Иван Тургенев - Петушков
- Онисим!
- Чего-с?
- А не будет ли мне несколько, знаешь, неловко этак с бабой, а?
- Что ж, как знаете...
- Впрочем, я это только так. Товарищи могут заметить;
все оно как-то... Впрочем, я подумаю. Дай-ка мне трубку... Так что ж она,- прибавил он после небольшого молчания,- Василиса-то, говорит, что, дескать...
Но Онисим не желал продолжать разговор и принял обычный угрюмый вид.
IV
Знакомство Ивана Афанасьича с Прасковьей Ивановной началось следующим образом. Дней через пять после разговора с Онисимом Петушков отправился вечером в булочную. "Ну,- думал он, отпирая скрипучую калитку,- не знаю, что-то будет..."
Он взошел на крыльцо, отворил дверь. Пребольшая хохлатая курица с оглушительным криком бросилась ему прямо под ноги и долго потом в волнении бегала по двору. Из соседней комнаты выглянуло изумленное лицо толстой бабы. Иван Афанасьич улыбнулся и закивал головой. Баба ему поклонилась. Крепко стиснув шляпу, Петушков подошел к ней. Прасковья Ивановна, по-видимому, ожидала почетного посещенья: платье ее было застегнуто на все крючки. Петушков сел на стул; Прасковья Ивановна села против него.
- Я к вам, Прасковья Ивановна, более насчет...- проговорил наконец Иван Афанасьич - и замолк. Судороги подергивали его губы.
- Милости просим, батюшка,- отвечала Прасковья Ивановна нараспев и с поклоном.- Всякому гостю рады. Петушков немного приободрился.
- Я давно, знаете, желал иметь удовольствие с вами познакомиться, Прасковья Ивановна,
- Много благодарны, Иван Афанасьич.
Настало молчанье. Прасковья Ивановна утирала себе лицо пестрым платком; Иван Афанасьич с большим вниманием глядел куда-то вбок. Обоим было довольно неловко. Впрочем, в купеческом и мещанском быту, где даже старинные приятели не сходятся без особенных угловатых ужимок, некоторая напряженность в обращении гостей и хозяина не только не кажется никому странной, но, напротив, почитается совершенно приличной и необходимой, в особенности при первом свиданье. Прасковье Ивановне понравился Петушков. Он держал себя чинно и добропорядочно и притом все же был человек не бесчиновный.!
- Я, матушка Прасковья Ивановна, очень люблю ваши булки,- сказал он ей.
- Тэк-с, тэк-с.
- Очень хороши, знаете, очень даже.
-Кушайте, батюшка, на здоровье, кушайте. С нашим удовольствием.
- Я и в Москве не едал таких.
- Тэк-с, тэк-с.
Опять настало молчанье.
- А скажите, Прасковья Ивановна,- начал Иван Афанасьнч,- это у вас ведь, кажется, племянница живет?
- Родная племянница, батюшка.
- Что ж она, как... у вас?..
- Сирота, так и держим-с.
- И что ж она, работница?
- Ра-аботница, батюшка, ра-аботница. Такая работница, что и... и... и!.. Как же-с, как же-с.
Иван Афанасьич почел за приличное не распространяться более насчет племянницы.
- Это у вас в клетке какая птица, Прасковья Ивановна?
- А бог ее знает. Птица.
- Гм! Ну, а впрочем, прощайте, Прасковья Ивановна.
- Просим прощения вашему благородию. В другой раз милости просим. Чайку откушать.
- С особенным удовольствием, Прасковья Ивановна. Петушков вышел. На крыльце ему попалась Василиса. Она засмеялась.
- Куда вы это ходить изволили, голубчик мой?-сказал Петушков не без удальства.
- Ну, полноте, полноте, балагур, шутник вы этакой.
- Хе, хе. А письмецо мое изволили получить? Василиса спрятала нижнюю часть лица в рукав и ничего не отвечала.
- И на меня уже не гневаетесь?
- Василиса! - задребезжал голос тетки,- а, Василиса!
Василиса вбежала в дом. Петушков отправился восвояси. Но с того дня он часто стал ходить к булочнице, и недаром. Иван Афанасьич, говоря слогом возвышенным, достиг своей цели. Обыкновенно достижение цели охлаждает людей, но Петушков, напротив, с каждым днем более и более разгорался. Любовь-дело случайное, существует сама по себе, как искусство, и не нуждается в оправданьях, как природа, сказал какой-то умный человек, который сам никогда не любил, но отлично рассуждал о любви. Петушков страстно привязался к Василисе. Он был счастлив вполне. Его душа согрелась. Понемногу перетащил он весь свой скарб, по крайней мере все чубуки свои, к Прасковье Ивановне и по целым дням сидел у ней в задней комнате. Прасковья Ивановна брала с него за обед деньги и пила его чай, следовательно не жаловалась на его присутствие. Василиса привыкла к нему, работала, пела, пряла при нем, иногда молвила с ним слова два; Петушков поглядывал на нее, покуривал трубочку, покачивался на стуле, посмеивался и в свободные часы играл с нею и с Прасковьей Ивановной в дурачки. Иван Афанасьич был счастлив... Но на земле нет ничего совершенного, и как ни малы требованья человека, судьба никогда вполне не удовлетворит его, даже испортит дело, если можно... Ложка дегтю попадет-таки в бочку меду! Иван Афанасьич испытал это на себе. Во-первых, со времени своего переселения к Василисе Петушков еще более раззнакомился с своими товарищами. Он видал их только в необходимых случаях и тут, для избежания намеков и насмешек (что, впрочем, не всегда ему. удавалось), принимал отчаянно суровый и сосредоточенно-запуганный вид зайца, который барабанит посреди фейерверка. Во-вторых, Онисим не давал ему покою, потерял всякое к нему уважение, ожесточенно преследовал, стыдил его. В-третьих, наконец... Увы! Читайте далее, благосклонный читатель.
