Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.
Кухарка.
Только с погреба пришла, опять лезть. Кому это?
Григорий.
Барышням тюрю. Живо! С Семеном пришли, а мне некогда.
Кухарка.
Вот наедятся сладко так, что больше не лезет, их и потянет на капусту.
1-й мужик.
Для прочистки, значит.
Кухарка.
Ну да, опростают место, опять валяй! (Берет чашку и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 8-е
Те же, без Кухарки.
Григорий (Мужикам).
Вишь, расселись. Вы смотрите: барыня узнает, она вам такую задаст трепку, не хуже утрешнего. (Смеется и уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 9-е
Три Мужика, Семен и Старый Повар (на печке).
1-й мужик.
Двистительно, штурму сделала давеча — беда!
2-й мужик.
Давеча хотел он, видно, вступиться, а потом как глянул, что она крышу с избы рвет, захлопнул дверь: будь ты, мол, неладна.
3-й мужик (махая рукой).
Всё одно положение. Тоже моя старуха, скажем, другой раз распалится — страсть! Уж я из избы вон иду. Ну ее совсем! Того гляди, скажем, рогачом зашибет. О, Господи!
ЯВЛЕНИЕ 10-еТе же и Яков (вбегает с рецептом).
Яков.
Сема, беги в аптеку, живо, возьми порошки вот барыне!
Семен.
Да ведь он не велел уходить.
Яков.
Успеешь. Твое дело еще, поди, после чаю… Чай да сахар!
1-й мужик.
Милости просим.
(Семен уходит.)
ЯВЛЕНИЕ 11-е
Те же, без Семена.
Яков.
Некогда, да уж налейте чашечку для компании.
1-й мужик.
Да вот предлегает разговорка, как давеча ваша госпожа очень как себя гордо повела.
Яков.
О, эта горяча — страсть! Так горяча, — сама себя не помнит. Другой раз заплачет даже.
1-й мужик.
А что, примерно, я спросить хотел? Она что-то давеча предлегала макроту. Макроту, макроту, говорит, занесли. К чему это приложить, макроту эту самую?
Яков.
О, это макровы. Это, они говорят, такие козявки есть, от них, мол, и болезни все. Так вот, мол, что на вас, они. Уж они после вас мыли-мыли, брызгали, брызгали, где вы стояли. Такая специя есть, от ней дохнут они, козявки-то.
2-й мужик.
Так где же они на нас, козявки-то эти?
Яков (пьет чай).
Да они, сказывают, такие махонькие, что и в стекла не видать.
2-й мужик.
А почем она знает, что они на мне? Може, на ней этой пакости больше моего.
Яков.
А вот поди, спроси их!
2-й мужик.
А я полагаю, пустое это.
Яков.
Известно, пустое; надо же дохтурам выдумывать, а то за что бы им деньги платить? Вот к нам каждый день ездит. Приехал, поговорил, — десятку.
2-й мужик.
Вре?..
Яков.
А то один есть такой, что сотенную.
1-й мужик.
Ну! и сотенную?
Яков.
Сотенную? Ты говоришь: сотенную, — по тысяче берет, коли за город ехать. Давай, говорит, тысячу, а не дашь — издыхай себе!
3-й мужик.
О, Господи!
2-й мужик.
Что ж, он слово какое знает?
Яков.
Должно, что знает. Жил я прежде у генерала, под Москвой, сердитый был такой, гордый — страсть, генерал-то! Так заболела у него дочка. Сейчас послали за этим. Тысячу рублей, — приеду… Ну, сговорились, приехал. Так что-то не потрафили ему. Так, батюшки мои, как цыкнет на генерала. А! говорит, так так-то ты меня уважаешь, так-то? Так не стану ж лечить! — Так куда тебе! генерал-то и гордость свою забыл, всячески улещает. Батюшка! только не бросай!
1-й мужик.
А тысячy-то отдали?
Яков.
А то как же?..
2-й мужик.
То-то шальные деньги-то. Что б мужик на эти деньги наделал!
3-й мужик.
А я думаю, пустое все. Как у меня тады нога прела. Лечил, лечил, скажем, рублей пять пролечил. Бросил лечить, а она и зажила.
(Старый повар на печке кашляет,)
Яков.
Опять тут, сердешный!
1-й мужик.
Какой такой мужчинка будет?
Яков.
Да нашего барина повар был, к Лукерье ходит.
1-й мужик.
