Юрий Бессонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков
А завтра? Завтра свобода... И там любовь... Настоящая, широкая, новая...
Уже солнце вставало, когда я заснул.
Утро... Сегодня бежать?!
Да. И во что бы то ни стало... Уверенно ответил я себе...
Встал, умылся, выпил кипятку... Прошла поверка...
«Бессонов, Сазонов...» Прочел командир роты, в наряде на работы, наши фамилии, почему-то всегда стоявшие вместе...
Мы вышли...
Нас построили и повели к канцелярии...
Встретил моего ночного собеседника...
«Бессонов, что с Вами?.. Почему у вас так блестят глаза?.. По-моему вы тоже любите...» Спросил он меня здороваясь.
Да. Я люблю... Свободу!.. Срывалось у меня с языка, но я удержался.
Вышел Мальсогов. Вижу одет особенно. Френч, а на нем плащ. Значит наряд есть.
Вызывает партию за партией... Люди выстраиваются. Конвой окружает их и уводит...
«Ну а теперь «на метелки»... Обращается он к нам. «У кого сапоги получше... Там мокро... Ну вот ты!.. Ты выходи!..» Указывает он на нас. «Ну и ты», ткнул он на кого-то. Я посмотрел — какая-то скуластая физиономия. Значит наряд не на 4, а на 5 человек, и это лишний...
Мы вышли...
«Конвоиров!..» Крикнул начальник конвоя...
От строя красноармейцев отделилось два парня... Один небольшой, сухопарый. Другой — здоровый, краснощекий, широкий детина...
Эх, не повезло, подумал я. Обыкновенно бывали маленькие, а тут, как нарочно, такая детина!.. Ну и пускай его берет Сазонов, он хвастался, что выйдет один на один...
Теперь пройти ворота...
Двинулись... И сердце замерло... Я вижу, что в воротах стоит один из командиров рот. — Лютый враг Мальсогова.
Мальсогов за проволоку! — Подозрительно! Не пропустит, думал я. Задержит, обыщет... Арест... Стенка... Мелькало у меня в голове... На счастие он отвернулся.
Прошли... И отлегло...
Ярко светило солнышко... Нерв ходил... Начался разговор...
Шли кучкой... Конвоиры по бокам. Закуриваем... Конвоирам не предлагаем и как будто не обращаем на них внимания.
Они сходятся и идут сзади...
Подходим к мосту на материк... Перешли... Закуриваем второй раз... Папиросы у нас хорошие. Предлагаем конвоирам... Отказываются. — Дело хуже...
— Ну где же будем ломать метелки? — Обращается к нам Мальсогов.
— Дальше, товарищ десятник, я бывал на этой работе, — отвечаю я.
Подходим к тому месту, где действительно обыкновенно ломают метелки...
— Вот здесь... Ну что ж покурим, — в последний раз пробую я конвоиров.
— Садитесь закуривайте, — отвечают они. Ни им, ни нам не надо торопиться. Эта работа считалась легкой.
Сели, закурили... Идет разговор... Но голова в нем не участвует...
— Ну пошли работать... — Сказал я вставая.
Сазонов снял полушубок. Я с Мальсоговым, как было условлено, пошел в одну сторону. Мальбродский с Сазоновым в другую. Расстояние между нами шагов 20. Так развели конвоиров. Краснощекий со мной.
«Вот гадость», подумал я, «ведь здоров, как бык, а надо брать»...
Работаю... Смотрю на него... Он не спускает с меня глаз.
Отошел в сторону, он за мной, в другую, опять то же. Дело плохо, ведь так не возьмешь.
Проработали минут десять. Я вижу, что Мальсогов ломает вместо березы ольху. Обращаюсь к нему и говорю:
«Товарищ десятник, вы не то делаете», и вижу, как к нему оборачивается и конвоир.
«Сейчас или никогда» мелькнуло у меня в голове. «Время!» Понял я... И поднимаю воротник...
Конвоир стоит ко мне в пол оборота, шагах в 8-ми. Сазонов и Мальбродский видят сигнал... Но Мальсогов не смотрит...
Я делаю 3-4 прыжка и всей правой рукой, в обхват, обнимаю горло конвоира... Левой прижимаю правую к своей груди и начинаю его давить.
И мое удивление! С хриплым криком — «Ааа...» краснощекий, опускается подо мной... Винтовка его падает, и я сажусь на него верхом.
Мальсогов оборачивается... Подскакивает и подхватывает винтовку. Те двое барахтаются с другим конвоиром...
В несколько приемов Мальсогов там и всаживает конвоиру штык. Тот выпускает винтовку, ее берут и картина сразу меняется.
Два конвоира и пятый, подняв руки кверху, стоят на коленях и молят о пощаде. Слезы, рев и просьбы не расстреливать...
Винтовку передают мне. Штык дугой... Совершенно согнулся. — Попал в кость.
Первый приступ ощущения свободы! Но думать нечего... Мы недалеко от ветки железной дороги... И надо уходить...
