Николай Лейкин - В родном углу
— Да какъ-же парой-то быть? Вы родовитый дворянинъ, а я дьяконская. сирота, вы богатый человѣкъ, баринъ, а я бѣдная дѣвушка, живущая у своего дяди изъ милости.
— Глупости! Устарѣлые цредразсудки! А въ сословную рознь я ужъ вовсе не вѣрю! — опять вскричалъ онъ. — Ну-съ, я жду отвѣта: согласны вы были-бы сдѣлаться моей женой?
Она заплакала.
— Богъ съ вами. Какой-же тутъ можетъ быть отвѣтъ, если вы такія шутки себѣ позволяете! Прощайте, не ожидала я этого отъ васъ, И за что? и за что?
Сухумовъ остолбенѣлъ.
— Увѣряю васъ, Раиса, что тутъ нѣтъ никакихъ шутокъ. Клянусь вамъ, что это давно обдуманный мной вопросъ, — бормоталъ онъ.
Раиса, поднявшись съ кушетки, и не захвативъ съ собой книгъ, стала надѣвать шапочку и платокъ, а затѣмъ тихо направилась изъ кабинета въ гостиную и прошла въ прихожую. Сухумовъ молча слѣдовалъ за ней и только на порогѣ заговорилъ:
— Странно… невѣроятно… изумительно, что вы не хотите довѣрить, что я искренно! Это ужъ такая скромность, такая, что я и понять не могу, даже и не скромность, а униженіе какое-то! Раиса Петровна, еще пару словъ.
Но тутъ въ прихожей появился Поліевктъ и сталъ ей подавать пальто. Когда она наклонилась, чтобы надѣть галоши, Сухумовъ замѣтилъ, что изъ глазъ ея капали слезы. Онъ молчалъ. Говорить ей что-нибудь при Поліевктѣ было уже неудобно.
У крыльца стояли еще запряженныя въ сани лошади и звякали бубенчиками.
— Не отпрягали еще? — пробормоталъ Сухумовъ. — Ну, вотъ и хорошо. Самъ я никуда не поѣду, но барышню пусть отвезутъ домой. Поліевктъ, усади.
— Нѣтъ, нѣтъ… я не поѣду… Я пѣшкомъ… Мнѣ надо еще зайти по дорогѣ, - отказалась Раиса и уже не обернувшись къ Сухумову, вышла изъ прихожей на подъѣздъ.
XXXIX
По уходѣ Раисы Сухумовъ впалъ чуть не въ отчаяніе.
— Господи, какой я неумѣлый человѣкъ! восклицалъ онъ, хватаясь за голову у себя въ кабинетѣ и ероша волосы. — Даже предложенія себя въ мужья не могъ сдѣлать такъ, чтобъ это не было принято за шутку или даже за насмѣшку! И вѣдь всему этому виной моя неврастенія. Все это изъ-за того произошло, что не настоящій я человѣкъ, порченный человѣкъ… Увлекаюсь въ дѣвушкѣ простотой, искренностью, наивностью, а самъ какія-то окольныя рѣчи повелъ, сталъ затуманивать простые вопросы и запуталъ, запуталъ дѣло такъ, что она не повѣрила даже въ правдивость моихъ рѣчей.
Онъ недоумѣвалъ, что ему теперь дѣлать послѣ такого недоразумѣнія съ Раисой и сгоряча рванулся было сейчасъ-же ѣхать къ священнику, чтобы при немъ, въ кругу его семьи, повторить свое предложеніе Раисѣ, позвонилъ камердинера, велѣлъ подождать откладывать лошадей, но лошади были уже отложены. Это остановило его порывъ.