Т
Однажды Петушков (которому, по вышеозначенным причинам, вне дома Прасковьи Ивановны приходилось плохо) сидел в задней, Василисиной, комнате и хлопотал над каким-то доморощенным снадобьем, не то вареньем, не то настойкой. Хозяйки не было дома. Василиса сидела в булочной и попевала песенку.
Постучались в форточку. Василиса встала, подошла к окошку, слегка вскрикнула, засмеялась и начала с кем-то перешептываться. Вернувшись на место, она вздохнула и принялась петь громче прежнего..
- С кем ты это разговаривала?-.спросил ее Петушков.
Василиса продолжала "ломать калину",
- Василиса, слышишь? а, Василиса?
- Что вам?,
- С кем ты разговаривала?
- А вам на что?
- Да так.
Петушков вышел из задней комнаты в пестром архалуке, с засученными рукавами и с ливером в руках.
- Ас хорошим приятелем,- отвечала Василиса.
- С каким хорошим приятелем?
- Ас Петром Петровичем.
- С Петром Петровичем?.. С каким Петром Петровичем?
- А он тоже ваш брат. Прозвище такое мудреное.
- Бублицын?
- Ну да, да, Петр Петрович.
- И ты его знаешь?
- Еще бы! - возразила Василиса, качнув головой. Петушков молча прошелся раз десять по комнате.
- Послушай, Василиса,-сказал он наконец,-то есть ты как его знаешь?
- Как знаю?.. Знаю... Он барин такой хороший.
- Как, однако ж, хороший? как хороший? как хороший? Василиса посмотрела на Ивана Афанасьевича.
- Хороший,- проговорила она медленно и с недоумением.- Известно какой.
Петушков закусил губы и начал опять ходить по комнате.
- О чем же ты с ним разговаривала? а? Василиса улыбнулась и потупилась.
- Говори же, говори, говори, говорят тебе, говори!
- Какой вы сегодня сердитый,- заметила Василиса. Петушков молчал.
- Ну, нет, Василиса,- начал он наконец,- нет, я сердиться не буду... Ну, скажи же мне, о чем же вы говорили? Василиса засмеялась.
- Такой, право, шутник этот Петр Петрович!
- А что?
- Уж такой!
Петушков опять помолчал.
- Василиса, ты ведь любишь меня? - спросил он ее.
- Ну, и вы туда же!
У бедного Петушкова защемило на сердце. Вошла Прасковья Ивановна. Сели обедать. После обеда Прасковья Ивановна отправилась на полати. Сам Иван Афанасьич прилег на печи, повертелся и заснул. Осторожный скрип разбудил его. Иван Афанасьич приподнялся, оперся на локоть, смотрит:
дверь отворена. Он вскочил - Василисы нет. Он на двор - и на дворе ее нету; на улицу - глядь туда, сюда: Василисы не видать. Без шапки пробежал он до самого рынка: нет, не
видать Василисы. Медленно вернулся он в булочную, взлез на печь, повернулся лицом к стене. Тяжело ему стало. Бублицын... Бублицын... это имя так и звучало у него. в ушах.
- Что с тобой, батюшка? - спросила его сонливым голосом Прасковья Ивановна.- Чего охаешь?
- Ничего, матушка, так. Ничего. Давит что-то.
- Грибы,- пролепетала Прасковья Ивановна,- все грибы. О господи, помилуй нас, грешных!
Час прошел, другой-Василисы все нет. Петушков двадцать раз порывался встать и двадцать раз с тоской забивался под тулуп... Наконец, однако ж, он слез с печи и хотел было домой пойти и на двор уже вышел, да вернулся. Прасковья Ивановна встала. Работник Лука, черный, как жук, хотя и булочник, заложил хлебы в печь. Петушков опять вышел на крыльцо и задумался. Проживающий на дворе козел подобрался к нему и слегка, дружелюбно толкнул его рогами. Петушков посмотрел на него и-, бог знает почему, сказал:"Кысь, кысь". Вдруг низенькая калитка тихо распахнулась и появилась Василиса. Иван Афанасьич отправился к ней прямо навстречу, взял ее за руку и довольно хладнокровно, но решительно, сказал ей:
