Мария Райкина - Москва закулисная - 2
- Поверьте, мне совсем не хотелось говорить на столь грустную тему.
- Помни о смерти. (Задумчиво произносит три раза. В такие моменты наступает пауза.)
- Приезжие из Москвы или Питера обязательно посещают дом Козакова?
- Во-первых, я не всякого приму. Я общаюсь с теми, кто мне симпатичен и интересен. Вы мне понравились, когда мы с вами говорили по телефону. Это раз. Потом, чего там греха таить, наша профессия - вторая древнейшая, и нам тоже нужна реклама. Два.
Здесь есть русское радио "РЭК", но этому "РЭКу" я не интересен. Мне нужно было дать интервью даже в порядке рекламы - они за это деньги вымогают, в лапу под столом. Когда мы объявляем наши спектакли, мы, естественно, платим, а интервью... За это я не стану платить деньги. Если вы напечатаете это, я буду рад: я презираю их.
Совок, такой же, как в России. Вот поэтому я и книжку пишу, пытаюсь разобраться во всем.
- Судя по всему, хорошо там, где нас нет. А вы как думаете?
- Хорошо в дороге.
- Я слышала, что вы вроде бы решили жить на два дома, то есть в России и в Израиле. Это так?
- Я думаю, да. Детей везти в Россию не хочется. Боюсь. А самому мне хотелось бы работать там. Вот сейчас я ставлю спектакль с Олей Аросевой, Таней Васильевой и Таней Догилевой, Валентином Никулиным. Репетировать будем в России, выпустим его в Израиле, сыграем пятнадцать спектаклей, а потом хорошо бы прокатить его в России. Я вкладываю сорок пять тысяч долларов: занимаю их, надеюсь вернуть.
Но мне не хочется бросать иврит. Представляете, столько вложено труда. Что будет здесь? Что будет там? Что такое апокалипсис? Может, он не завтра наступит, а сейчас уже идет?
Пили кофе на кухне. Говорил много, как после обета молчания. О том, что мало друзей. Нет друзей. Только книги. Вот если Вася Аксенов из Америки приедет... Вот он все понимает.
- Я все время хочу понять, кто я: неудачник или городской сумасшедший? А может, кто-то другой? Ведь начинается у меня книга с израильских кошек. А заканчивается: "Поезжай за водкой, если друг приехал из Москвы, и смотри, счастливчик, не надирайся до зеленого змея. Годы не те". Понимаете - я счастливчик.
Мы вместе возвращались в Москву. Столица встретила огромными сугробами. Высокий, загорелый южанин на фоне белоснежных гор Подмосковья - красивый финал для сиропного фильма. Но южанин, ссутулившись, побежал репетировать, а снег, как это часто бывает в ноябре, превратился в нечто безобразно-грязное. Жизнь. Не кино...
В 1997 году счастливчик Козаков переехал в Москву.
Москва. Ордынка, 28.
- Михал Михалыч, прожив несколько лет в Израиле, вы все же вернулись. Какой главный урок выносит русский актер из-за бугра - там он не жилец?
- Почему же, там замечательно играет театр Арье, который тихо становится ивритским. Я не обобщаю, но про себя я понял - я не гражданин мира. Я бы с удовольствием снимался в Голливуде, если бы позвали, в Англии поиграть тоже неплохо. Но я - ордынский человек. Я не знаю всерьез, кто из русских, уехавших отсюда, а не рожденных там, состоялся бы в Америке. Михаил Чехов? Нет...
Дела в Израиле шли нормально: можно было жить и играть, совершенствовать языки. А потом часами я сидел и смотрел в одну точку.
- А вы здесь не смотрите в одну точку?
- Бывает. Но я беру телефон и звоню кому-нибудь, кто тоже смотрит в одну точку. Я подвержен депрессиям, к сожалению, я человек несильный, и идет постоянная борьба с самим собой. Мне не свойственно чувство зависти. Я вспоминаю себя молодым: мне было больно, когда меня не брали сниматься в кино. Ефремов научил: "Говори так - не взяли, им же хуже". А Эфрос учил, когда все тормозилось: "Миша, не оглядывайся, иди дальше".
- Вы солист? Вам не нужен коллектив?
- Как ни странно, вы не поверите, но я ужасно люблю хорошую атмосферу в коллективе. Я ее в своей антрепризе создаю. Вот спросите моих ребят. Правда, хороши ребята - им уже всем за сорок-пятьдесят, - и они скажут: "Козаков не играет в диктатора". Конечно, волю надо проявлять, без воли ничего нет. Но... "Я предлагаю вам такой путь, - говорю я им. - Если кто-то не согласен, давайте поспорим. Не нравится - уходите". Когда спектакль сделан, я за ним слежу. Я апеллирую как товарищ к товарищам. Артисты должны видеть, что шеф живет по тем же законам, что и они, ездит в тех же купе и живет в таких же гостиничных номерах.
- А в самолете разве вы не в бизнес-классе, а труппа - в экономическом?
