Андрей Зарин - Кровавый пир. За чьи грехи?
— Написал я теперь в Тамбов и Пензу, в Симбирск и Казань, да думаю, мало с того толку, потому сам от них грамотки получил. Просят людишек. Ха-ха-ха! А я у них! Так и гоняем гонцов! И все же поберечься надобно.
— Стены-то, воевода, в порядке? — спросил Сергей Лукоперов.
Воевода кивнул ему головою.
— Вот, друже, тебя перво-наперво просить хотел! Человек ты служилый, военный. Пособи мне! Я хоть и был против поляка под Смоленском, да все дело мое было животы оберечь. Дохли мы с голоду, а боя не было. Так ты и помоги!
— Что же? Я государю всегда слуга, — сказал Сергей. — А тебе, воевода, коли что по силам; рад помочь!
— Вот, вот! Я так и смекал, друже. Ты у меня, к примеру, в помощниках будешь. Что укажешь, то сделаю. А Жировы, Иван Митрич да Петр Митрич, тоже в пособниках!
— Рады служить, воевода! — ответили довольным голосом Жировы.
— Иван над посадскими старшим будет, а Петра над холопами да торговым людом, а ты, Сергей, значит, над стрельцами да над всеми. Как, государи мои?
— Да чего же лучше, воевода! — сказал Паук.
— Ладно удумал, воевода! — одобрил Лукоперов.
— Добро, Кузьма Степанович! Как решишь, — заговорили кругом, — дай и нам службишку. Мы все в общей беде служить рады!
Воевода встал и поклонился всем в пояс.
— Спасибо, милостивцы, за ласку! — сказал он и, севши, продолжал: — А службишка всякому найдется! Так вот. Мы, значит, утречком обойдем стены да поглядим, как што.
— Я думаю, воевода, — сказал Сергей, — допрежь всего посад выжечь надоть. Его выжгем, а в городе и запремся.
— Ну, ну! — ответил воевода. — Экой ты горячий. Выжечь успеем, когда вор придет, а пока что подождем!
— Да и жечь опасливо! — заговорили кругом. — Вдруг ветер на город повернет. Тогда что?
— Там видно будет! — решил воевода, заканчивая совет.
— Теперь пить будем, други! До воров еще будет время.
Кубки снова наполнились, и все дружно стали пить, на время забыв об опасности.
Только старик Лукоперов чувствовал себя как-то неладно, и, странно, каждый раз при мыслях о Стеньке Разине в его уме мелькал образ Василия. Он даже несколько раз испуганно покосился на соседнюю горницу, где тогда драли Василия.
— Боязно, Сережа, — заговорил он, когда они ушли в свою горницу, — сильны воры и вокруг изменники!
— Э, батюшка, — беспечно ответил Сергей, — не попустит Господь торжествовать неправде. Покорит он государю под нози врага и супостата!
— Да, может, не теперь?
— На все воля Божия! Отсидеться очень можно. Только посад надо сжечь!
— Думаешь, можно?
— Можно, батюшка! Я на том крест поцелую, что буду биться до последнего вздоха. Да и другие тож!..
V
Воеводу на другой день узнать нельзя было. Толстый, обрюзглый, неповоротливый, не дурак выпить в компании, охотник поесть до отвалу да спать до обалдения, немного разгильдяй, — он вдруг при сознании опасности обратился в грозного воеводу, готового жизнь положить ради исполнения своего долга. Лицо его стало серьезно и решительно, слова кратки и выразительны, распоряжения толковы.
Увидев Сергея, он ласково кивнул ему головою и сказал:
— Добро, Сергей Иванович, кто рано встает, тому Бог подает. Пойдем.
На дворе его ждало несколько стрельцов-начальников.
— Я, — сказал воевода, — приказал сотельникам придтить, да пятидесятникам, да пушкарскому голове! Нонче Жировых в приказ послал перепись сделать, подьячих в посад услал да в торговые ряды людишек счесть, кои годны. Опять, думаю, лошадей отобрать.
— А стрельцы нешто пешие? — спросил Сергей.
— Не все, а конных-то всего две сотни. Мало, чай?
— До четырех надо! Всех-то восемьсот.
— Восемьсот!
— Ну, так на полы!
— Слышь, Митрич, — обратился воевода к сотнику, — ты для своих достань да ты, Авдеич!
— Добро! — отозвались те.
Они вышли из ворот, и их тотчас окружила толпа зевак.
— Ну, вы! — окрикнул их воевода. — Идите свое дело делать. Неча вам на воеводу глаза пялить: узоров нет! Лучше крамольников высматривайте! Ну, ну, а то в палки!
Толпа недовольно разошлась.
— Пойдем, Сергей Иванович!
Они вошли в низенькую дверь наугольной башни и стали подниматься по ее ветхим ступеням.
