Алексей Писемский - Мещане
- Домна Осиповна сегодня прелестна! Гораздо лучше, чем была на обеде у Янсутского, где она, в чем тебе я признаюсь теперь, была не того...
- Очень даже не того! - согласился Бегушев.
- Но вот еще маленький вопрос относительно madame Меровой, - продолжал Тюменев. - Она до сих пор еще en liaison* с Янсутским?
______________
* в связи (франц.).
- Кажется!
- Что ей за охота любить такую дрянь?.. И я не думаю, чтобы она хранила ему верность!
- Не ведаю того: духовником ее не был!
Тюменев в это время зевнул во весь свой рот.
- Ты, может быть, уснуть хочешь, устал с дороги? - спросил его Бегушев.
- Желал бы: я не спал всю ночь, и, кроме того, после твоих затейливых обедов всегда едва дышишь!..
- Ступай, тебе все там готово!
- Знаю! - проговорил Тюменев и, зевнув еще раз, ушел к себе в комнату.
Бегушев, оставшись один, прикорнул тоже на диване к подушке головой и заснул крепчайшим сном. Его очень успокоили и обрадовали слова Домны Осиповны, что Олухов уезжает надолго в Сибирь. Странное дело: Бегушев, не сознаваясь даже самому себе, ревновал Домну Осиповну к мужу, хотя не имел к тому никаких данных!
Глава III
Часов в восемь вечера Бегушев и Тюменев снова сидели в диванной.
- Я хочу посоветоваться с тобой о наследстве после меня, - говорил Бегушев. - Состояние мое не огромное, но совершенно ясное и не запутанное. Оно двух свойств: родовое и благоприобретенное... Родовое я желаю, чтобы шло в род и первоначально, разумеется, бездетной сестре моей Аделаиде Ивановне; а из благоприобретенного надо обеспечить Прокофья с семьей, дать по небольшой сумме молодым лакеям и тысячи три повару; он хоть и воровал, но довольно еще умеренно... Остальные все деньги Домне Осиповне...
- Велика сумма? - спросил Тюменев.
- Тысяч около ста.
Домна Осиповна, значит, напрасно думала, что Бегушев может забыть ее в своей духовной, и как бы радостно забилось ее сердце, если бы она слышала эти слова его, и как бы оценила их.
- Дом этот, - продолжал Бегушев, - который ты всегда любил, я, со всею мебелью, картинами, библиотекою, желаю оставить тебе.
- Зачем он мне, милый мой! - возразил Тюменев, даже весь вспыхнувший при последних словах приятеля.
- Может быть, когда-нибудь и поживешь в нем: как ни высоко твое служебное положение, но и Суворов жил в деревне.
- Наконец, этого сделать нельзя! Дом твой, я знаю, родовой; а потому вместе с родовым и должен идти... - продолжал возражать Тюменев.
- Испроси высочайшее повеление... Я просьбу готов написать об этом государю! - стоял на своем Бегушев.
Тюменев пожал плечами.
- Странный ты человек, Александр Иванович, от маленькой и ничтожной болезни вообразил, что можешь умереть и что должен спешить делать духовную, - проговорил он.
О тайном намерении Бегушева закрепить за Домной Осиповной этой духовною часть своего состояния Тюменев не догадывался.
- Ничего я не вообразил, - сказал тот с досадой, - а хочу, если я в жизни не сделал ничего путного, так, по крайней мере, после смерти еще чего-нибудь не наглупить, и тебя, как великого юриста, прошу написать мне духовную на строгих законных основаниях.
- Это изволь, - я напишу, но насчет дома, пожалуйста, отмени твое желание завещать его мне, - произнес Тюменев с кислой гримасой.
Желание это в самом деле было очень ему неприятно; по своему замечательному бескорыстию Тюменев был известен всему Петербургу: он даже наград денежных никогда от правительства не брал.
- Ни за что не отменю, ни за что! - отрезал Бегушев.
Вскоре приехала Домна Осиповна, очень веселая и весьма к лицу одетая.
- Проводила мужа? - спросил ее Бегушев.
- Проводила!
- Плакала?
- Очень много!.. Изошла вся слезами!.. Madame Мерова будет непременно!.. Сама вышла к моей посланной и сказала ей это!.. - отнеслась Домна Осиповна к Тюменеву.
- Заранее восхищаюсь, что увижу ее!.. - произнес он с улыбкой.
- Конечно, восхищаетесь! Что тут притворяться!
Следующий гость был доктор. Он постоянно в этот час приезжал к Бегушеву и на этот раз заметно был чем-то сконфужен, не в обычном своем спокойном расположении духа. Расспросив Бегушева о состоянии его здоровья и убедившись, что все идет к лучшему, доктор сел и как-то рассеянно задумался.
Домна Осиповна первая это заметила.
- Что вы такой грустный сегодня? - обратилась она к нему.
