Алексей Писемский - Люди сороковых годов
- Умом и тактом своих князей, - отвечал Павел.
- Тактом? - как бы переспросил Николай Силыч. - А кто, паря, больше их булдыхался и колотился лбом в Золотой Орде и подарки там делал?.. Налебезят там, заручатся татарской милостью, приедут домой и давай душить своих, этакий бы и у меня такт был, и я бы сумел так быть собирателем земли русской!
- Нельзя же все этим объяснять, - воскликнул Павел, - одною подлостью история не делается; скорее причина этому таится в самом племени околомосковском и поволжском.
При этих словах Николай Силыч весь даже вспыхнул.
- Нет, племя-то, которое было почестней, - начал он сердитым тоном, из-под ваших собирателей земли русской ушло все на Украину, а другие, под видом раскола, спрятались на Север из-под благочестивых царей ваших.
- Не могу же я, Николай Силыч, - возразил Павел, - как русский, смотреть таким образом на Московское княжество, которое сделало мое государство.
- Ну, и смотри, как хочешь, кто тебе мешает!.. Кланяйся господам директорам и инспекторам, которые выгнали было тебя из гимназии; они все ведь из подмосковского племени.
Видя, что Николай Силыч, вероятно, частью от какой-нибудь душевной горести, а частью и от выпитой водки был в сильно раздраженном состоянии, Павел счел за лучшее не возражать ему.
- А по какому факультету ты поступаешь? - спросил Дрозденко после нескольких минут молчания и каким-то совершенно мрачным голосом.
- По математическому, вероятно, - отвечал Павел.
Николай Силыч усмехнулся.
- Зачем?.. На кой черт? Чтобы в учителя прислали; а там продержат двадцать пять лет в одной шкуре, да и выгонят, - не годишься!.. Потому ты таблицу умножения знаешь, а мы на место тебя пришлем нового, молодого, который таблицы умножения не знает!
Николаю Силычу самому предстояла такая участь, и его, конечно, уж не оставляли не потому, что он не годился по своим знаниям, а по его строптивому и беспокойному характеру.
- Государство ваше Российское, - продолжал он почти со скрежетом зубов, - вот взять его зажечь с одного конца да и поддувать в меха, чтобы сгорело все до тла!
Павла покоробило даже при этих словах. Сам он был в настоящие минуты слишком счастлив, - будущность рисовалась ему в слишком светлых и приятных цветах, - чтобы сочувствовать озлобленным мыслям и сетованиям Дрозденко; так что он, больше из приличия, просидел у него с полчаса, а потом встал и начал прощаться.
- Ну-с, прощайте! - сказал Дрозденко, вставая и целуясь с ним. Он заметил, кажется, что Павел далеко не симпатизировал его мыслям, потому что сейчас же переменил с ним тон. - Кланяйтесь вашему Кремлю, - заключил он, и помните, что каждый камушек его поспел и положен по милости татарской, а украинцы так только бились с ними и проливали кровь свою...
- Когда лучше узнаю историю, то и обсужу это! - отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда было девать оставшиеся несколько часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть на те места, где он так счастливо и безмятежно провел около года, а вместе с тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
Самый дом и вся обстановка около него как бы вовсе не изменились: ворота так же были отворены, крыльцо - отперто; даже на окне, в зале, как Павлу показалось, будто бы лежал дорожный саквояж, "Что за чудо, уж не воротились ли они из Москвы?" - подумал он и пошел в самый дом. Там его, у самых входных дверей, встретил проворно выбежавший из комнат оставленный при доме, в виде дворника, старый лакей Еспера Иваныча, Силантий. Захлопнув за собой дверь, он, сверх того, заслонил ее своей собственной особой. Лицо его было сконфуженно и растерянно.
- А что, от Еспера Иваныча есть известия? - спросил удивленный всем этим Павел.
- Никак нет-с! - отвечал Силантий, не отходя от дверей.
- Пусти меня в дом; я хочу посмотреть комнату Мари.
- Никак нельзя-с! - отвечал старик испуганным голосом.
- Отчего же нельзя? - спросил Павел.
- Нельзя-с! - повторил Силантий. - Позвольте-с, я доложу, - прибавил он и, как бы сам не понимая, что делает, отворил дверь, юркнул в нее и, как слышно было, заперев ее, куда-то проворно побежал по дому.
Павел от удивления не знал, что и подумать. Наконец, Силантий возвратился, отворил дверь как-то уж не сконфуженно, а больше таинственно; лицо его дышало спокойствием.
- Пожалуйте, войдите-с, можно! - проговорил он.
Павел вошел в переднюю.
- Вас они просят к себе-с, в комнату Марьи Николаевны, - прибавил старик.
- Кто просит? - проговорил Павел, наконец, уж с досадой.
- Госпожа Фатеева-с, - произнес почти шепотом и несколько лукаво старик.
- Зачем же она здесь? - говорил Павел, идя за Силантием по коридору.