«Завтра утромъ, завтра… — рѣшилъ онъ мысленно. — Завтра пойду. Надо обдумать хорошенько, какъ все это сдѣлать, какъ приступить, а то опять наглуплю»…
Весь вечеръ онъ безпокоился, бранилъ себя, терзался, не зналъ, чѣмъ заняться, отказался отъ ужина и радъ былъ, что пришло, наконецъ, время ложиться спать. Онъ легъ, обдумывая даже такой глупый вопросъ, не лучше-ли ему завтра, отправляясь въ домъ священника, надѣть фрачную пару, чтобы этой торжественностью показать Раисѣ всю серьезность его предложенія, но тотчасъ-же отклонилъ это намѣреніе, говоря себѣ: «Нѣтъ, не слѣдуетъ этого дѣлать… Проще, проще… Чѣмъ проще, тѣмъ лучше… Она сама простая, безхитростная, долженъ и я быть простъ»…
Ночь Сухумовъ спалъ совсѣмъ плохо и видѣлъ тревожные сны, часто просыпаясь. Утромъ поднялся онъ съ постели раньше обыкновеннаго, не дожидаясь, пока камердинеръ придетъ будить его и сидя за утреннимъ кофе, то и дѣло смотрѣлъ на стрѣлки часовъ, негодуя, что время идетъ такъ медленно, что рано еще переодѣваться изъ домашняго костюма, чтобы отправиться на свиданіе съ Раисой.
Къ священнику онъ рѣшилъ ѣхать за часъ до его обѣда, послѣ своего завтрака, но только что приказалъ закладывать лошадей, какъ къ нему пріѣхалъ докторъ Кладбищенскій.
— Не завтракали еще? — весело спросилъ докторъ, здороваясь. — Нарочно торопился къ вамъ къ завтраку.
— Нѣтъ еще. Милости прошу… сейчасъ буду садиться за столъ. Очень радъ… — отвѣчалъ Сухумовъ и въ самомъ дѣлѣ обрадовался пріѣзду доктора.
Онъ радъ былъ сообщить доктору о происшедшемъ у него недоумѣніи съ Раисой и рѣшилъ просить у него совѣта по этому дѣлу, сейчасъ-же приказавъ черезъ камердинера подождать закладывать лошадей.
— Стало-быть, я вамъ помѣшалъ? Прискорбно. Но я васъ не задержу. Вы только покормите меня и я сейчасъ-же уѣду. Куда это въ такой день собрались съ визитомъ?
— Сейчасъ все по порядку разскажу, не скрывая отъ васъ ни іоты, — отвѣчалъ Сухумовъ, нѣсколько покраснѣвъ.
— Должно быть, очень что-нибудь важное, коли ѣдете въ Крещенскій сочельникъ, — сказалъ докторъ, закуривая папироску.
— А что-жъ такое, что въ Крещенскій сочельникъ? Я ѣду къ отцу Рафаилу.
— Вотъ его-то вы сейчасъ послѣ вашего завтрака дома и не застанете. Черезъ часъ онъ звонить начнетъ и самъ будетъ въ церкви. Вѣдь сегодня большая служба въ церкви, Крещенская вечерня съ водоосвященіемъ. Часа въ три раньше не кончится.
— Что вы! А я этого и не сообразилъ.
— То-есть, я думаю, лучше такъ сказать, что не знали. Гдѣ-жъ вамъ церковныя-то службы знать, проживая за границею… Да и вообще въ вашемъ кругу…
— Да, да. Дѣйствительно, не зналъ, — сознался Сухумовъ, улыбнувшись. — Но я все-таки хотѣлъ ѣхать къ нему пораньше, передъ его обѣдомъ.
— Какой-же сегодня обѣдъ у священника? До воды не вкушаютъ, то-есть ѣдятъ только послѣ водоосвященія, да и то что-нибудь сухое, сидятъ на сухоѣденіи, а послѣ воды — это ужъ ужинъ. Вотъ и я по случаю Крещенскаго сочельника къ вамъ пріѣхалъ. Дѣлать вамъ медицинскій визитъ не предвидѣлось, — говорилъ докторъ. — Вы, слава Богу, теперь относительно здоровы. Пріѣхалъ завтракать.
— Но почему-же именно по случаю Крещенскаго сочельника? — недоумѣвалъ Сухумовъ.
