тотъ, заслоняя уклончивость отвѣта его шутливымъ тономъ; — лично я могу только быть ему очень благодарнымъ за содѣйствіе его всякій разъ когда оно мнѣ было нужно.
— Вы были посланы по рекрутскому набору?
Анисьевъ молча наклонивъ голову.
— Но онъ давно конченъ…
— Я имѣлъ еще другое порученіе, коротко отвѣчалъ флигель-адъютантъ; — но объ этомъ я подъ страхомъ, смертной казни говорить не дерзаю, словно договорило его лицо, которому онъ мгновенно придалъ сумрачно-строгое выраженіе.
— А губернія какъ съ нимъ ладитъ?… Онъ, кажется, еще недавно туда назначенъ?
Петербургскій воинъ склонилъ слегка голову на бокъ, потянулъ усъ во всю его длину, и не то небрежно, не то значительно:
— Вамъ, вѣроятно, не безызвѣстно, князь, пропустилъ онъ сквозь сверкавшіе зубы, — что эта прапорщичья губернія самая неудобоуправляемая губернія во всей имперіи, и что всякому губернатору было и будетъ всегда трудно съ нею ладить.
— Отчего прапорщичья? спросилъ будто удивясь князь Ларіонъ, хотя онъ очень хорошо зналъ что значило это прозвище и кѣмъ оно было дано.
— Les mauvais plaisants называютъ ее даже безчинною, засмѣялся графъ Анисьевъ:- дворянство тамъ все не служащее… и какъ бы пренебрегающее службой… У нихъ даже губернскіе предводители все подъ рядъ какіе-то поручики или титулярные совѣтники въ отставкѣ; люди они всѣ тамъ очень состоятельные… и стремятся быть самостоятельными, продолжалъ онъ все тѣмъ же шутливымъ тономъ.
— Что же, это еще не преступленіе, молвилъ безъ улыбки князь, — если они на мѣстѣ пользу приносятъ?…
— Очень образованные люди, впрочемъ, большею частью бывшіе въ университетѣ; заграницу безпрестанно ѣздятъ… Мѣстной власти тѣмъ болѣе ухо надо востро держать! промолвилъ графъ Алисьевъ съ легкимъ пожатіемъ бровей.
— Что же, подтянуть ихъ? И старый дипломатъ насмѣшливо посмотрѣлъ ему въ лицо.
Петербургскій воинъ будто и не замѣтилъ укола. Онъ весело тряхнулъ эполетомъ:
— Это ужь до меня не касается!.. Но противъ этихъ вѣчныхъ жалобъ дворянства на самовластіе губернаторовъ у меня есть одинъ аргументъ: voyez le cercle d'attributions des préfets en France, даже въ нынѣшней, республиканской, Франціи! Онъ значительно подчеркнулъ слово республиканской.
— Франція намъ не указъ и все что ни шло къ намъ оттуда было и будетъ для насъ гибелью! горячо прервалъ его князь Ларіонъ. Воспитанный въ Англіи, онъ какою-то англійскою ненавистью не любилъ Францію. — Я бы попросилъ васъ объяснить мнѣ, много ли мы выиграли отъ наполеоновскихъ порядковь привитыхъ къ намъ Сперанскимъ?
Блестящій полковникъ никогда объ этомъ не думалъ, да и не имѣлъ никакого яснаго представленія о томъ какіе такіе порядки привилъ къ намъ Сперанскій. Но онъ тотчасъ же пустилъ входъ свою особую улыбку, которая должна была говорить его собесѣднику что онъ многое имѣлъ бы представить по этому поводу, но находитъ это по нѣкоторымъ соображеніямъ неудобнымъ въ эту минуту.
— Я плохой діалектикъ, князь, со скромнымъ наклономъ головы проговорилъ онъ, — а съ вами и подавно. Я позволю себѣ замѣтить только то что сдѣланное Сперанскимъ — совершившійся фактъ и его не передѣлаешь… Анисьевъ даже вздохнулъ, какъ бы очень сожалѣлъ что Сперанскій именно сдѣлалъ это. — А затѣмъ остается одно, по моему, признать то что есть avec une obéissance passive… И онъ вздохнулъ еще разъ.
