Юрий Коваль - Суер
Он снова вскочил с места и закричал самому себе: "Отстань! Отстань, мерзавец!" - и рванул с места так, что песок брызнул из-под копыт.
Пробежав двести ярдов, он вернулся обратно и рухнул на песок.
- Вы видели, сэр? Видели? Мне удалось обогнать самого себя на тридцать восьмом скаку, но на семьдесят девятом эта сволочь снова меня догнала! Подайте, сэр, беженцу от самого себя.
Суер подал целковый.
Старпом - гривенник.
Я подал подаяние.
Лоцман подал пример достойного поведения в обществе.
Очевидно наглядевшись на лоцмана, несчастный беженец снова вскочил и на этот раз взял старт с большой ловкостью. Это был настоящий рывок рвача.
И вдруг мы с изумлением увидели, как наш беженец выскочил из самого себя, обогнал вначале на полкорпуса, на корпус, оторвался и, все более и более набирая скорость, ушел вперед, вперед, вперед...
- Не догонишь, гад! - орал тот, что убежал от самого себя, а тот, от которого убежали, орал вслед:
- Врешь, не уйдешь!
Глава LXIX. Я сам
Все мы были жестоко потрясены этой фатальной картиной бегства от самого себя и из самого себя.
Тот, что вырвался, скрылся где-то за скалою, а ПОКИНУТЫЙ САМ СОБОЮ жалобно бежал, бежал, вдруг споткнулся, бедняга, упал, вскочил, заскулил, снова хлопнулся на землю замертво.
- Жив ли он?! О Боже! - вскричал старпом, и мы кинулись на помощь, стали зачем-то поднимать. Я давно примечаю в людях этот сердобольный идиотизм: немедленно поднимать упавшего, не разобравшись, в чем дело. Так и мы стали поднимать ПОКИНУТОГО САМИМ СОБОЮ, который, как ни странно, был вполне жив.
Он рыдал, размазывая по лицу пыльные реальные слезы.
- Я САМ от себя убежал, а другой Я САМ остался! Ужас! Ужас!
Я остался - и Я же убежал!
Нет! Это невыносимо!
Лучше застрелиться! Или повеситься?
Отравиться - вот что надо сделать! Где курарэ?
Где этот сильный яд-курарэ?! Где?
Нет, но если Я отравлюсь, что же будет со МНОЮ УБЕЖАВШИМ?
Помру или нет? Погоди, погоди, погоди.
Подумай! Подумай! Подумай!
Я - помру, а тот Я, ЧТО УБЕЖАЛ, останется жить!
Значит - надо травиться!
О БОги, БОги МОи! ЯДу МНе! ЯДу!
- Я интересуюсь, - встрял неожиданно лоцман Кацман, - а где деньги, которые вам подали?
- А деньги тот Я САМ унес.
- Ну, возьмите еще целковый, - сказал Суер.
- Не надо! - вопил Покинутый. - Ничего мне теперь не надо! Ни денег, ни славы, ни почестей, ни богатства! Верните мне МЕНЯ САМОГО!
- Выпейте валерьянки, - предложил Пахомыч, - успокойтесь, может, он сам вернется?!
- Ну, конечно, жди! - корчился в рыданьях Покинутый. - Я САМ СЕБЕ так надоел, так мучил САМОГО СЕБЯ! Теперь я пуст! Кошмар! Кошмар!
Верните мне МЕНЯ САМОГО! Я теперь не Я!
А кто Я?
Я - САМ или НЕ САМ?
От таких вопросов, ей-богу, башка может лопнуть! Ой, лопается башка! Как бочка! Обручей! Обручей! Слушай-ка, Я, ты погоди! Не ори! Разберись в себе самом!
Итак! Был Я, но я хотел от самого себя убежать!
Ой, сейчас затылок отвалится!
И УБЕЖАЛ!!!!!!!
Лопнула башка! Затылок отвалился!
Виски упали до уровня подбородка!
Я ОСТАЛСЯ и Я же УБЕЖАЛ!!!
- Успокойтесь, Покинутый собою, - сказал сэр Суер-Выер. - Пожалуй, большинство людей на свете иногда желает убежать от самого себя, но никогда никому этого сделать не удавалось. Вы - первый! Гордитесь! Первый человек на земле, который убежал от самого себя!
- Мы свидетели, можем подтвердить, - подтвердил старпом.
- Действительно, это - сверхрекорд, - согласился Покинутый, - но установил-то его не Я, а ТОТ Я, который убежал! О горе мне! Горе!
О горе мне!
Я так себя хреново вел, что сям от себя убежал!
Курарэ! Курарэ! Курарэ!
Гдэ ведрэ курарэ???
Стакан курара! Стакан курара!
Вы не знаете, где растут бледные поганки? Подскажите адресок!
- Ты чего орешь? - послышался вдруг знакомый голос, и ТОТ Я, КОТОРЫЙ УБЕЖАЛ, высунулся из-за скалы.
- А что? - удивился Я ПОКИНУТЫЙ.
- Орешь, говорю, чего?
- Да как же мне не орать-то? Ты-то "Я" убежал!
- Вести себя надо было лучше, а то пил как лошадь, воровал, попрошайничал, двоеженствовал, не платил алиментов, жил по поддельному паспорту, ночью поедал чужую сметану, обманывал маму!
- Вернись! Я буду лучше! Мне ведь ничего не надо, кроме тебя! Мне даже деньги предлагали, и я не взял! Мне только тебя нужно! Только тебя! Вернись ко мне, мой дорогой Я!