- Нет, это принципиально. Это постыдно, если я полечу в бизнес-классе, а Света Немоляева или Оля Остроумова - в другом. Зачем? Я очень слежу за справедливостью, за атмосферой. Если кто-то, я вижу, пытается ее разрушить на сцене ли, за кулисами ли, я расстаюсь с ним. Одна артистка знаменитая как-то играла-играла со мной и вдруг, в сторону, бросила реплику: "Ну, бля, не приняли". У меня шок - почему? Как я могу притворяться, когда она разрушает? Вот эта бацилла карманного театра - когда со сцены говорится одно, а в сторону другое - поразила многие коллективы. Короче, мы тихо расстались, хотя она талантливая, мощная актриса, но по сути своей - пахан, который разрушает атмосферу. Я индивидуалист в другом смысле - не могу бегать в стае.
- Театр без интриг? Только не надо рассказывать сказки.
- А у меня не может быть интриг - антреприза. Каждый знает, что он играет и что за это получает. Каждому объяснено: "Ты замечательный актер, но ты должен понимать, что зал собирает тот". Как я знаю, что один я зал не соберу. Если Догилева рядом будет - уже замечательно.
- Козаков не соберет?
- Сегодня зал собирают две-три звезды. Я готов бы сделать спектакль с молодыми артистами, но Аня, жена моя, говорит: "Ты сделаешь. Но билеты я не продам". И она права. Я соберу зал, когда я читаю стихи. Но билеты на Бродского мы продаем в два раза дешевле, чем на наши комедии. А спектакль по Бродскому, между прочим, это штучная продукция. Но она занимает свое, очень правильное место на полке.
- Все заметили, что с годами вы стали не то чтобы мрачнее, но элегичнее. Бросили прикалываться.
- Да я и сейчас могу прикалываться. Прикол приколу рознь. Сейчас такое время, что прикалываться тревожно.
- А что делать?
- Не знаю. Знаете, иногда из-под одеяла так трудно заставить себя вылезти. Вот вы пришли, у меня хороший день. А бывает... Для меня ужасны мои перепады. Не знаю - знак ли это Весы или не Весы... У меня не бывает особой эйфории: я от нее убережен разумом. Но разум мой не бережет депрессия.
- А правда, что вы однажды попали в сумасшедший дом?
- Да. Я потратил дикие душевные силы, когда работал над фильмом "Пиковая дама": снял тысячи метров натуры - балы во дворцах, подъезд к дому графини с фейерверками. Самое трудное сделал, потом начал монтировать и понял - что-то не то. Понял, что нарушил закон: не может "Дама" получиться, как у Пушкина. Дело в слове. Магия слова...
Я не был сумасшедшим, но у меня была крайняя депрессия, когда сводило руки. Я плакал, забивался в угол, накрывался одеялом. Не шизофрения, а маниакальная идея - я гадал: когда я ошибся? Когда просчитался? Вышел из этого состояния благодаря стихам. Ходил по палатам и читал стихи и через это восстановился. Давид Самойлов еще написал мне:
(что-то там) ты-ты-ты-ты... психи
говорили от души:
хорошо читаешь ст ?ихи
рифмы больно хороши.
В этот момент в комнату вошла розовощекая записная кокетка четырех лет в синей юбочке и с темными косичками. Теребя кофточку, она звонким голосом произнесла следующий монолог.
Монолог Зои Козаковой:
- Меня зовут Зоя. Я люблю своего папу. Я люблю маму, папу и всех. И свою семью. Мы ходим в театр. А когда у мамы с папой есть время, мы идем на мюзикл. Мне понравился Чарли Браун и Питер Пэн. Я в Питера Пэна влюбилась. Потому что он умеет летать. Только там Люси почему-то строгая и вредная. Я знаю Сальвадора Дали Рембранда... Я смотрела книжку, у него там такие усы, прямо до глаз. А Манана моя личная сестра.
- Кто воспитывает детей, Михал Михалыч?
- Да все вместе. У нас теперь полный дом детей - Манана (дочь М.Козакова от брака с грузинской художницей. - М.Р.) приедет с детьми, Катя, Кирилл. Его сын - очень хороший мальчишка - живет в Америке, первый ученик в школе, играет в бейсбол.
- Так сколько их - Козаковых?
- Пять детей и внуков пять. Одной внучке уже двадцать лет.
Вообще странная штука. Когда возраст и детям тоже за сорок перевалило, ждешь итогового мышления. А не приходит оно. Нет итога. Все в перепадах.
- У вас со всеми детьми хорошие отношения?
- М-м... трудно... Когда появились эти двое (Миша и Зоя - послед-ние дети Козакова. - М.Р.), я понял: не зря дворяне по восемь-девять детей заводили. Для себя же заводили. Почему? В них жизнь. Хотя я знаю другую точку зрения, когда человек говорит: "Миша, я никогда не хотел иметь детей. Ты что, не понимаешь, какой мир, на что мы их обрекаем?"
"Что было бы, если бы я не родился?" - это мои детские мысли. А потом мысли такие: "Жизнь - это дар, но ведь она кончается так страшно, и не только для тебя, но и для окружающих". Поэтому одна надежда на великое "быть может". А с годами счетчик считает. Плохие цифры пошли. Почему деньги бессмысленны? За них не купишь физическое бессмертие. Если бы можно было - вот тут бы пошло. А так - все равно полтора аршина и привет. Но остались дети. Недаром сказано в Книге книг: веселитесь.