- Решительно ничего. На практике устал! - поспешил он ей ответить и потом, как бы не утерпев, вслед же за тем продолжал: - Москва - это удивительная сплетница: поутру я навещал одного моего больного биржевика, который с ужасом мне рассказал, что на бирже распространилась паника, может быть, совершенно ложная, а он между тем на волос от удара... Вот и лечи этих биржевиков!..
- Какая же паника и отчего? - спросила Домна Осиповна.
- Говорят... конечно, всего вероятнее, что это враки... что какой-то Хмурин обанкрутился, а вместе с ним и банк "Бескорыстная деятельность", который ему кредитовал.
Говоря это, доктор скрыл, что он очень хорошо знал, кто именно этот Хмурин, и даже мечтал в свободное время по ночам, когда не спалось, что как бы ему пробраться лечить к Хмурину.
- Это банкротство весьма вероятно: в Петербурге давно ходили об этом слухи, - подтвердил Тюменев.
- Не думаю, чтоб это была правда! - настаивал доктор, как бы стараясь насильственно отклонить от себя подобную мысль: у него у самого были скоплены восемь тысяч и положены в банк "Бескорыстная деятельность".
- Я всегда очень рад этого рода крахам, - произнес Бегушев, - потому что тут всегда наказывается какой-нибудь аферист и вместе с ним несколько дураков корыстолюбивых.
- Вкладчиков, вы хотите сказать?.. Отчего ж они корыстолюбивые? спросил доктор.
- Оттого, что суют свои деньги разным банкам и торговым конторам для большого процента.
- Но что же тогда прикажете с деньгами делать? - воскликнул доктор.
- Устраивайте на них сами что-нибудь.
- А если человеку, по другим его обязанностям, некогда что-либо предпринимать?
- Тогда пользуйтесь маленьким, казенным процентом.
- Это совершенно все верно и справедливо, что говорит Александр Иванович, - подхватила Домна Осиповна, - но скажите: акции Хмурина, вероятно, упадут? - обратилась она к доктору.
- Они уж и упали с двухсот рублей на пятьдесят, - отвечал доктор с горькой усмешкой.
Домна Осиповна самодовольно улыбнулась.
"Какая же я умница, что продала эти акции!" - подумала она про себя.
- На бирже даже не могут понять, каким образом Хмурин мог обанкрутиться!.. - говорил доктор.
- Очень понятно это!.. - вмешался опять в разговор Тюменев. - Он брал предприятие за предприятием, одно не успеет еще кончить - берется за другое, чтобы и там успеть захватить деньги; надобно же было этому кончиться когда-нибудь!
- Но по общей молве Хмурин, - извините вы меня, - никогда не был таким, - возразил довольно резко доктор.
Он не знал собственно, кто такой был Тюменев. Бегушев, знакомя их, назвал только фамилии, а не пояснил звания того и другого.
- Напротив, он никогда иным не был, - продолжал Тюменев. - Мне самому весьма часто приходилось обсуждать в совете самые нелепые, кривые и назойливые его ходатайства.
Тут Перехватов понял, с кем он беседует, и мгновенно исполнился уважения к Тюменеву.
В это время в диванную впорхнула m-me Мерова.
- Я непременно хотела быть у вас, - заговорила она своим детским голосом и крепко пожимая и потрясая своей маленькой ручкой могучую руку Бегушева. - Папа тоже непременно хотел ехать со мною, но сегодня с утра еще куда-то ушел и до сих пор нет. Я думаю: "Бог с ним", - и поехала одна.
- Благодарю вас за участие, - говорил ей Бегушев.
Мерова, повернувшись, увидала Тюменева и почти вскрикнула от удивления.
- Вы никак, вероятно, не ожидали встретить меня? - проговорил тот, протягивая ей с заметною радостью руку.
- Никак! - отвечала она, пожимая его руку.
С Домной Осиповной Мерова дружески поцеловалась. Все уселись. Прокофий внес на серебряном подносе в старинном сервизе чай. Печенья от Бартольса было наложено масса. Принялись пить чай, но беседа была очень вяла, так что Домна Осиповна не удержалась и спросила:
- А что, мы сегодня в карты будем играть?
С тех пор как Бегушев стал поправляться, у него каждый вечер устраивались карты. Играли он сам, доктор и Домна Осиповна. Последняя находила, что больного это очень развлекало, развлекало также и ее, а отчасти и доктора. Они обыкновенно всякий раз обыгрывали Бегушева рублей на двадцать, на тридцать.
- А вы будете тоже играть? - прибавила она Тюменеву, вспомнив об нем.
- Я не играю! - ответил тот.
- В таком случае и мы не будем играть! - проговорила Домна Осиповна, взглянув на Бегушева.
- Нет, отчего же, играйте!.. Пожалуйста, играйте! - упрашивал Тюменев. - Я даму буду иметь: вы, конечно, тоже не станете играть? - отнесся он к Меровой.
- Да, я не играю! - ответила та.
- В таком случае я буду занимать вас и буду вашим cavalier servant*.
