Сергей Клычков - Чертухинский балакирь
- Я, - слышит опять Петр Кирилыч, - вижу твое положение и готов тебе поелику помочь… Вот только если ты будешь согласен…
- Вот мать честная!..
- Тогда мы это дело живо обделаем… Чего проще - найти тещу? Так хочешь?..
- Да как же не хотеть: от меня все девки морды воротят!..
- Это что… будешь, Петр Кирилыч, не балакирь… а кум королю!..
- Только вот невестка говорит, что жар упустил - ничего, пожалуй, не выйдет!..
- Выйдет… Я хочу тебе посватать… дубенскую девку!..
- Что ты?.. Да она ведь утопит!..
- Не утопит у нас… я скажу, так не утопит!..[5]
- Ну, если так, - говорит Петр Кирилыч, - тогда нешто бы… А она… то есть эта самая девка… как?… Ничего?.. Красивая?..
- Как кобыла сивая… Да ты разве ничего не знаешь про… дубенскую девку?..
- Слыхать вроде как слышал, а чтобы наверное что-нибудь, так не скажу, потому что не люблю много врать, как другие!..
- Правильно, Петр Кирилыч, говоришь: у людской породы язык нехороший, вранливый… Ну-ка, вставай, да пойдем, Петр Кирилыч, а то скоро на Чертухине будут петухи петь!..
Петр Кирилыч вскочил с земли и тут-то и разглядел хорошо, кто это ему собрался высватать дубенскую девку и какие они на самом-то деле бывают. Петр Кирилыч потом говорил, что много про них в деревнях идет пустой болтовни и что совсем они, совсем на самом-то деле бывают другие…
ДУБЕНСКАЯ ДЕВКА
Что у мужика деревенского язык, что у серой коровы на шее ботало, все едино!..
Потому-то и перестали сами же верить во все эти совсем и нескладные враки про бороды, хвосты и рога, а они, то есть вся эта нежить и небыль, взяли да и кончили с нами всякое дело. Доведись это и нам: кому же придет большая охота вязаться с разным треплом, которому только и заботы, как бы тебя понезаметней обойти да обакулить!..
Обман - великое дело!..
От обмана нарушается вся жизнь на земле!..
Вот Петр Кирилыч говорил нам потом, какие они с виду бывают и как эти лешие вообще родятся на свет. Оказывается, из ничего ничего не бывает, и у лешего, как и у всего, тоже есть корешок…
*****
Разговор этот у них завелся, когда Петр Кирилыч поднялся с земли, а рядом с ним стала расти у него на глазах зеленая кочка, пока не выросла такая высокая и плечастая, что шапка на ней пришлась Петру Кирилычу в самую ровень.
- Пойдем, Петр Кирилыч, - говорит Петру Кирилычу леший, - нечего зря провожаться…
При этих словах леший махнул длинной лапой в ту сторону, где лежит Боровая дорога, и перед ним, как по команде солдаты, кусты, ели и сосны, какие тут были, посторонились и стали еще прямее друг против дружки. Смотрит Петр Кирилыч, пролегла сразу, как шнур у портного в руках, прямая тропа, похожая очень на просек, только не просек, потому просек проложен не тут, а гораздо правее. Эта тропа так и осталась с тех пор, хотя рощу не раз уж сводили, пока совсем ее не доконали.
Пропали лесные тропки - было их в старое время в лесу, как паутины в углу: там зверь пройдет, там богомолец, - заросли они травой и мхом затянулись… Только на Антютиковой тропе и по сию пору растут один белоус да костырь, как щетина, потому много позднее прогнал Антютик по этой тропе всех больших зверей из нашего леса - куда, неизвестно![6]
Заказал, вишь, старый леший на этой своей тропке никакой съедобной траве не расти, чтоб была она ему в вечную память!..
Вот только знают ли про это про все Ивашка Баран да еще Сенька Денщик? По этой тропке они в сенокосное время теперь на лисапетах на Дубну к Боровому плесу ездят купаться?.. Начальство!
Наверно, что нет!..
А мы вот все помним и знаем!..
*****
Идет Петр Кирилыч рядом с Антютиком и разглядывает его во все глаза: как это, дескать, леший выглядит во всей его полной натуре?
Допрежь всего у него нет никакого хвоста… Этот хвост прицепили ему совсем противу натуры… Видит еще Петр Кирилыч, что леший одет вроде как он, в таком балахоне, каких уж теперь совсем и не носят, потому что вышли из моды, но только если по разности на него будешь смотреть, сначала на ноги, скажем, а потом на башку, так станет чудно - ни на одном человеке того не увидишь: будешь долго смотреть, а никак не решишь, что это - мужик стоит перед тобой али баба…
Когда его Петр Кирилыч об этом спросил, то есть почему это он похож то на мужика, то на бабу, так Антютик ему только и сказал:
- Этого, - говорит, - ты, Петр Кирилыч, сейчас не поймешь, а вот когда я тебе сосватаю дубенскую девку да тебя со Христом поженю, тогда и увидишь, что это такое: это, - говорит, - оттого, что в нашей лешей природе никакого сунгуза не бывает!..