— Да, вы батенька, совсѣмъ не русскій человѣкъ! Неужели не догадываетесь? Жена моя баба простая, живетъ по древнему благочестію и у меня сегодня дома никакой стряпни не будетъ до воды. Часу въ четвертомъ она сваритъ какую-нибудь похлебку въ видѣ жиденькой кашицы съ грибами, но ужъ ни рыбы, ни елея — ни-ни. Вотъ я и заѣхалъ къ вамъ попитаться за завтракомъ культурной пищей. Поняли теперь?
— Понялъ, понялъ. И душевно радъ, что мы позавтракаемъ съ вами, — отвѣчалъ Сухумовъ. — Мнѣ, докторъ, обо многомъ надо съ вами переговорить. Я тутъ такъ опростоволосился, что просто бѣда.
Онъ горько улыбнулся и махнулъ рукой.
— Поговоримъ, поговоримъ, — отвѣчалъ докторъ, — Вы знаете, мнѣ даже было и не по дорогѣ къ вамъ. Я былъ у другого больного… Отъ него ко мнѣ домой ближе, но я свернулъ къ вамъ и прямо изъ-за культурной пищи, чтобы потѣшить свой мамонъ. А голоденъ, какъ нильскій крокодилъ.
Докторъ потеръ руки и проглотилъ свою накопившуюся слюну.
— Сейчасъ сядемъ за столъ. Сейчасъ подадутъ… У меня, кстати, сегодня, кажется, отварной поросенокъ съ теплымъ хрѣномъ, — сказалъ Сухумовъ, позвонилъ камердинера и велѣлъ подавать, если завтракъ готовъ.
Завтракъ подали. Сухумовъ и докторъ перешли въ столовую.
— А къ отцу Рафаилу сегодня вамъ совсѣмъ не слѣдуетъ ѣздить. Вы его все равно до ужина дома не застанете, — продолжалъ докторъ, садясь за столъ. — Онъ послѣ вечерни со святой водой будетъ ходить по прихожанамъ — таковъ здѣсь обычай — и къ вамъ къ первому явится пропѣть: «Во Іорданѣ крещающеся»…
— Да что вы! — удивился Сухумовъ.
— Совсѣмъ вы не русскій человѣкъ, если этого не знаете. Крещенскій сочельникъ — буаръ и манже русскаго деревенскаго духовенства. Да и въ Петербургѣ еще есть священники, которые ходятъ по прихожанамъ со святой водой и собираютъ доходы.
И Сухумовъ дѣйствительно не зналъ этого обычая,
— Хорошо, что сказали, — проговорилъ онъ. — Стало-быть, мнѣ надо къ себѣ ждать отца Рафаила. Ну, вотъ я съ нимъ здѣсь и объяснюсь. Но мнѣ все-таки придется поѣхать къ нему для Раисы Петровны. Надо и съ ней переговорить.
— Охъ, что-то ужъ очень много вы стали говорить о Раисѣ Петровнѣ! — подмигнулъ докторъ. — Книги у васъ для Раисы Петровны, журналы вы выписываете для Раисы Петровны, къ учителю ходите — для Раисы Петровны.
Сухумовъ совсѣмъ покраснѣлъ и отвѣчалъ, прямо глядя доктору въ глаза:
— Не скрою отъ васъ, что она мнѣ очень нравится.
— И похвально, — кивнулъ докторъ. — Она дѣвушка хорошая, неиспорченная, съ чистой душой.
— Я вамъ, докторъ, скажу больше. Она мнѣ такъ нравится, что я хочу связать съ ней свою судьбу. Я хочу сдѣлать ей предложеніе, и если она захочетъ, то жениться на ней.
Сухумовъ это высказалъ въ волненіи, съ дрожью. Онъ не могъ ѣсть и положилъ на столъ вилку, перевелъ духъ и, помолчавъ, прибавилъ:
— И вотъ объ этомъ-то я хотѣлъ вамъ разсказать.