— Ишь, ведь, — попенял воевода, — так и скрипят, того гляди, обвалятся. Сколько раз писал на Москву, что надобно чинить. Нет, не дают городовых людей на работу. Кто вас, дескать, тронет. Вы в середке! А вот…
Они вышли на верхнюю площадку под плоскою крышей. Там, обращенные на три стороны, стояли три пищали. Сергей заглянул в их дула.
— Смотри, боярин, — сказал он, — сколько там всякого мусора: щепки, кирпич. Надо выкинуть.
— Надо, надо! Ты чего ж, песий сын, своего дела не блюдешь? — накинулся воевода на пушкаря. — Что пищаль-то, свалка тебе? А?
— Да нешто я это? Это мальчишки балуют.
— Мальчишки! — передразнил воевода. — А ты их шелепами!
Они пошли дальше по стене, по узкой галерее под крышею, переходили из башни в башню, и везде Сергей с воеводою делали распоряжения. В одном месте из пушки выкатилось колесо; его надо было подвести снова, в другом совершенно подгнил пол и надо было подпереть его.
Сергей распорядился и осадною защитою того времени. Указал места, где сложить кирпичи, чтобы кидать ими в осаждающих; заказал наделать котов, огромных колес без спиц, для той же цели и, наконец, указал места, где нагревать смолу и воду, чтобы лить их на головы врагов.
Воевода передавал его приказы стрелецким начальникам и пушкарю и прибавлял к приказу всегда крепкое слово.
Они заглянули и в чуланы, где в непогоду укрывались пушкари, и в нижнюю галерею стены, где ставились обыкновенно стрельцы с самопалами.
— Уф, важно! — сказал довольно воевода. — Истинно ты военный человек, Сергей Иванович!
— Постой, надо еще в погреб сходить да в пушечный амбар. Там, может, что есть! — заметил Сергей.
— Дело! Идем, друже!
Они осмотрели погреб. В высоких кадках там стояло зелье, то есть порох; пирамидальными кучами лежали ядра.
— Выбрать их отселева да к пушкам снести! — сказал Сергей.
— Слышишь? — сказал воевода пушкарю. — Наряди-ка людей-то!
Наконец в пушкарном амбаре Сергей увидал две огромные пушки с короткими стволами, называемые тюфяками, и приказал их поставить внизу башен, что при городских воротах у моста.
Осмотрели также ров, где Сергей приказал выправить честик, и после этого вернулись на воеводский двор.
— Ну вот! — сказал воевода стрелецким начальникам. — Лошадей достаньте и еще две сотни на коней садите. А еще вот его слушайтесь! Он как я! А потом скажу. Вор близко! Поборитесь же за великого государя, его царское величество; послужите ему, государю, верою, правдою, бейтесь с ворами до последнего. За то государь не оставит вас своею милостью!
— Рады служить великому государю даже до смерти! — ответили сотники.
Воевода одобрительно кивнул головою:
— А теперя с Богом и за дело!
Стрельцы ушли. Сергей пошел делать роспись, кому где службу нести, а воевода направился в приказную избу, где братья Жировы составляли ополчение из посадских и торговых людей.
В городе и посаде закипели работы. Таскали ядра, зелье, кирпичи и коты на стены; волочили пушки; стрельцы ходили с одного места на другое; Жировы каждый день скликали своих ополченцев и проверяли их.
Воевода на случай пожаров собрал баб и мальчишек и поставил над ними начальниками боярских и дворянских детей, снабдив их всех густыми мочальными кистями на длинных палках.
Всех охватило волнение, но по-разному.
Все ждали прихода Стеньки Разина, но тоже по-разному.
Воевода, дьяки, приказные, люди начальные и съехавшиеся помещики, бояре и дворяне ждали его как врага; посадские же, голытьба и некоторые из стрельцов ждали как избавителя.
Воевода чуял, что измена гнездится в городе, и своею ревностью портил дело.
Каждый день он ездил со стрельцами по городу и каждый раз кого-нибудь да отправлял в пыточную башню.
— Я вас, воров, крамольников, насквозь вижу! — кричал он, разъезжая по посаду. — Я из вас веревку скручу! Я вам протру глаза.
— Допрежь твово протрутся и сами! — закричал раз кто-то из толпы.
— Схватить его, собаку! — заорал воевода.
Стрельцы ухватили его. Это был рослый детина с дерзким взглядом.
— Так, молодец! А чтобы у тебя хоть и протерты глаза, а язык пустое не болтал, я тебе колышек в рот посажу! — сказал воевода. — Сведите его в башню да распорочку ему в рот, а там в тюрьму!
— Пожди, воевода, — роптали посадские, — будет и на тебя невзгода!
— Ох, будет битва великая! — говорил, вздыхая, каждый вечер воевода.
Что ни день, он посылал стрельцов за надолбы на разведки, не идут ли воры, и каждый раз стрельцы возвращались ни с чем.
