Андрей Смирягин - Птенец и зверюга
- Похоже, сейчас впаяет штраф по полной программе.- сделал предположение Зверюга.
Полицейский средних лет, одетый в странную форму с элементами индейской одежды, да к тому же еще и на велосипеде, манил Птенца длинным, почти как дубинка на боку, пальцем. Птенец, подойдя к нему, что-то долго и внимательно слушал, хлопая большими ресницами, сметающими все на своем пути. Когда она вернулась, Зверюга спросил с интересом, о чем они так долго беседовали:
- Он забрал квитанцию и сказал, чтобы я так больше не делала.
- Да, я всегда говорил: красота - это страшное оружие. Ты бы им пользовалась поосторожнее. Не игрушки все-таки.
Ее бывшая квартира располагалась в обычном для пригорода двухэтажном доме "for rent". Войдя внутрь, он невозмутимо попросил показать ему расположение комнат. Когда она показывала ему вторую спальню, он нежно обнял ее и толкнул на кровать. Она не стала сопротивляться, а лишь попросила:
- Подожди, мне надо в ванную.
- Предупреждаю, если ты сейчас скажешь, что у тебя месячные, то я заплачу и долго буду биться в истерике.
- Именно это я и собиралась тебе сообщить. - Ну что за бардак в этом мире!- чуть ли не на самом деле зарыдал он.- Почему, когда я к тебе приезжаю, у тебя тут же начинаются месячные! Ну и когда, скажи, закончатся эти твои ежесекундные, ежедневные, ежеквартальные, ежегодные, ежемиллионолетние?
- Они почти закончились, ну, может быть, еще чуть-чуть.
- Как раз то, что нужно для нас, вурдалаков. Я обожаю пить кровь молоденьких и невинных девушек.
Когда она скрылась в ванной он сел на пол и стал доставать из своей сумки шампанское и припасенный шоколад с орехами. Он не хотел отступать от традиций. Затем он обратил внимание на скинутые рядом с кроватью ее туфли. Он взял одну из них и поднес к лицу. В следующее мгновение он чуть не сошел с ума от тонкого запаха выделанной кожи и аромата ее ноги. С нежным неистовством он стал покрывать поверхность туфельки поцелуями, и даже облизывать внутри.
Когда она вышла из ванной в коротком халатике, он сидел на полу, довольно облизываясь, как насытившийся кот.
- Что с тобою?- Спросила она.- Ты похож на помешанного.
- Да так. Я всего лишь занимался фетишизмом.
- А что это?
- Потом расскажу. Предлагаю выпить за встречу.
- О! Шампанское. И шоколад с орехами. Ну ты даешь!
- Да. Люблю я этот напиток,- сказал он открывая бутылку.Люблю за его легкий аромата женских гинеталий.
- Сумасшедший!
- Да. За это и предлагаю выпить. За двух сумасшедших, которые уже четвертый год подряд живут как в бреду. Любя и ненавидя друг друга на расстоянии тысяч километров, и которые не могут ни соединиться, ни расстаться навсегда.
Поставив бокал, Зверюга вынул из сумки камеру, включил ее и поймал в видоискатель Птенца.
- Надеюсь, ты не будешь против,- спросил Зверюга,- если я сниму тебя на память?
- А ты этого хочешь?
- Безумно.
Внезапно, в ее глазах загорелись озорные искорки.
- А хочешь, я покажу тебе стриптиз?
- Здорово! Кстати, любопытно, где ты ему научилась?
- Неважно, хотя каждой женщине в той или другой степени известна наука показывать себя всю, и при этом ничего не давать.
Она поставила кассету в магнитофон и включила музыку. По какому-то необъяснимому совпадению это оказалось "Тебе лучше остановиться" Сэм Браун.
Медленно, смотря завораживающим взглядом в камеру, она стала обнажать смуглые плечи, грудь, живот и бедра. Гладкая блестящая кожа в сочетании с тонким, но сильным, почти мускулистым телом, привели его в сильное волнение
- Ого,- в восхищение произнес он.- Ты как будто занимаешься бодибилдингом?
- Да. Я здесь стала ходить в спортивный зал с бассейном и джакузи.
Его терпение подходило к концу.
- А можно я оставлю камеру снимать и все остальное.
- Что снимать?
- Ну, как мы этим занимаемся.
- Дурак! Ты с ума сошел! Не смей! Сейчас же выключи!
Он сделал вид, что выключил камеру, затем положил ее на стол, как раз напротив огромной кровати, и подошел к той, которую безумно любил: Сценарий порнографического фильма:
"Зверюга начал с шеи и ямочки между ключицами. Какой восхитительный вкус был у ее нежной кожи. Удивительно, но он абсолютно не изменился и три года спустя. Ее голова с закрытыми глазами откинулась, как сломленное молодое деревце. Ее ноздри начали дрожать, прерывисто ловя воздух. Проклятая одежда! Скидывайся быстрее, освобождая тонкое тело, дышащее едва уловимым запахом ее пота. Господи, ведь это не майка, а какой-то лист Мебиуса!