А что это такое за сунгуз такой, Петр Кирилыч расспросить его постеснялся, а повел речь издалека и о другом…
- Скажи, сделай милость, - говорит Петр Кирилыч, - вот когда меня мать, царство ей небесное, на этот свет родила, так Петром назвала, а как у тебя будет имечко?..
- Как же, как же, - отвечает леший, - без имени никакой вещи на свете не существует… Зовут, - говорит, - меня мужики Антютик, а бабы Анчутка…
- На Анютку похоже, если как бабы!..
- Только, видишь ли, меня мать не родила!..
- То есть как же это так не родила? - удивляется Петр Кирилыч. -Откуда же ты на свет выскочил?..
- Я же тебе говорил, Петр Кирилыч, что у нас все по-другому… У нас все касательно того-сего идет без сунгуза… Трудно мне тебе объяснить: мы родимся совсем по-другому!..
- Вот бы послушать! - говорит Петр Кирилыч…
- Э?.. Разъело губу?.. Любопытна же эта ваша порода, страсть… Только себе на погибель, потому человеку… многое лучше не знать!..
- Нет, уж ты, Антютик, мне рассказал бы… Если тебя там сумление какое берет, что, дескать, потом всем разболтаю… так, ей-ей, во мне, как в могиле!..
- Да мне-то што… тебе и так ни в чем не поверят… скажут: балакирь!..
- Верно, Антютик! - печально согласился Петр Кирилыч…
- По этому самому: слушай…
Лес, кажется, так и наклонился к земле, низко распушили свои подолы столетние ели, сосны взбучили шапки, и березы выставили на ветер меленькие ушки, которые только-только обозначились в ветках, слушают они, видно, вместе с Петром Кирилычем своего лесного хозяина и никак наслушаться не могут.
- Родимся мы не в естестве, а от молоньи… Вот когда молонья ударит в какую-нибудь елку в лесу или сосну, только в такую, у которой непременно не меньше ста поясков на комле… Знаешь, по чему у дерев считают года?..
- Понимаем! - отвечает Петр Кирилыч.
- Так вот, когда в такую стогодовалую елку ударит молонья, и расщепит ее напополам, и сожгет ее по самую землю, так в горелом пне после нее долго потом сидит небесный огонь, как в материнской утробе… Наподобие как и у чаловека: семя жены, по писанию!..
- А-а-а… - протянул Петр Кирилыч, - семя жены?..
- Да… Проходит так год, а может, и больше, и два, и десять лет может пройти - какая погода, - пень этот стоит и стоит, пока у него, у пня, не вырастут руки и ноги и в самом верху из-подо мха, которым он за эту пору весь обнесется, не прорвутся гляделки с зеленым таким огоньком, каким горят все гнилушки в лесу… Только опять надо тут различать… разбирать надо так же, как и в человеке, - один человек гожий, а другой такой, что, кажется, сотню раз лучше бы было, если бы он совсем на свет не казался, - так и с каждым пнем в лесу: один пень и пень, ни на что другое не годный, как только подкуривать им в подовинье, а другой пень годящий - его в печку не сунешь и голыми руками не возьмешь…
- Н-нно! - не удержался Петр Кирилыч.
- А что? Не веришь? Никакой вагой такого пня не скорчуешь, когда на него, то есть как это сказать: пень - значит, уже не на пень - а на нашего брата на вырубке где-либо наткнешься…
- А ведь это вот как часто бывает… семь потов сгонит, а хоть бы с места.
- Да ты, Петр Кирилыч, лучше слушай… Известно, будешь даром потеть и наутро зря пораньше придешь: никакого пня на этом месте тебе не найти, потому пенек за эту ночь… убежит!..
- Убежит?..
- Убежит!.. А тут увидишь совсем гладкое место, и на этой плешине будет цвести земляника, сиречь ягода, которая только там и растет, где леший погреет на месяце спину… Пригреется леший, заснет, а заснувши под месяцем, и не заметит, как стукнет об землю золотое кадило и поплывут по полю и лесу туманы, и в этом кадильном дыму леший будет на этот день уж не леший, а… пень!..
- Пень? Скажи, сделай милость! - дивится Петр Кирилыч…
- Только опять про то же: надо его различать, а то в лесу разведешь землянику, а печку зимой будет нечем топить!..
- Не знаю уж доподлинно кто, а кто-то мне про все это рассказывал в полной подробности… - замысловато закинул Петр Кирилыч, до того ему все было интересно выпытать да разузнать. Благо такой случай…
- Не знаю уж, какой Фрол тебе плел… только, Петр Кирилыч, слышишь ты это впервые… потому этого человеку не дадено знать… У человека и разум человечий, а у зверя - звериный… а у нас вот ни то ни другое, но… если то и другое сболтать… да ты, я вижу, мало что понимаешь?..