— Et vous faites très bien, cher comte, воскликнула неожиданно Аглая Константиновна, съ тревогою слѣдившая за этимъ разговоромъ, — продолжайте такъ хорошо думать et vous ferez une belle carrière!
Точно кочергою по лбу хватила она его… „Господи!“ чуть не вскрикнулъ онъ громко, и покраснѣлъ по самую маковку.
„Хороши оба!“ сказалъ себѣ князь Ларіонъ, вставая съ мѣста и отправляясь къ столу, за которымъ Надежда Ѳедоровна, безъ кровинки въ лицѣ, разливала чай по чашкамъ, едва не выпуская каждый разъ чайника изъ своихъ дрожавшихъ рукъ.
— Вы, кажется, нездоровы? сказалъ онъ, замѣтивъ ея разстроенный видъ.
— Ничего-съ!.. Она вдругъ засмѣялась судорожнымъ смѣхомъ:- я когда-нибудь такъ за самоваромъ и умру…
Онъ поглядѣлъ на нее съ изумленіемъ…
Она долила послѣднюю чашку, и выбѣжала вонъ.
Князь хотѣлъ что-то сказать, дать приказаніе… но опустился въ кресло, задумался и забылъ.
А Аглая Константиновна, едва онъ отошелъ, наклонилась къ Анисьеву моргая бровями, и таинственнымъ шепотомъ проговорила:
— Надѣюсь что мы васъ теперь удержимъ… на нѣкоторое время?
Онъ опустилъ глаза и поклонился.
— Завтра, вы знаете, у насъ spectacle de société… Du sérieux: Hamlet… Вы знаете піесу?
— Hamlet de Shakspeare, кто же ея не знаетъ? И онъ снисходительно приподнялъ плечи… Онъ, впрочемъ, никогда не читалъ эту „піесу“…
— Attendez! игриво подмигнула княгиня.- Lina!
Княжна подошла.
— Графу, ma chère, будетъ, я увѣрена, очень пріятно, объявила ей совсѣмъ уже расходившаяся Аглая, — еслибы ты прочла ему что-нибудь изъ твоей роли?… Le comte est un homme de goût, il jugera, хорошо ли ты говоришь?
Лина вся вспыхнула… Смѣтливый воинъ рыцарски пришелъ къ ней тотчасъ же на помощь:
— Ни за что, княгиня! Я хочу сохранить въ цѣлости всю горячку моего восторга, toute l'incandescence d'enthousiasme dont je suis capable, вычурно выразился онъ, — къ минутѣ появленія завтра княжны на сценѣ.
Бѣдная дѣвушка повела на него невольно благодарнымъ взглядомъ.
— А кто играетъ у васъ главную мужскую роль? поспѣшилъ онъ спросить ее чтобы не дать „невозможной“ ея матушкѣ возможности настаивать.
— Un monsieur Goundourof, un voisin de compagne, отвѣчала все-таки за нее невозможная матушка будто извинявшимся за что то голосомъ.
Лина воспользовалась этимъ, — она насилу удержала прилившія къ глазамъ ея слезы, — и отошла опять къ Софьѣ Ивановнѣ. Хозяйка и ея гость остались вдвоемъ въ углу гостинной… Разочарованный „бригантъ“ какъ сквозь землю провалился. Ашанинъ и Гундуровъ исчезли уже давно. Присутствіе новаго лица, „петербуржца“, „придворнаго“, разогнало и остальную московскую молодежь. Сама Ольга Елпидифоровна не сочла нужнымъ соваться съ перваго разу на глаза пріѣзжему, и не прерывала его пріятнаго tête-à-tête съ „будущею belle maman“; бойкая особа гдѣ-то хохотала на другомъ балконѣ съ пріятельницами своими, пулярками, и наускивала, по обыкновенію, другъ на друга своихъ двухъ „фофановъ“, какъ называлъ Ашанинъ Мауса и Ранцева.