Кухмистер, значит. Что ж, здесь проживает?
Яков.
Не… Здесь не велят. А где день, где ночь. Есть три копейки — в ночлежном доме, а пропьет всё — сюда придет.
2-й мужик
Как же он так?
Яков.
Да так, ослаб. А тоже человек какой был, как барин! При золотых часах ходил, по сорока рублей в месяц жалованья брал. А теперь давно с голоду бы помер, кабы не Лукерья.
ЯВЛЕНИЕ 12-е
Те же и Кухарка (с капустой).
Яков (к Лукерье).
А я вижу, Павел Петрович опять тут?
Кухарка.
Куда ж ему деться, — замерзнуть, что ли?
3-й мужик
Что делает винцо-то! Винцо-то, скажем… (Щелкает языком с соболезнованием.)
2-й мужик.
Известно, окрепнет человек — крепче камня; ослабнет — слабее воды.
Старый повар (слезает с печи, дрожит и ногами и руками).
Лукерья! Говорю, дай рюмочку.
Кухарка.
Куда лезешь? Я те дам такую рюмочку!..
Старый повар.
Боишься ты Бога? Умираю. Братцы, пятачок…
Кухарка.
Говорю, полезай на печь.
Старый повар.
Кухарка! пор-рюмочки. Христа ради, говорю, понимаешь ты — Христом прошу!
Кухарка.
Иди, иди. Чаю вот на!
Старый повар.
Что чай? Что чай? Пустое питье, слабое. Винца бы, только глоточек… Лукерья!
3-й мужик.
Ах, сердешный, мается как.
2-й мужик.
Да дай ему, что ль.
Кухарка (достает в поставце и наливает рюмку).
На, вот, больше не дам.
Старый повар (хватает, пьет дрожа).
Лукерья! Кухарка! Я выпью, а ты понимай…
Кухарка.
Ну, ну, разговаривай! Лезь на печку, и чтобы духа твоего не слышно было.
(Старый повар лезет покорно и не переставая ворчит что-то себе под нос.)
2-й мужик.
Что значит — ослаб человек!
1-й мужик.
Двистительно, слабость-то человеческая.
3-й мужик.
Да что и говорить.
(Старый повар укладывается и всё ворчит. Молчание.)
2-й мужик.
Ну, что я хотел спросить: эта вот девушка живет у вас с нашей стороны — Аксиньина-то. Ну что? Как? Как она живет, значит, честно ли?
Яков.
Девушка хорошая, похвалить можно.
Кухарка.
Я тебе, дядя, истину скажу, как я здешнее заведение твердо знаю: хочешь ты Татьяну зà сына брать — бери скорее, пока не изгадилась, а то не миновать.
Яков.
Да, ото истинно так. Вот летось Наталья, у нас девушка жила. Хорошая девушка была. Так ни за что пропала, не хуже этого… (показывает на Повара).
Кухарка.
Потому тут нашей сестры пропадает — плотину пруди. Всякому манится на легонькую работу да на сладкую пищу. Ан глядь, со сладкой-то пищи сейчас и свихнулась. А свихнулась, им уж такая не нужна. Сейчас эту вон — свеженькую на место. Так-то Наташа сердешная: свихнулась — сейчас прогнали. Родила, заболела, весною прошлой в больнице и померла. И какая девушка была!
3-й мужик.
О, Господи! Народ слабый. Жалеть надо.
Старый повар.
Как же, пожалеют они, черти! (Спускает с печи ноги.) Я у плиты тридцать лет прожарился. А вот не нужен стал: издыхай, как собака!.. Как же, пожалеют!
1-й мужик.
Это двистительно, положения известная
2-й мужик.
Пили, ели, кудрявчиком звали; попили, поели — прощай, шелудяк!
3-й мужик.
О, Господи!
Старый повар.
Понимаешь ты много. Что значит: сотей а ла бамон? Что значит: бавасари? Что я сделать мог! Мысли! Император мою работу кушал! А теперь не нужен стал чертям. Да не поддамся я!
Кухарка.
Ну, ну, разговорился. Вот я тебя!.. Залезай в угол, чтоб не видать тебя было, а то Федор Иваныч зайдет, или еще кто, и выгонят меня с тобой совсем.
(Молчание.)
Яков.
Так знаете мою сторону-то, Вознесепское?
2-й мужик.
Как же не знать. От нас верст 17, больше не будет, а бродом меньше. Ты что же, землю-то держишь?
