Иван Тургенев - Петушков
Обзор книги Иван Тургенев - Петушков
Тургенев Иван
Петушков
Иван Сергеевич Тургенев
Петушков
I
В 182... году в городе О... проживал поручик Иван Афанасьевич Петушков. Он происходил от бедных родителей, пяти лет остался круглым сиротой и попал на руки к опекуну. Имущества у него, по милости опекуна, не оказалось никакого; он перебивался пополам с грехом. Роста был он среднего, несколько сутуловат; лицо имел худое и покрытое веснушками, впрочем довольно приятное; волосы темно-русые, глаза серые, взгляд робкий; частые морщины покрывали его низкий лоб. Вся жизнь Петушкова прошла чрезвычайно однообразно; под сорок лет он был еще молод и неопытен, как ребенок. Знакомых он дичился, а с теми, на участь которых мог иметь влияние, обходился весьма кротко...
За людьми, осужденными судьбою на жизнь однообразную и невеселую, часто водятся разные привычки и потребности. Петушков по утрам, за чаем, любил кушать свежую белую булку. Без этого лакомства он жить не мог. Вот, в одно утро, слуга его, Онисим, подал ему на тарелке с синими цветочками вместо булки три темно-рыжих сухаря. Петушков тотчас же, с некоторым негодованьем, спросил слугу своего, что бы это такое значило?
- Булки все поразобравшись,- ответил ему Онисим, природный петербуржец, странной игрою случая занесенный в самую глушь южной России.
- Быть не может! - воскликнул Иван Афанасьевич.
- Поразобравшись,- повторил Онисим.,- сегодня у предводителя завтрак, так оно все туда, знаете, пошло.
Онисим провел рукой по воздуху и выставил правую ногу вперед.
Иван Афанасьевич прошелся по комнате, оделся и сам отправился в булочную. Это единственное в городе О... заведение было учреждено лет десять тому назад заезжим немцем, в скором времени процвело и теперь еще процветало под начальством его вдовы, толстой бабы.
Петушков постучался у окошка. Толстая баба выставила в форточку свое болезненно пухлое и заспанное лицо.
- Булку пожалуйте,- с приятностью сказал Петушков.
- Вышли булки,- пропищала толстая баба.
- У вас нет булок?
- Нетути.
- Как же это? помилуйте. Я у вас каждый день беру булки и плачу аккуратно.
Баба молча посмотрела на него.
- Возьмите крендель,- сказала она наконец, зевая,- или паплюху.
- Не хочу,- сказал Петушков и даже обиделся.
- Как угодно,- пробормотала баба и захлопнула форточку.
Ивана Афанасьевича разобрала сильная досада. В недоуменье отошел он на другую сторону улицы и предался весь, как дитя, своему неудовольствию.
- Господин!..- раздался довольно приятный женский голос,- господин!
Иван Афанасьич поднял глаза. Из форточки булочной выглядывала девушка лет семнадцати и держала в руке булку. Лицо она имела полное, круглое, щеки румяные, глаза карие, небольшие, нос несколько вздернутый, русые волосы и великолепные плечи. Ее черты выражали доброту, лень и беспечность.
- Вот вам, сударь, булка,-сказала она, посмеиваясь,- я было взяла ее себе, да уж извольте, уступлю вам.
- Покорнейше благодарю. Позвольте-с... Петушков начал шарить у себя в кармане.
- Не надо, не надо-с. Кушайте себе на здоровье. Она затворила форточку.
Петушков пришел домой в совершенно приятном расположении духа.
- Вот, ты не достал булки,- сказал он своему Ониси-му,- а я вот достал, видишь?..
Онисим горько усмехнулся. ...
В тот же день, вечером, Иван Афанасьевич, раздеваясь, спросил слугу своего:
- Скажи мне, братец, пожалуйста, что там у булочницы за девка, а?
Онисим посмотрел в сторону довольно мрачно и возразил:
- А на что вам?
- Так,- сказал Петушков, собственноручно снимая сапоги.
-А ведь хороша! - снисходительно заметил Онисим.
- Да... недурна...- промолвил Иван Афанасьич, глядя тоже в сторону.- А как ее зовут, знаешь?
- Василисой.
- И ты ее знаешь?
Онисим помолчал несколько.
- Знаем-с.
Петушков разинул было рот, но повернулся на другой бок и заснул. Онисим вышел в переднюю, понюхал табаку и покрутил головой.
На другой день, рано поутру, Петушков велел подать себе одеться. Онисим принес ежедневный сюртук Ивана Афанасьича, сюртук старый, травяного цвета, с огромными полинявшими эполетами. Петушков долго, молча, поглядел на Онисима, потом приказал ему достать новый сюртук. Онисим не без удивленья повиновался. Петушков оделся, тщательно натянул на руки замшевые перчатки.
- Ты, братец,- проговорил он с некоторым замешательством,- не ходи сегодня в булочную. Я сам зайду... мне по дороге.
- Слушаю-с,- ответил Онисим так отрывисто, как будто кто-то толкнул его сзади.