Плачущие конвоиры ставятся в середину, я с Мальсоговым по бокам... Компас в руку... И на запад. Так начался наш 35-тидневный марш (по лесам и болотам).
День был ясный теплый...
Ярко светило солнце...
Но еще ярче было на душе... Солнце, небо, кусты, деревья, даже болото по которому мы шли казалось каким-то особенным невиданным новым хорошим праздничным...
Вот она настоящая свобода... Вне человека... Вне закона.
Бог — Совесть... Сила — винтовка в руках...
И больше — ни-че-го...
Хотелось упиться этим состоянием. Вся опасность еще впереди. Но день да мой... День радости счастья...
День свободы...
Это чувствовалось остро.
Мы сняли шапки, поцеловались и вздохнули полной грудью.
У нас 30 патронов. Мало. Но 28 в противника и 2 в себя — таково было мое с Мальсоговым условие.
Шли лесом по болоту...
Кучами, в особенности в лесу погуще, лежал снег. Ручейки разлились... Ноги вязли...
Надо были уйти с места работы.
Конвоиры и 5-ый шли в кучке, за ними Сазонов и Мальбродский. Я с компасом и винтовкой шагах в 10-ти сбоку. Мальсогов сзади.
Пройдя версты три, мы были совершенно измотаны, и я сделал первый маленький отдых. Конвоиров и 5-го посадили на приличное расстояние и запретили им разговаривать между собой.
Сами сели в кучку, выпили болотной воды и начали строить дальнейший план и делиться первыми впечатлениями.
Покуда мы были в сравнительной безопасности. Мы в лесу, и раньше, как в 12 часов дня, то есть в обед, нас не хватятся. Потом, конечно, погоня по следу и наверное полицейские собаки.
Последнее обстоятельство мне особенно не нравилось. В лесу от человека уйти можно, но от собаки трудно, поэтому даже на этих трех верстах, переходя ручейки, я старался провести всех хоть немного по воде. Но конечно наш след можно было найти.
План наш был такой: прежде всего нам нужно перейти железную дорогу Петроград-Мурманск. Она находилась в 12-ти верстах от лагеря. Затем, обогнув с Севера город Кемь, выйти на реку Кемь, которая течет с запада на восток и придерживаясь ее, идти на запад.
Все это возможно было выполнить, но тут являлось препятствие — конвоиры.
Идти сразу этим путем, — значит конвоиры вернутся в лагерь и покажут наш след.
Расстрелять... Я не мог пойти на это. Я убью только тогда, когда по совести, будет совершенно ясен выбор — или убить или умереть. Бог меня спасал, спасет и без убийств...
Что делать?
Показать след в другом направлении — идти на север.
Так решено.
Отдыхая, мы вспоминали подробности...
Позвали «Краснощекого» конвоира...
Оказалось, что следя за мной, он по лицу и манерам подозревал меня в желании бежать в одиночку...
«Почему?» — «В вас виден бывший офицер».
«Ну так что ж? — «Опасный элемент... Только не расстреливайте меня», становясь на колени со слезами умолял он...
Вспомнили про согнутый штык... Позвали другого «сопротивлявшегося»... Осмотрели и перевязали рану... Оказалось не опасно — штык попал в кость. И... согнулся...
«Рана пустяки... Только оставьте живым», взмолился и этот.
За короткий промежуток нашего путешествия эти мольбы повторялись чуть ли не в десятый раз... Они были уверены, что их кончат...
Трудно было их успокоить и уверить в различии большевицкого и нашего отношения к человеческой жизни.
Пригласили и «пятого», нашего невольного компаньона. Он оказался казаком «Васькой Приблудиным». При разоружении он никак не мог понять... Кто — кого? Поэтому встал на колени и поднял руки.
Я спросил его, что он хочет делать: вернуться в лагерь? Идти своей дорогой? Или следовать за нами?
Взмолился взять его с собой. Нас это конечно не устраивало — лишний рот и, хотя и свой брат арестант, но все-таки нельзя довериться... Покуда вопрос оставался открытым.
Передохнули. И надо было двигаться...
Солнце грело, и на ходу становилось жарко...
Мы сняли с себя все, чтобы идти налегке, и нагрузили этим красноармейцев... Ничего, пускай попарятся и вымотаются.
Мальбродский отдал свою одежду и надел красноармейскую форму.
Тоже хотел сделать и я, но мне она была мала.
Трудно было идти. Сапоги были полны водой... Болото вязкое... Лес лежал... Натыкались на заросли... Но шли бодро... Ощущение свободы двигало вперед... Все казалось хорошо.
Часов у нас не было. Я определял время по солнцу и компасу. Перевалило за 12...
Мы шли не останавливаясь... хотелось сеть... Часа в 2 опять передохнули... И опять пошли... Начали выдыхаться... И вот около 4-х часов, взобравшись на гору, мы увидели линию железной дороги Петроград— Мурманск а на юго-западе город Кемь...