- Деньги? Какие еще деньги?
- Целковый.
- И ты не взял?
- Не взял, - гордо ответил Покинутый.
- Вот все-таки дурак! Как был дураком, так и остался! Гордость заела! Бери, пока не поздно, да проси побольше, дубина стоеросовая! Тогда, может, и вернусь!
- Извините, господа и сэры, - обратился к нам Покинутый с поклоном, тут этот "Я УБЕЖАВШИЙ" обещает вернуться, если денег подадите. Вы уж подайте Христа ради!
- Христа ради? - удивился Суер, вспоминая, видно, недавнюю нашу распрю, - Это уж ради примирения вас с самим собою.
- Почему же не Христа ради? Господу, может, угодно такое примирение?
- Тогда уж примиряйтесь бесплатно. Впрочем, вот целковый.
- Маловато, сэр, - почесал в затылке Покинутый. - Боюсь, Я УБЕЖАВШИЙ не вернется. Погодите, я покричу. Эй ты, Я УБЕЖАВШИЙ! Эй! Тут дали целковый!
- Не, - отвечали из-за скалы, - не вернусь.
- Вертайся, хватит!
- Да ну тебя, дурака слабоумного, и просить-то толком не умеешь.
- Вернись же, вернись! Хочешь, я курить брошу?
- Да ну, ерунда, вранье, силы воли не хватит.
- И пить брошу, клянусь!
- А это еще зачем?
- А что, не надо?
- Пей, но в меру. Но главное - денег проси, иначе - не вернусь. Поеду в Мытищи, у меня там баба знакомая.
- Это Людка, что ли?
- Вспомнил наконец, тоже мне...
- Так ее ж посадили!
- Да не ее, дурак, сына посадили, Боряшку! Ну и папаша! Все! Пока! Уезжаю в Мытищи! Ты не помнишь, когда уходит последняя электричка?
- Сэры! Сэры! - рыдал Покинутый. - Умоляю... Добавьте же... прошу...
- Сколько же надо? - начиная раздражаться, спросил капитан.
- Эй ты, Я! - крикнул Покинутый. - А сколько надо?
- Бери червонец, за меньшее не вернусь!
- Вы слышали, сэры? Червонец!
- Прямо не знаю, - сказал капитан, - у кого из нас есть на червонец жалости? Может, у вас, старпом?
- Чего? - удивился Пахомыч, в некоторых ситуациях сильно напоминающий господина боцмана. (Подчеркнем - в некоторых.)
- Жалости на червонец есть?
- Жалости много, - отвечал старпом, - а червонца нету. Пусть берет чистую жалость, бесплатно. Между прочим, в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году моя жалость на черном рынке в Неаполе кое-кому дорого обошлась.
(Тут мы должны отметить, что на такую сложную жалость боцман все-таки не тянет.)
- А вы, лоцман?
- Видите ли, сэр, - отвечал лоцман, оправляя галстук-бабочку в клеточку, - видите ли, сэр... видите ли, дорогой сэр... Конечно, вы видите, уважаемый сэр, что этот, с позволения сказать - чэловэк уже имеет два целковых, разделенных как раз поровну между частями особи. Одна часть особи, убежавшая, имеет еще и гривенник старпома, то есть неоспоримое преимущество. То есть мало того, что она убежала от самое себя, у нее еще и на гривенник больше. Предлагаю все-таки путь равенства и братства. Пусть убежавшая отдаст оставшейся пятак.
- С Гоголя получишь! - послышалось из-за скалы. - Тоже нашелся утопический социалист. Кто это и когда делил все поровну? Ха!
- У юнги денег нет, - сказал капитан сэр Суер-Выер и ласково поглядел на меня, - остаешься ты, друг мой, - в ласке зазвучала ирония. - Что ты скажешь, голубь дорогой? До сих пор ты подавал подаяние. Мы не рассматривали, что это за подаяние. Подаяние и подаяние. Что ты скажешь сейчас? Может, добавишь гривенник?
Я так и знал, что все это дело с нищими до особого добра не доведет.
Глава LXX. Камень, ложка и чеснок
*
- Прежде всего, кэп, - сказал я, - прежде всего: никто не имеет права анализировать подаяние. Кто что подал, то и подал. Меня, например, вполне устраивает открытый лоцман, щедрый капитан, разумный старпом. Что подал я мое дело. Я никому не подотчетен. Подаяние - и все! И привет! И пока! И до свиданья! Прошу отметить, что все были мною довольны и даже приговаривали: "Спаси Вас Господи!" Но если вас интересует, кому я что подал, могу сказать:
Древорукому - камень, Пеплоголовому - деревянную ложку, Нищему духом головку чесноку.
Человеку, который убежал от самого себя, я тоже подал подаяние. Вы заметили? Это - небольшой кисет. По-моему, он так и не поинтересовался, что в кисете. Эй, любезный господин Покинутый, а где кисет, который я подал? У вас того, что убежал, или у вас того, что остался?
- У меня. Тот "Я" только деньги взял, а кисет, говорит, тебе оставлю. Кури!
- Загляните же в кисет.
- Черт-те что, - сказал Покинутый, развязав кожаную тесемку. - Махорка, что ли? Или нюхательный табак? Порошок какой-то. Что же это?
- Неужели не догадываетесь?
- Никак не смекну. Надо понюхать.
- Погодите, не спешите нюхать. Это - курарэ! Толченое курарэ! Здесь как раз хватит, понюхал - и... Вы, кажется, просили?
