Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 2
— Ради Бога, дорогой графъ, не томите меня, — вы вѣрно знаете что-нибудь! Его хотятъ опять пригласить на службу, да?…
Улыбка мгновенно сбѣжала съ его губъ, лицо приняло обычное ему, холодное, сдержанное выраженіе.
— Я ровно ничего не знаю, княгиня, сказалъ онъ офиціальнымъ тономъ:- я выразилъ одно мое, лично мнѣ принадлежащее предположеніе, основывающееся единственно на блестящей репутаціи князя, деверя вашего, какъ государственнаго человѣка, которую оставилъ онъ по себѣ въ Петербургѣ… и о которой не было бы ничего удивительнаго еслибы вдругъ вспомнили въ высшихъ сферахъ сегодня или завтра… Я осмѣлюсь покорнѣйше просить васъ ничего далѣе этого простаго соображенія не искать въ моихъ словахъ.
Она закачала недовѣрчиво головой.
— О нѣтъ, милый графъ, я увѣрена что вы знаете что-нибудь болѣе положительное, — вы такъ хорошо поставлены при дворѣ (vous êtes si bien en cour)!
— Повторяю вамъ, княгиня, что я ничего не знаю, досадливо, почти рѣзко отвѣчалъ онъ на это, — и мнѣ приходится очень сожалѣть что вамъ угодно непремѣнно давать словамъ моимъ произвольное… и позвольте мнѣ прибавить — непріятное для меня толкованіе.
Но Аглая уже неслась головой внизъ и никакихъ отговорокъ принимать не хотѣла.
— Я вижу, милый графъ, что вы не хотите мнѣ сказать, потому что я женщина, и вы боитесь моего язычка. Но вы меня еще не знаете, я умѣю молчать какъ могила, когда нужно, и вотъ вамъ самое лучшее, кажется, доказательство: то о чемъ мы сговорились съ графиней, матушкой вашею, въ Римѣ, я съумѣла сохранить въ тайнѣ цѣлые полтора года и не сказала ни Линѣ, ни Ларіону, и онъ даже теперь узналъ объ этомъ не чрезъ меня, а чрезъ пріятеля своего, графа, которому писалъ вашъ дядя.
Анисьевъ пристально глядѣлъ на нее все время… Осторожность его сдалась на убѣдительность этого аргумента:
— И все-таки я ничего не скажу вамъ, княгиня! засмѣялся онъ… По принципу, по принципу! добавилъ онъ такъ же весело, — я никогда ничего не говорю ненужнаго. А это пока не нужно! Вамъ будетъ достаточно пока знать что «перемѣна жизни», какъ говорятъ гадальщицы (онъ сказалъ это, смѣясь, по-русски) — вещь для васъ возможная въ болѣе или менѣе непродолжительномъ времени… Но знать это должны вы только про себя, молвилъ онъ, принимая опять видъ озабоченный и строгій;- еслибы князь Ларіонъ провѣдалъ какъ-нибудь что вамъ что-либо извѣстно, онъ бы тотчасъ же заподозрилъ насъ съ вами въ заговорѣ, принялъ бы пожалуй съ своей стороны какое-нибудь неожиданное рѣшеніе….. а это могло бы скомпрометтировать и не меня одного! досказалъ флигель-адъютантъ, сопровождая эти слова такимъ мрачнозначительнымъ взглядомъ что Аглая Константиновна отъ испуга прижалась къ сидѣнью своему, какъ будто намѣревалась продавить его до самаго дна.
Она уже не смѣла ничего дальше спрашивать, и глухо повторила только:
— Я могила для секретовъ, графъ, могила, могила…..
Онъ учтиво наклонилъ голову и продолжалъ опять:
— Смѣю думать что, въ виду того что можетъ случиться, вамъ можно было бы, княгиня, принять по отношенію ко княжнѣ, дочери вашей, образъ дѣйствій выжидательный, такъ-сказать, и примирительный; другими словами, какъ бы забыть о ея….. забыть о причинахъ вашего недовольства ею, не напоминать ей о нихъ, и не вызывать ее такимъ образомъ на новыя… пренія съ вами. Княжна слишкомъ благовоспитана чтобы предпринять что-либо серіозное противъ вашей воли, и вамъ поэтому особенно безпокоиться ничего… Еслибы однако, поспѣшилъ онъ прибавить чуть-чуть сморщивъ брови, — вы замѣтили какіе-нибудь угрожающіе симптомы (quelques symptomes alarmants), то вы всегда найдете хорошій совѣтъ у моей матушки… Вѣдь вы, надѣюсь, будете продолжать переписываться съ нею?
— О, непремѣнно!.. А что лучше было бы, милый графъ, — это, разъ она уже въ Петербургѣ, еслибъ она могла сама пріѣхать теперь сюда?
— Я объ этомъ думалъ одну минуту, возразилъ онъ раздумчиво, — но нахожу это положительно непрактичнымъ. Матушка, кажется, никогда не сходилась съ княземъ, деверемъ вашимъ, и пріѣздъ ея сюда тотчасъ же возбудилъ бы его подозрѣнія. А этого надо положительно избѣгать… Нѣтъ, княгиня, будемъ ждать лучшаго отъ времени и перемѣны мѣста… Быть-можетъ и ждать долго не придется! примолвилъ онъ со мгновенно блеснувшимъ взглядомъ. — А затѣмъ позвольте проститься съ вами, сказалъ онъ вставая и обходя столъ чтобы поцѣловать ей руку.
Она вскочила съ мѣста.
— Милый графъ, позвольте обнять васъ… какъ сына, шепнула она ему на ухо, закидывая ему руку за шею и припадая къ его плечу.
