Антон Чехов - Том 29. Письма 1902-1903
17 авг.
Наконец я дома, дуся моя. Ехал хорошо, было покойно, хотя и пыльно очень. На пароходе много знакомых, море тихое. Дома мне очень обрадовались, спрашивали о тебе, бранили меня за то, что ты не приехала; но когда я отдал Маше письмо от тебя* и когда она прочла, то наступила тишина, мать пригорюнилась… Сегодня мне дали прочесть твое письмо, я прочел и почувствовал немалое смущение. За что ты обругала Машу?* Клянусь тебе честным словом, что если мать и Маша приглашали меня домой в Ялту, то не одного, а с тобой вместе. Твое письмо очень и очень несправедливо, но что написано пером, того не вырубишь топором, бог с ним совсем. Повторяю опять: честным словом клянусь, что мать и Маша приглашали и тебя и меня — и ни разу меня одного, что они к тебе относились всегда тепло и сердечно.
Я скоро возвращусь в Москву*, здесь не стану жить, хотя здесь очень хорошо. Пьесы писать не буду.*
Вчера вечером, приехав весь в пыли, я долго мылся, как ты велела, мыл и затылок, и уши, и грудь. Надел сетчатую фуфайку, белую жилетку. Теперь сижу и читаю газеты, которых очень много, хватит дня на три.
Мать умоляет меня купить клочок земли под Москвой. Но я ничего ей не говорю, настроение сегодня сквернейшие, погожу до завтра.
Целую тебя и обнимаю, будь здорова, береги себя. Поклонись Елизавете Васильевне*. Пиши почаще.
Твой А.
На конверте:
Московско-Ярославск. ж. д. Тарасовская пл.
Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Имение Алексеевой.
Книппер-Чеховой О. Л., 18 августа 1902*
3802. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
18 августа 1902 г. Ялта.
18 авг.
Дуся моя милая, в Ялте ужасно жарко, так жарко, что сил нет, и я уже стал помышлять о том, не удрать ли мне отсюда. И народ уже стал ходить, визитеры сидят подолгу — и я отчаянно и молча злюсь. Сегодня за обедом подавали очень сладкую, холодную мягкую дыню, я ел с большим наслаждением; после обеда пил сливки.
Прости меня, дуся, вчера я послал тебе неистово скучное письмо*. Не сердись на своего мужа.
Приходил Альтшуллер, требует от меня послушания, требует настойчиво и завтра явится выслушивать меня. Опротивело мне все это.
Сад наш в Ялте не высох. Высохла только трава. Еще не было от тебя писем, и я не знаю, как ты живешь. Живи веселей.
Обнимаю тебя тысячу раз, если позволишь, и целую. Целую каждый пальчик на твоей руке.
Твой А.
Кубышке и Цыгану* поклон особый.
Пиши каждый день.
С. П. Средину видели на днях в Москве; ее супруг* гостит до сих пор у Соколовых*. Ярцева*, как говорят, высылают из Ялты административным порядком, а за что — неизвестно; это человек невиннейший и ленивейший. Надежда Ивановна*, недовольная, с заплаканными глазами, на днях уезжает в Москву к своему художнику*. Манефы* нет в Ялте, начальница* одна теперь.
Дуся моя, пиши!!
На конверте:
Московско-Ярославская ж. д. Тарасовская пл.
Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Дача Алексеевой, Любимовка.
Гнедичу П. П., 19 августа 1902*
3803. П. П. ГНЕДИЧУ
19 августа 1902 г. Ялта.
19 авг. 1902.
Дорогой Петр Петрович, запаздываю ответом на Ваше письмо, посланное Вами 3 авг<уста>; это потому, что был в Москве и только третьего дня вечером приехал в Ялту*.
«Юбилей» и «Свадьбу» возьмите*, условие присылайте для подписи. Только вот одно: ради создателя, не ставьте «Чайку»!* Я читал в газетах*, что будто в Александринском театре собираются репетировать «Чайку», и этот слух, по всей вероятности недостоверный, смутил мой дух… Пожалуйста, напишите мне, что эта пьеса поставлена не будет, успокойте.
В Крыму жарко, необычайно жарко, писать даже нельзя. Будьте здоровы и благополучны, крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Ермилову В. Е., 19 августа 1902*
3804. В. Е. ЕРМИЛОВУ
19 августа 1902 г. Ялта.
