Иван Панькин - Начало одной жизни
- Ну как? - спрашивает капитан Филька.
- Все точно. Выходит, ты настоящий токарь.
- Еще бы, - отвечает Филька. - Мой отец был не дурак, чтобы не научить сына своему ремеслу. А ты, парень, держи станок, а то отберу, - обращается Филька к мальчугану, стоявшему у станка.
- Ну что же, как говорят, дал слово - держи, - сказал инструктор. - Передаю тебе этот станок, вижу, ты с ним хорошо знаком.
- А как же этот товарищ? - указывая на мальчугана, обеспокоенно спросил Филька.
- Работать будете вдвоем: один в первую, а другой во вторую смену.
- Серьезно?
- Я никогда не обманываю, - говорит инструктор.
- Что же, я согласен. Дри-чи-чи! Где барон Дри-чи-чи?
- Что такое?
- Возьми свои фиксы, у меня появилось желание быть простым смертным.
- Спрячь, потом плакать будешь.
- Возьми, возьми. Может, на "воле" тебе еще пригодятся.
Мастерских в колонии оказалось более чем достаточно. Смотришь, то у одного, то у другого из нашей компании загорятся глаза. В деревообделочной мастерской изготовляют стулья, столы и какие-то маленькие,зеркальные шкафчики. Тут не было хитроумных машин, но работа не менее интересна, чем в механической мастерской. Мальчуган берет обыкновенное полено, ширкает несколько раз по нему рубанком, получается табуреточная ножка.
- Эх, была не была, дай-ка, пацан, молоток, - обращается барон Дри-чи-чи к мальчику, сколачивающему что-то маленькими гвоздями.
Стук-стук-стук - и под руками "барона" шкафчик разваливается на части. Мальчик-столяр поражен, у инструктора опустились руки.
- Хм! Кажется, я немного не так приступил, - чешет затылок Дри-чи-чи.
Инструктор говорит срывающимся голосом:
- Ничего, ничего, бывают ошибки. Я тоже, когда учился... Получится из тебя краснодеревщик, да еще какой, завидовать будут твоей работе!
- Ну что ж, ребята, - наконец сказал Фролов, - как будто все осмотрели.
Заведующий нас встретил прежним вопросом: как понравилась нам колония.
- Да так, вроде ничего, - ответили мы.
Заведующий щурит глаза:
- Может быть, не понравилось в колонии? Говорите сразу, могу обратно отправить в приемник.
Ребята молчат. Нельзя же сразу ложиться на обе лопатки. Заведующий нам тоже понравился. Он совсем не похож на начальников детприемника: не мямлит, не уговаривает, а прямо режет в глаза. Сразу видно, что человек наш, с прямым характером.
От заведующего нас повели в баню, переодели в колонистскую одежду. Кроме того, выдали, как настоящим рабочим, комбинезоны, которые на базаре стоят не меньше тридцати-сорока рублей. А из бани направили в столовую. Нас накормили так, что Петька, хлопая себя по животу, сказал:
- Нарубался, все равно как после хорошей удачи.
После обеда нас созвали в красный уголок, в колонии его называют клубом. Заведующий объявил нам, что отныне мы воспитанники Соколинской детской трудовой колонии. Оказывается, звание колониста нам еще надо было заслужить. Но, по словам цыганенка Петьки, эта не так уж трудно. "Петька все наперед знает".
В детприемнике нам говорили:
"Подождите, вот попадете в Соколинскую колонию, там вас сделают шелковыми. Там ребята по струнке ходят".
И вот мы стали присматриваться к этим "шелковым" колонистам.
Примерно через месяц после нашего появления в колонии произошел такой случай.
Как-то под вечер к нам прибыл представитель наробраза. А всяких представителей в колонии бывало очень много... Некоторые беседовали с колонистами, спрашивали, кто чем недоволен, и ответы тут же записывали в блокнот; другие галопом проходили по двору, на ходу делали замечания: то не на месте стоит мусорный ящик, то волейбольная площадка плохо посыпана песком.
На этот раз представитель увидел, что у нас некрасивые входные ворота и поэтому, как он выразился, колония не имеет социалистического вида.
- Поглядите, - говорил он, - какие ворота в наробразе: когда входишь в них, сразу чувствуешь, что входишь в социалистическое учреждение.
В наробразе действительно ворота были красивые, сделанные из витых железных прутьев, с какими-то причудливыми цветами.
Представитель говорил это Василию Ивановичу в присутствии колонистов. Заведующий ничего не ответил, колонисты тоже промолчали.
В колонии был такой закон: пока гость не осмотрит все достопримечательные места, его не отпускают домой, а этого затащили еще в клуб слушать большой концерт.