Петушков отправился, дошел до булочной, постучался в окошко. Толстая баба отворила форточку.
- Пожалуйте булку,- медленно проговорил Иван Афанасьич.
Толстая баба выставила руку, обнаженную до самого плеча, более похожую на ляжку, чем на руку, и сунула ему горячий хлеб прямо под нос.
Иван Афанасьич постоял некоторое время под окошком, прошел по улице раза два, заглянул на двор и, наконец, устыдясь своего ребячества, вернулся домой с булкой в руке. Целый день ему было неловко, и даже вечером он, против обыкновения, не пустился в разговор с Онисимом.
На другое утро уже Онисим отправился за булкой.
II
Прошло несколько недель. Иван Афанасьич совершенно позабыл о Василисе и по-прежнему дружелюбно беседовал с своим слугою. В одно прекрасное утро зашел к нему господин Бублицын, развязный и очень любезный молодой человек. Правда, он иногда сам не знал, что такое говорил, и весь был, как говорится, набекрень, но все-таки слыл за весьма приятного собеседника. Он курил много, с лихорадочной жадностью, поднимая брови, втягивая грудь, курил с озабоченным видом, или, лучше сказать, с таким видом, что вот дайте ему только в последний раз затянуться, он вам тотчас и скажет неожиданную новость; даже иногда мычал и махал рукой, торопливо досасывая чубук, как будто внезапно вспомнил что-то необыкновенно забавное или важное, раскрывал рот, кольцеобразно выпускал дым и произносил слова самые обыкновенные, а иногда даже вовсе безмолвствовал. Поболтавши немного с Иваном Афанасьичем о соседях, лошадях, помещичьих дочках и прочих поучительных предметах, г-н Бублицын вдруг заморгал глазами, взбил себе хохол и с лукавой улыбкой подошел к необыкновенно тусклому зеркалу, единственному украшению комнаты Ивана Афанасьича.
- А ведь надо правду сказать,-промолвил он, поглаживая свои бурые бакенбарды,- у нас здесь есть мещаночки такие, что куда твоя Венера мендинцейнская... Например, видали вы Василису булочницу?..- Г-н Бублицын затянулся.
Петушков вздрогнул.
- Впрочем,- продолжал Бублицыи, исчезая в облаке дыма,- что я у вас спрашиваю! ведь вы такой человек, Иван Афанасьич! бог знает, чем вы занимаетесь, Иван Афанасьич!
- Тем же, чем и вы,- не без досады и нараспев проговорил Петушков.
- Ну, нет, Иван Афанасьич, нет... Что вы это?
- Однако?
-- Ну, да уж что, Иван Афанасьич!
- Однако? однако?
Бублицын поставил трубку в угол и начал рассматривать свои не совсем красивые сапоги. Петушков почувствовал смущение.
- Так-то, Иван Афанасьич, так-то - продолжал Бублицын, как бы щадя его.-А про Василису булочницу вам доложу: очень, о-чень хороша... о-чень.
Господин Бублицын расширил ноздри и медленно погрузил руки в карманы.
Странное дело! Иван Афанасьич почувствовал нечто вроде ревности. Он начал двигаться на стуле, некстати расхохотался, покраснел вдруг, зевнул и, зевая, скривил немного нижнюю челюсть. Бублицын выкурил еще три трубки и удалился. Иван Афанасьич подошел к окну, вздохнул и велел подать себе напиться.
Онисим поставил стакан квасу на стол, угрюмо взглянул на барина, прислонился к двери и потупил голову.
- Что ты так задумался?-спросил его барин ласково и не без страха.
- Что задумался? - возразил Онисим,- что задумался... Все об вас.
- Обо мне!
- Разумеется, о вас.
- А что ж ты такое думаешь?
- А я вот что думаю. (Тут Онисим понюхал табаку.) Стыдно вам, сударь, стыдно.
- Что такое стыдно?
- Что такое стыдно... Да вы посмотрите на господина Бублицына, Иван Афанасьич... Чем не молодец? помилуйте.
- Я тебя, братец, не понимаю.
- Не понимаете... Нет, вы меня понимаете. Онисим помолчал.
- Господин Бублицын - господин настоящий, как следует быть господин. А вы-то что, Иван Афанасьич, вы-то что? помилуйте.
- Ну, и я господин.
- Господин, господин...- возразил Онисим, приходя в азарт.- Какой вы господин? Вы, сударь, просто мокрая ку-рица, Иван Афанасьич, помилуйте. Сидите себе сиднем целый божий день... много этак высидите. В карты вы не играете, с господами не водитесь, а что уж насчет того...
Онисим махнул рукой.
- Ну, однако ж... ты уж, кажется, слишком...-проговорил Иван Афанасьич, с замешательством хватаясь за чубук.
- Какое слишком, Иван Афанасьич, какое слишком! Вы сами посудите. Ведь вот опять насчет Василисы... Ну, почему бы вам...
- Да ты что думаешь, Онисим? - тоскливо перебил его Петушков.