19 авг. 1902 г.
Без вины виноват перед Вами, дорогой Владимир Евграфович, и сердечно прошу Вас извинить меня. Дело в том, что, вернувшись домой*, я нашел у себя на столе Ваш журнал*, начиная с 12 №, и тут же кипу, вновь полученную, тоже начиная с 12 №. Стало быть, Вы, когда говорили у Филиппова*, что журнал мне высылается, были правы, я же не соглашался с Вами по той причине, что журнал получился в мое отсутствие.
Здесь в Ялте томительно жарко, я готов кричать караул. Нельзя сидеть ни на дворе, ни в комнате.
Еще раз простите! В конце августа или в начале сентября буду опять в Москве* и тогда постараюсь увидеться с Вами, а пока позвольте пожелать Вам всего хорошего и крепко пожать руку.
Ваш А. Чехов.
Чехову Г. М., 19 августа 1902*
3805. Г. М. ЧЕХОВУ
19 августа 1902 г. Ялта.
19 авг. 1902.
Милый Жорж, здравствуй! Прежде всего прости за скучнейшее поручение, которое я собираюсь дать тебе: будь добр, побывай, пожалуйста, у тети Марфочки* и возьми у нее моей матери рубашки и что есть еще, и если можно взять. Все, что потребует, заплати, я с благодарностью возвращу тебе.
Я был около Москвы*, где проживал со своей болеющей супружницей*, теперь приехал в Ялту*. Здоровье мое ничего себе; не знаю, что будет зимой.
У Вас в Таганроге Александр* с семьей? В какой гостинице он остановился? И что он делает в Таганроге?* Я бы приехал на открытие памятника Петру I*, да не хочется новый фрак шить, и денег маловато, все истратил*, кстати сказать.
Черкни строчки две.* Поклонись своей маме*, пожелай ей здоровья и спокойствия, поклонись Володе* и сестрам*, а также Иринушке*.
Еще раз прости за скучное поручение. Будь здоров, голубчик, желаю тебе всего, всего хорошего.
Твой А. Чехов.
Алтухову Н. В., 20 августа 1902*
3806. Н. В. АЛТУХОВУ
20 августа 1902 г. Ялта.
20 авг. 1902.
Многоуважаемый Николай Владимирович, в Ялте такая жара аспидская, что нет никакой моей возможности. Спасибо Вам за хлопоты* и за письмо*. Красного вина у меня в доме не пьют, или пьют очень мало, с водой, белое же судакское, если оно не крепкое, а легкое столовое, будет принято и выпито с большим удовольствием. Если можно выслать пробу, то благоволите выслать белого*, и я, получив и отведав, тотчас же напишу Вам. Если вино крепкое, т. е. такое же, как, например, Удельное и Токмакова, то но присылайте
Желаю Вам всего хорошего, еще раз благодарю и жму руку.
Ваш А. Чехов.
Книппер-Чеховой О. Л., 20 августа 1902*
3807. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
20 августа 1902 г. Ялта.
20 авг. 1902.
Дуся моя, жена, здравствуй! Вчера получил от тебя два засаленных, помятых письма*; очевидно, оба письма были опущены в одно время, одним и тем же лицом*. Как живешь? Какова погода? Сегодня в Ялте стало немного прохладней, дышать можно, ночью же было душно и вообще скверно. По соседству умерла татарка, и всю ночь и сегодня весь день голосили по ней родственники.
Долга я не получил.*
С Миролюбовым мы согласились ехать вместе в Nervi* в конце ноября или начале декабря. До этой поездки в Nervi все время буду жить в Москве*.
Ах, если б ты знала, как лезут у меня волосы! Гляди, как облысею, то перестанешь любить меня. Вчера помыл голову, и сегодня волосы пуще полезли. Подозреваю, что тут виновато мыло, прописанное мне твоей симпатией — Членовым.
Нового ничего нет, все благополучно. Если в самом деле в сентябре* ты не будешь принимать участия в репетициях, то попроси Таубе отпустить тебя в Ялту. Здесь совсем нет дождей, все пересохло, но к сентябрю, надо полагать, небеса смилуются и побрызгают. А мне с тобой было бы очень хорошо.
