Александр Грибоедов - Горе от ума (сборник)

Простите, поневоле
Я с вами расстаюсь, – мне здесь нельзя быть боле;
Хозяйки милые так долго никогда
Не заставляли ждать. – Вы остаетесь?..

Да.

Так дружбу мне свою на деле докажите,
И хоть Эледину, жестокий, пощадите.

Шути, мой друг, острись! – Я, в очередь мою,
Для шутки у тебя дорогу перебью;
Да и Росла́влев твой порядочной ценою
За неучтивости поплатится со мною,
И дельно. – В дураки попасть им легче всех:
Один всё хмурится, другому же всё смех.
Нет! женщин надо знать, – так знать, как я их
знаю.
Однако ж я и сам неловко поступаю:
К обеим вдруг сестра́м я письма написал;
К обеим об любви? – Ну, как в беду попал?
Да что? – Развязка тут не самая ль плохая,
Что от одной отказ, – не та, так всё другая;
Вот дурно, ежели они одна другой
Хвалиться вздумают короткостью со мной?
Да нет! не может быть: они не разболтают,
В любви и женщины, что надобно, скрывают.
А вот они идут! – Однако ж не могу
С обеими теперь быть вместе, – убегу!

Как можно целый час смеяться до упада?

Нет сил!

Да что с тобой? Скажи, чему ты рада?

Ах, что за милое письмо мне принесли!

Письмо?

От Блёстова. – Как нежно!

Неужли!
Он и ко мне писал сегодня же.

Забавно!
Да где ж твое письмо? – Дай посмотреть…
Вот славно!
Прочти, пожалуйста: он любит нас равно,
Из слова в слово в них написано одно.
Каков?

Ну что ж, так нам обеим незавидно.

Уж Блёстов вздумал нас обманывать; обидно!
Нет, баловать его не надо, – и к чему?
Садись, пиши.

Зачем?

Чтоб отомстить ему.
Повеса в сорок лет! – Ах, друг мой! как счастливо!
Тебе нередко ведь скучает твой ревнивый;
А мой возлюбленный, что б он ни говорил,
Своей холодностью нимало мне не мил;
Твой слишком любит, мой почти любви не знает;
А это нам в мужьях добра не обещает.

Ну что же?

К Блёстову напишешь ты ответ,
Для шутки, так, чтобы он был ни да, ни нет.

Как можно?

Напиши; ты страх меня обяжешь!

А если все потом узнают, что ты скажешь?

Пусть знают. Я сама хочу к нему писать,
Вот тут-то он начнет мечтать, мечтать, мечтать,
Зазнается, – и вдруг глаза ему откроем.
Представь себе, как мы Росла́влева расстроим?
Услышит, взбесится, взревнует, а потом,
Как ты сама ему признаешься во всем,
Немного надобно иметь ему рассудка,
Чтобы увериться, что это просто шутка.
Ну, если шалостью исправим мы его?
А мне не сделать уж ревнивым своего,
Так я хочу его заставить рассердиться,
Чтоб он хоть раз узнал, как весело мириться.
Ну, милая, решись, – пиши; я пособлю.

Нет, я не напишу, что я его люблю.

Вот, как теперь гляжу, как Блёстов будет славить.

Ревнивца обмануть?

Да, чтоб его исправить;
Теперь же случай есть… Пиши, не будь дитя.

Да как?

Ах! полно.

Я боюся не шутя.

А время между тем уходит. – Ну, скорее!

Что будет?

Ничего.
Лиза садится.
Вот так, начни смелее.

Ах! что я делаю!

Поверь мне, не тужи.

Что он подумает?

Пусть думает. – Пиши:

«Не знаю, хорошо ль, что я вам отвечаю…»

Уж как не хорошо, я это очень знаю.

«И не решилась бы я долго, – но со мной
Рославлев, как назло, несносный стал такой…»

Несносный, что за вздор?

Ну, беспокойный…

Точно.

Пиши: «Он ревностью, как будто бы нарочно,
Надоедает мне».

И всё не надоест!

«Надоедает мне. – Пусть ищет же невест
Потерпеливее; а я не в силах боле
Сносить все странности его; – я век в неволе;
Его мученья…»

Ну?

Помилуй, отчего
Ты рада выдумать всё злое на него?

А не сама ли ты сто раз мне повторяла,
Что даже часто с ним терпение теряла?

Какая разница! то было на словах;
А это я пишу к другому.

Дурно страх!
Ну, да пожалуй я смягчу из сожаленья;
Прочти, что у тебя?

Сейчас.
(Читает.)
«Его мученья…»

«Так надоели мне, что, словом, хоть кого
Готова я любить, да только не его…»

Нет! Этого писать я век не соглашуся.

Что за ребячество!

Ну, право, не решуся.

Ты шутишь; – да скажи, чего бояться тут?
Ведь этого письма лишь двое не поймут,
Росла́влев с Блёстовым, Росла́влев как ревнивый,
А Блёстов как дурак.

Ответ красноречивый.
Неужли он теперь поверит, что в него
Влюбилась я!

Кто? он? Он верил до того.
Как знаю я мужчин! Ах, все без исключенья
Какого об себе они большого мненья!
Самолюбивы как! почти не меньше нас!
Давай свое письмо, я отошлю сейчас.
А между тем тебе уж надо притворяться,
Что ты с Росла́влевым не хочешь вовсе знаться. —
Пусти ж меня.

Теперь мне очередь писать.
Представь, как будем мы над ними хохотать!
Ах! вдруг троих мужчин помучить так приятно!

Что тут приятного, мне, право, не понятно!

Ах! вот они! – Куда всё это нам девать?
Спрячь эти глупости.

Вот стану я скрывать;
Ты знаешь, что во всем я скрытность ненавижу.

Смотри, что так она прилежно пишет!

Вижу.

Я ждал вас давеча до половины дня;
Или решилися вы бегать от меня?

Да, сударь, с вами я все ссоры прекращаю;
Вы не ошиблись; я – вас точно убегаю.

Не убежите же: я вас везде найду.
Лиза перебегает и становится за Элединою.

Вот любит истинно! а на мою беду,
Мой Ленский самая холодная особа.

Ах! да вы здесь. Давно?

Сейчас вошли мы оба.
Не помешаю ли я вам?

Нет, ничего.

Конечно, нечего бояться вам его.
Вы можете при нем всегда писать свободно,
Хоть бы к соперникам его, – к кому угодно;
Он из учтивости не будет вам мешать.

Хоть бы к соперникам его, – почем же знать?
Я точно нежное письмо пишу.