Онъ приложился раздушенными усами къ жирной ея длани, изобразилъ на лицѣ своемъ нѣкое подобіе сердечнаго умиленія, и направился къ двери.
— Я провожу васъ до лѣстницы, объявила Аглая, идя за нимъ.
— Что вы, что вы, княгиня! вскликнулъ онъ оборачиваясь и вспоминая рекомендацію Ольги Елпидифоровны:- вы забыли что вы больны; вамъ не на лѣстницу, а въ постель надо… Непремѣнно въ постель, я вамъ совѣтую
И онъ исчезъ за портьерой.
Она закивала головой ему вслѣдъ, вернулась къ своему дивану, и торопливо зазвонила. Явившемуся Финогену она отдала приказаніе принести новый чайникъ съ кипяткомъ, и «сейчасъ, сейчасъ отыскать и просить къ ней Евгенія Владиміровича»….
XXIII
Ольга Елпидифоровна объ руку съ блаженствовавшимъ капитаномъ выходила изъ сада въ большія сѣни дома, когда увидѣла предъ собою вваливавшееся изъ противоположныхъ дверей, со стороны двора, громоздкое туловище почтеннаго своего родителя. Елпидифоръ Павловичъ, покрытый пылью, съ загорѣвшимъ докрасна отъ солнца и вѣтра лицомъ, несъ впередъ свой огромный животъ съ какимъ-то необыкновенно торжественнымъ и радостнымъ видомъ… Завидѣвъ дочь онъ заковылялъ къ ней поспѣшно своими коротенькими ножками, махая ей еще издали руками….
— Что вы такъ поздно? крикнула она ему.
— Сто двадцать верстъ безъ малаго отмахалъ со вчерашняго вечера, отвѣтилъ онъ, отдуваясь все съ тѣмъ же торжествующимъ выраженіемъ на лицѣ, и подходя къ ней.
— Это для чего же сто двадцать верстъ? спросила съ изумленіемъ Ольга.
— Въ чужой уѣздъ заѣхалъ, до самаго Подольска проводилъ его сіятельство, пояснилъ онъ со смѣхомъ, вопросительнымъ и нѣсколько удивленнымъ взглядомъ обнимая дочь и ея кавалера, и протягивая послѣднему руку. Ранцевъ съ радости пожалъ ее такъ что Акулинъ чуть не крикнулъ отъ боли.
— Ну, дочурка, сказалъ онъ, тряхнувъ пальцами выдернутыми имъ изъ этой медвѣжьей лапы, — въ Бѣлокаменную собирайся!
— Это какъ?
— Назначеніе получаю.
— Полицмейстеромъ въ Москву? вскрикнула Ольга.
— Пониже маленечко, да посытнѣе пожалуй! И жирная улыбка раздула еще разъ необъятныя ланиты Елпидифора.
— Что же это такое: «пониже»? спросила она хмурясь и надувая губы.
— А что пониже полицмейстера бываетъ, и не слыхивали, можетъ, никогда? спросилъ онъ въ свою очередь, передразнивая голосъ ея и мину.
— Частный приставъ есть, сердито отвѣчала она; — такъ развѣ вы согласитесь пойти въ частные пристава?
Онъ разсмѣялся во всю мочь, уткнувъ руки въ бока и насмѣшливо глядя ей въ лицо своими лукаво подмигивавшими глазками.
— Въ Городскую-то часть? Да какой же, съ позволенія вашего сказать, пентюхъ и оселъ не пойдетъ на этакое мѣсто!
— Частный приставъ, протянула брезгливо и свысока Ольга, — какая гадость!
— А исправникъ не гадость? протянулъ и онъ, передразнивая ее еще разъ. — Имѣлъ уже я честь, матушка моя, Ольга Елпидифоровна, докладывать вамъ не разъ что званіе — звукъ пустой, и что ни къ чему человѣку честь, коли нечего ему ѣсть…. Спроси-ка вотъ Никанора Ильича, какъ онъ про это скажетъ?…
— Извѣстно, Ольга Елпидифоровна, поспѣшилъ подтвердить тотъ, — званіе безъ средствъ тягость одна-съ…
— Колибъ я продолжалъ по военной лямку тянуть, заговорилъ опять Акулинъ, — я, по товарищамъ судя, въ настоящую пору въ ролѣ превосходительнаго пѣтуха глотку бы дралъ предъ бригадой, а за усердіе мое получилъ бы содержанія столько что на одну вотъ на статью на эту (онъ треснулъ себя рукой по животу) доходовъ бы не хватало, не говоря о другомъ прочемъ… А тутъ и не казиста съ виду должность, а какъ ежели, бѣдно, бѣдно, пятнадцать тысячъ цѣлковенькихъ получать съ нея ежегодно, такъ пожалуй съ низостью-то званія помириться можно, какъ вы полагаете, Никаноръ Ильичъ?
Капитанъ промычалъ что-то, не то сконфуженно, не то нѣжно поглядѣлъ на будущаго тестя, и слегка покраснѣвъ и ухмыльнувшись опустилъ глаза.
— Это, то-есть, съ купцовъ взятки брать? громко и откровенно хватила зато Ольга.
Елпидифоръ Павловичъ и не подумалъ разсердиться; онъ только плечами пожалъ.
— И безо всякихъ взятокъ, и даже отцомъ-благодѣтелемъ всякій называть станетъ… потому матерію эту мы насквозь прошли, не сомнѣвайтесь, дочка моя достолюбезная… И какая вы тамъ ни на есть грандамъ, а какъ ежели захотите въ Благородное Собраніе, или къ самому графу на балъ туалетомъ блеснуть, такъ къ тому же отцу-частному приставу за презрѣннымъ металломъ отъявитесь, и мерси боку скажете что есть у него таковаго достаточно чтобы никогда вамъ въ немъ отказу не знать…