Вечером, после концерта, колонисты подвели представителя к воротам и спросили:
- Как, теперь наша колония имеет социалистический вид?
Оказывается, пока шел концерт, у нас появились новые ворота. Представитель посмотрел на них и ахнул:
- Да это же наробразовские ворота!
- А что ж, только одному наробразу, что ли, теперь иметь социалистический вид? - сказал кто-то из колонистов.
Наробраз от нас находился кварталов за пять, на самой бойкой, многолюдной улице, и, как колонисты умудрились снять ворота и доставить сюда, я до сих пор не знаю.
Был и такой случай. Василий Иванович сказал, что к нам приедут летчики - герои гражданской войны. В то время самолеты были еще редкостью, и человека в летной форме не везде можно было увидеть. Половина колонистов хотела быть летчиками, поэтому встреча всех обрадовала. Когда гости приехали, колонисты засыпали их цветами.
- И откуда столько цветов набрали! - удивлялся заведующий.
Долго удивляться не пришлось, почти вслед за летчиками пришел милиционер и преподнес акт. Оказывается, колонисты ради встречи дорогих гостей опустошили клумбы в городском саду...
Но это были исключительные случаи.
ПОЧЕМУ МЫ ТАКИЕ?
Почти полгода мы живем в колонии. Некоторые наши попутчики из детприемника, как капитан Филька и барон Дри-чи-чи, давно уже носят над нагрудными карманчиками колонистские значки. В выходные дни им дают карманные деньги, и они важно щеголяют в новеньких юнгштурмовках по городскому парку, по праздникам получают билеты в театр и потом рассказывают нам о спектаклях.
Мы с Петькой все еще числимся воспитанниками.
Петька теперь не просто Петька, а Петька-ключник. Он целыми днями сидит в кладовой и перекладывает продукты. На что я - его друг, и меня гонит из кладовой, боится, как бы что не пропало. Как же, ему ведь доверили, а это самое доверие для воришки хуже всякой пытки. Возле сала и масла Петька сохнет, тает прямо на глазах.
Володя говорит, что если Петька еще с годик пробудет в кладовой, то его можно будет вешать на крючок вместе с воблой.
Володя тоже не носит колонистского значка. Сразу же по приходе в колонию его назначили конюхом. Люся тоже попросилась с ним в конюшню. Они все время вместе.
Володя сочиняет озорные частушки, а Люся подбирает к ним мотив и распевает по всей колонии. Старший конюх все время жалуется, что они плохо ухаживают за лошадьми. Об их песнях, говорят, было специальное собрание у воспитателей.
Меня направили в деревообделочную мастерскую учеником полировщика. Не то чтобы я любил эту работу, но мне просто хотелось отличиться, и поэтому я работал неплохо.
И в школе меня учитель хвалил, потому что я после вопроса не пялю глаза на потолок, не жду, пока оттуда ответ мне свалится в рот, а выпаливаю его сразу, как из ружья. Петька тоже такой, учитель всегда ставит его в пример другим. А вот воспитатели... только они были недовольны нами. Что бы такое ни произошло в колонии, обязательно подумают на нас.
- Это, наверное, Остужев или Смерч натворили, - первым долгом говорит Василий Иванович и как будто в воду смотрит.
Помню, колонистское начальство несколько дней готовилось к встрече какого-то представителя. И вот в один прекрасный день он прикатил к нам, как Илья пророк, на двух жеребцах. На нас с Петькой представитель не произвел такого впечатления, как его жеребцы. Они были белее снега.
- Ведь уродятся же на свет такие красавцы! - говорил Петька.
Мы долго крутились возле них. Нам очень хотелось потрогать их руками, но кучер не подпускал даже близко. Сидит, как сыч, на своей коляске и никуда не отходит. Наконец надоело ему сидеть, он побрел в нашу конюшню: или захотел посмотреть на наших колонистских лошадей, или просто так, поточить лясы, и мы получили к жеребцам полный доступ. Потрогали их руками, похлопали по шее - красивые все-таки лошади!
- А если бы на груди у них были черные пятна, еще бы красивее стали, - говорит Петька.
- Прямо там красивее! - возражаю я.- Вот если бы на крупе были пятна...
- Понимаешь ты очень много! - закричал Петька, всунул в лагушек, который висел сзади коляски, два пальца и мазнул по крупу лошади. - Ну что, разве красиво?
Я тоже запустил руку в лагушек и провел черную полосу на груди одного жеребца. Пока мы спорили, жеребцы стали похожими на зебр. Кучер вернулся и не узнал своих коней. Хотя мы к его приходу успели улизнуть, но все равно нас потащили к заведующему.
- Вы разукрасили лошадей? - спросил Василий Иванович.
