Антон Чехов - Том 19. Письма 1875-1886
Сегодня послал Суворину поздравительную телеграмму*. Что бы там ни говорили, а он хороший, честный человек: он назначил мне по 12 коп. со строки… Сколько Вам платил Нотович? Честный он или нет? Жаль, что с «Новостями» у Вас расклеилось*. Лишние 50-100 руб. Вам, как будущему отцу семейства, пригодились бы, да и талант бы Ваш имел, выражаясь языком учителей физики, гораздо более «лошадиных сил», чем он имеет теперь… Я не лгун и не комплиментщик, а потому говорю прямо, как понимаю: Вы талантливый и образованный фельетонист; если я среди беллетристов 37-й, то Вы среди русских фельетонистов — второй. Когда подохнет Буква, Вы будете первый… Если Вам угодно верить моему чутью и пониманию вещей, то спешите пригвоздиться к какой-нибудь газетине… Отчего Вам не работать в «Новом времени»?*
На московские газеты пока плохая надежда. У нас есть единственная приличная и платящая газета — это «Русские ведомости», но газета, битком набитая, сухая, стерегущая свой несуществующий тон и признающая в людях прежде всего фирму и вывеску… И к тому же в этой газете нет подходящего для Вас отдела… Можно еще работать в «Будильнике», но эта инфузория платит мало*…
Отчего Вы не попробуете что-нибудь по части беллетристики?
Был у меня 3-го дня Пальмин… Поговорил о высоких материях, выпил и ушел. Водку закусывал варениками с капустой.
Письма от Трефолева не получал*. Без письма же ничего не пошлю. Воображаю, что за дикий сборник выйдет! Сдается мне, что он не выйдет… В Париже такие сборники мыслимы… Там есть и фотографии, и цинкографии, а у нас что есть?
За темы merci*…Ах, как я нуждаюсь в темах! Весь исписался и чувствую себя на бобах… Пройдет 5–6 лет, и я не в состоянии буду написать одного рассказа в год…
Крупное напишу, но с условием*, что Вы найдете этому крупному место среди избранных толстой журналистики… Надо полагать, после дебюта в «Нов<ом> времени» меня едва ли пустят теперь во что-нибудь толстое… Как Вы думаете? Или я ошибаюсь?
Вы просите написать откровенно, насколько необходим Лейкин для «Осколков»* и будут ли подписчики в случае и т. д. Должно быть, вы, петербуржцы, считаете меня очень откровенным человеком! Вы просите написать откровенно о Лейкине, Лейкин* на днях в P. S. просил*, чтобы я откровенно изложил свое мнение об его рассказах*, Суворин пишет*, чтоб я откровенно сообщил ему, доволен ли я гонораром*, и т. д. Этак вы все струны души моей истреплете! Если хотите откровенности, то: провинция об авторстве Лейкина никакого мнения; она перестала уже читать его, но он продолжает еще быть популярным. Как фирма для «Осколков» он необходим, ибо известный редактор лучше, чем неизвестный. Человечество ничего не потеряет, если он перестанет писать в «О<сколк>ах» (хотя его рассказы едва ли можно заменить чем-нибудь более лучшим за отсутствием пишущих людей), но «О<скол>ки» потеряют, если он бросит редакторство… Помимо популярности, где Вы найдете другого такого педанта, ярого письмописца, бегуна в цензурный комитет и проч.? Есть у него одна еще очень большая редакторская добродетель — он ровен и прямолинеен… Впрочем, всё это скучно… Давайте говорить о браке.
Я еще не женат. С невестой разошелся окончательно. То есть она со мной разошлась. Но я револьвера еще не купил и дневника не пишу. Всё на свете превратно, коловратно, приблизительно и относительно.
Что слышно о моей книге? Предатель Вы этакий! Лейкин ужасно обиделся, что с вопросом о книге я обратился к Вам, а не к нему*. Он очень ревнив… Не пробовали ли Вы его щекотать?
Пишет он, что приглашен сегодня на юбилейный вечер к Суворину. Не слыхали ли Вы чего-нибудь про этот вечер? Напишите…
Как Ваше здоровье? Чем лечитесь? Мне думается, что Вам не мешало бы попринимать мышьяку… Я могу прислать рецепт бесплатно… О мышьяке я серьезно. Единственная вещь, помогающая несмотря ни на какие условия жизни… Пробовали ли Вы также бромистые препараты?