Его губы нащупали два бесстыдно выставившихся соска. На одном, как он помнил, было три волоска, а на другом два. В этом месте она обычно испускала первые стоны страсти и беспамятства. Нежные волосики под мышкой были совершенно безцветны. Чуть-чуть хулиганства: он прикусил их зубами и слегка дернул. Нет такие телодвижения немыслимы - привязывать ее, что ли? Его рот продолжал путешествие вниз, оставляя влажный след и изнемогающую дрожащую под смуглой кожей плоть. Об одном он жалел: язык так мал, что не способен лизать все тело сразу.
Его язык, извиваясь змеей, проник в ямку пупка, открывая накопленный молодым телом букет горьковатых привкусов. Кричи, кричи громче, тебе уже ничто не поможет! Он впился поцелуем вурдалака в ямочки над бедрами. С еще большим наслаждением он бы впился зубами в нежное мясо ее живота, как вгрызается лев в беззащитное тело обхваченной им сзади лани.
Его язык и губы, замирая и вновь оживая, медленно опускались все ниже и ниже. И вот уже его щека начала ласкается о кудрявый пушок женского треугольника, а руки пытаются разнять в судороге сведенные колени. Она, преодолевая в который раз подсознательный стыд и девичью невинность, потихоньку начинала уступать ласковой силе, пока, наконец, не раскрыла ноги, как благоухающий бутон. Как человек, понимающий толк в истязаниях, здесь он пока трогать ничего не будет. К вершинам наслаждения надо восходить, а не опускаться. Он сделал переход к ее ногам и начал целовать ступни и облизывать каждый ноготок в отдельности. А когда он углубился языком меж пальчиков ног, ее стон перешел в крик. Это очень благородно, целовать у женщины ноги.
Дальше он начал подъем по внутренней стороне ноги. Он обожал, когда у женщины были длинные ноги: их целуешь, целуешь, а они все не кончаются, не кончаются... Изгиб под коленом - это еще одно углубление, которое нельзя пропускать. Слизав солоноватую росу, он вступил на последний отрезок пути к вершине.
Она уже сама обхватила его голову руками и, лаская волосы, стала слегка подтягивать ее к раскрытым объятиям ног. Но он знал, что здесь торопиться не следует. Он обнял ее тело специально придуманным захватом. Теперь она может биться и извиваться сколько заблагорассудится, ему это не помешает насладиться ею до конца.
Почему лучшее, что создала природа, люди так тщательно скрывают? Наконец-то он добрался до этого места, до своего пристанища на этой планете. Господи, какая же планета большая, и как мало надо человеку от нее! Всего лишь оказаться здесь, припасть к этому источнику жизни. Он шел к нему через множество стран, через океан и целые материки. И вот наконец он у цели своего путешествия.
Внезапно он вспомнил их давнишний диалог:
- ...Ты можешь поцеловать меня везде, везде.- спросила она.
- Везде, везде.- ответил он
- Это правда? - Да.
- И даже там, где попа.
- И даже там...
Кончик его языка вступил на небольшой влажный перешеек, ведущий вниз...
... Как странное уродливое чудовище, он стоял в полный рост на кровати, держа ее плавно качающиеся ноги на своих бедрах. Подняв голову кверху, она стонала и извивалась в диком неистовстве, обхватив своими тонкими руками его за шею. Когда их крик слился в предчувствии удара первой судороги, он оттолкнулся ногами, и зависнув на миг в воздухе, устремился вперед на нее в мягкое чрево огромной двуспальной кровати, соединив миг падения с высшей точкой наслаждения...
...Все было кончено. Скрещенные на спине Зверюги ноги разжались и бессильно распластались по кровати. Едва шевелясь, он откинулся с нее на спину и почти тут же провалился в полупризрачное забытье человека, изведавшего только что счастье, выше которого в этой жизни уже ничего не будет."
Спустя четверть часа, он подошел к камере и выключил ее. Затем он вернулся к кровати и произнес:
- Проклятие!
- Что случилось?- еще из полусна спросила она.
- Опять трусы куда-то запропастились. Вечно они куда-то деваются. А! Вот они. Нет, это твои. Как вкусно они пахнут. Слушай, тебе все равно, а мне необходимо, можно я твои одену.
- Еще чего? Да ты в них и не влезешь.
- Все равно, подари мне их на память. Когда мне будет грустно, я достану их из портмоне и буду смотреть на них. Это поможет мне лучше представить светлый образ твоих прелестей.
- Зачем?
- А ты не понимаешь? Чтобы делать то, что облегчит мне совершение подвига никогда не изменять тебе.