- Да так-с, приехала, - отвечал тот как-то неопределенно.
В комнате Мари действительно Павел увидал m-me Фатееву, но она так похудела, на щеках ее были заметны такие явные следы слез, что он даже приостановился на несколько мгновений на пороге.
- Не ожидали меня!.. - проговорила она, подходя к нему, протягивая руку и усиливаясь улыбнуться.
- Никак уж!.. Но скажите, как же вы, однако, и давно ли вы здесь?.. спросил Павел в одно и то же время сконфуженным и обрадованным голосом.
- Все расскажу; ступай, Силантьюшко! - прибавила она вошедшему тоже, вслед за Павлом, Силантию.
- Никого больше не прикажете принимать? - спросил тот, модно склоняя пред ней голову.
- Никого, - отвечала Фатеева.
Старик поклонился и ушел.
- Это цербер{131} какой-то, вас стерегущий! Он и меня никак не хотел пустить, - сказал Павел.
- Да, он мне очень предан; он меня обыкновенно провожал от Имплевых домой; я ему всегда давала по гривенничку на чай, и он за это получил ко мне какую-то фанатическую любовь, так что я здесь гораздо безопаснее, чем в какой-нибудь гостинице, - говорила m-me Фатеева, но сама, как видно, думала в это время совсем об другом.
- Но к чему же вся эта таинственность? - спросил Павел, не могший все еще разобрать смысла всего этого.
- О, она мне необходима! - отвечала m-me Фатеева и вслед затем глубоко вздохнула.
Павел несколько времени смотрел ей в лицо.
- Но где же ваш муж? - проговорил он.
M-me Фатеева как бы вздрогнула всем телом.
- Не знаю, - отвечала она своим обычным глухим голосом, - я с ним больше не живу, - мы разошлись! - заключила она после некоторого молчания.
- Ну и прекрасно, значит! - произнес Павел, не зная - радоваться этому или нет.
M-me Фатеева ничего ему на это не сказала.
- Но что же было окончательным поводом к вашему разводу? - продолжал Павел расспрашивать.
- Разумеется, - отвечала m-me Фатеева, - то, что я полюбила другого.
- Другого?.. - сказал Павел, уставляя на нее веселые глаза.
- Да, - отвечала Фатеева, как бы стыдясь и отворачиваясь от него. Позвольте, вы ведь мне друг, - так, да?.. - прибавила она, вставая и протягивая ему руку.
- Друг, самый искренний! - отвечал Павел, с чувством пожимая ее руку.
- Ну, так я вас сейчас познакомлю с ним! - проговорила она с легкой краской в лице и вышла затем из комнаты.
Удивление Павла не прекращалось.
Вскоре он услышал разговор в соседней комнате.
- Venez!..* - говорила Фатеева каким-то настоятельным тоном.
______________
* Идите! (франц.).
- Pourquoi?..* - отвечал ей мужской голос.
______________
* Зачем? (франц.).
- Venez donc!* - повторяла Фатеева еще настоятельнее и через несколько мгновений она вошла в сопровождении довольно молодцоватого, но лет уже за сорок мужчины, - с лицом, видно, некогда красивым, но теперь истощенным, в щеголеватом штатском платье и с военным крестиком в петличке. Он, кажется, старался улыбаться своему положению.
______________
* Идите же! (франц.).
- Monsieur Постен, а это мой друг, monsieur Поль! - проговорила m-me Фатеева скороговоркой, не глядя ни на того, ни на другого из рекомендуемых ею лиц, а потом сама сейчас же отошла и села к окну.
M-r Постен и m-r Поль очутились в не совсем ловком положении. Они поклонились друг другу и решительно не находились, об чем бы заговорить. M-r Постен, впрочем, видимо, получивший приказание оказывать внимание Павлу, движением руки пригласил его сесть и сам сел, но разговор все еще не начинался.
- Постен, - начала, наконец, Фатеева как-то мрачно и потупляя свое лицо в землю, - расскажите Полю историю моего развода с мужем... Мне тяжело об этом говорить...
- Почему же - я? - спросил с заметным неудовольствием Постен.
- Потому что вы были всему свидетелем, - отвечала Фатеева с укором.
Постен пожал плечами и не начинал ничего говорить.
- И, пожалуйста, совершенно откровенно: я хочу, чтоб Поль все знал, прибавила m-me Фатеева.
Постен опять усмехнулся, но как заговорить - явно не находился.
- Monsieur Фатеев, как я слышал, характера очень дурного, - вмешался в разговор Павел, чтобы хоть сколько-нибудь помочь ему.
- Тут все дело в ревности, - начал Постен с прежней улыбкой и, по-видимому, стараясь придать всему разговору несколько легкий оттенок. Когда Клеопатра Петровна переехала в деревню, я тоже в это время был в своем имении и, разумеется, как сосед, бывал у нее; она так была больна, так скучала...