Напишите мне о Ваших болезнях… Скажу Вам по секрету, что я не такой плохой врач, как Вы думаете…
Однако прощайте… Пойду спать… Кланяйтесь Вашей невесте*, Голике и Лейкину.
Ваш А. Чехов.
Да, Суворин великий человек… 12 копеек! И Вы не завидуете?
Какой я, однако, сквалыга и грошовик! Раз 20 о деньгах упомянул…
Дюковскому М. М., февраль 1886*
152. М. М. ДЮКОВСКОМУ
Февраль 1886 г. Москва.
Ваше Благородие!
Если хотите, чтоб блондинка была Вашей (30 000!!!)*, то дайте мне взаймы под проценты на кратчайший срок 5-10 руб. Дожился до того, что в карманах нет даже тени денег. Что я честный человек и не спускаю с лестницы своих кредиторов, Вам известно.
Ваш А. Чехов.
P. S. Альбом, который Вы мне обещали*, можете взять себе в счет долга. Расходы — ужас!! Было сегодня утром 3 целкаша, мечтал прожить на них minimum 2 суток, а сейчас, кроме золотой турецкой лиры*, — ни черта!
На обороте:
г. Министру Мещанского Просвещения* М. М. Дюковскому
Дюковскому М. М., февраль 1886*
153. М. М. ДЮКОВСКОМУ
Февраль 1886 г. Москва.
Рукой Н. П. Чехова:
Уважаемый М<ихаил> М<ихайлович>.
Будьте любезны, пришлите, бога ради, подрамник: крайне необходим.
Вост<очные> №ра, 59. Если меня нет, то передать Семену (3-й этаж).
КРОВЬ ЗА КРОВЬ (Трагедия)
Продолжение
Явление X
Те же и дон Антонио.
Дон Антонио. Приветствую вас, дон дюк-Мишель (кланяется.)
Дон Мишель (с высоты своего величия). Что вам угодно?
Дон Антонио (опускает это письмо в почтовый ящик). Будьте здоровы-с!
(Продолжения не будет.)
Трефолеву Л. Н., 1 марта 1886*
154. Л. Н. ТРЕФОЛЕВУ
1 марта 1886 г. Москва.
86, III, 1.
Уважаемый Леонид Николаевич!*
Не пишу «милостивый государь», потому что после Вашего милого письма считаю наше знакомство установившимся. Когда два поезда встречаются, то обыкновенно обмениваются свистками. Вы свистнули, теперь же позвольте мне свистнуть… Пред Вами А. Чехонте, Человек без селезенки, Рувер и проч., числящийся в длинной шеренге почитателей Вашего таланта. Насколько я почитаю Вашу музу, видно из того, что у меня есть любимые вещи из Ваших творений и что обещание Ваше прислать мне сборничек стихов Л. Н. Трефолева* подействовало на меня, как рюмка водки после десятичасовой поездки на перекладных по 35-градусному морозу.
Что касается предмета нашей переписки, то я весь к Вашим услугам. Постараюсь поспешить, написать и прислать. О сборнике* впервые я узнал от Лейкина и* моего хорошего приятеля Л. И. Пальмина*. Насколько я мог их понять и насколько помню виденные мною мельком заграничные сборники, от нас требуется краткость и, ввиду исключительности сборника, особая выразительность. Понимая таким образом, я назначил себе меру: не более 50 строк… Если я не так понял, то поспешите пояснить…
В письме к Пальмину Вы выражаете боязнь, что сборник будет односторонен*, если участники будут писать только о детях и бедных… Боязнь основательная, но смотрите, чтобы из боязни односторонности Вам не впасть в другую крайность, чтобы не лишить сборника характера и физиономии…
Относительно знаменитостей, пообещавших Вам прислать кельк-шоз[54], могу словами известного текста сказать: «Не надейтеся на князи, сыны человеческие»*, а потому торопите их, не давая им ни отдыха, ни срока.
Еще одно… Не дождетесь Вы рокового числа 50*, пока не станете рекламировать… Пустите рекламу, о сборнике заговорят, и к Вам посыпятся статьи, словно с неба. Торопиться нельзя, а нужно ждать, когда из присланного можно будет делать выбор…
Не могу ли я помочь Вам чем-нибудь помимо автографа? Сборник издается в Москве, я издан* и продаюсь в розницу тоже в Москве*…Исполнить мне какое-либо поручение будет нетрудно… Не нужно ли Вам для сборника художников по части виньетки, рисунков и проч.? Вся московская живописующая и рафаэльствующая юность мне приятельски знакома… Через юность нетрудно добраться к заходящим светилам…
