Александр Яковлев - Голоса над рекой
долго возился с "Росинантом", пытаясь исправить, но... не вышло; тогда он прицепил "Росинанта" тросом к своей машине и довез домой, до гаража. Денег не взял ни за что. "Бывают чудеса", - сказала она. Муж молчал. Да, такси 89-60...
Только бы обнаружить друг друга рано утром Старыми, слабыми, больными, но живыми.
(Борис Слуцкий)
Твою ненаглядную руку
Так крепко сжимая в своей,
Я все отодвинуть разлуку
Пытаюсь, но помню о ней...
(Александр Кушнер)
Здесь были и очень дорогие, важные для нее слова Достоевского:
"Тут одна только правда, а, стало быть, и несправедливо".
Эти слова тоже были эпиграфом от клуба к "Живи и помни", и эпиграфом очень важным, значительным. Что? Снова Распутин? Снова! А разве нельзя?? А если это надо, если интересно? Очень интересно?? Можно, конечно, было бы написать о Распутине сразу, подряд, но ведь какой здесь закон? Да нет его! А подряд как-то много, читать трудно, так мне кажется, да и эпиграф напомнил именно здесь.
... Я сказала Валентину Григорьевичу, что вот и любимый его Достоевский считает, что ОДНОЙ правды, ГОЛОЙ (Андрей - дезертир!) для правды мало, что нужно ЧТО-ТО ЕЩЕ, что-то как бы совсем противоположное.
Распутин вновь махнул рукой: дезертир!
Меня чуть ли не сбила, сразу заговорив, Нина Михайловна Гудыма, одна из наших самых активных и самых боевых сестер; лет, наверное, 50-55-ти, простая женщина, говорящая всегда что думает, думающая, часто вызывающая немыслимой своей откровенностью и прямотой смех, не обращающая на него внимания, часто любого, кем бы он ни был, называющая на "ты", что у нее всегда хорошо получалось - естественно, не фамильярно.
Обращаясь непосредственно к Распутину, она воскликнула: - Да ведь и вы же об этом написали - о СПРАВЕДЛИВОСТИ! Как этот сказал, писатель Достоевский. Вот (достает из кармана своего медицинского халата сложенный вчетверо тетрадный листок, разворачивает его, надевает очки, читает): "Разве это правильно, справедливо?" Это об Андрее, о врачах его. Видите? "Разве это правильно, справедливо? "Сам же вопрос ставишь! (Смех в зале.)
Нина Михайловна досадливо улыбнулась, и - дальше, свое. - А все это место у вас начинается так: "Как же обратно, под пули, под смерть, когда рядом в своей уже стороне, в Сибири?" Тоже твои слова, а сам удивляешься! (Смех) Мы говорили давеча об этом, но я еще раз говорю, чтобы подчеркнуть. Действительно, мужик, считай, в ограде своей стоит, ему снова под смерть идти, а его в дом не пускают!! Конечно, несправедливо, не по человечеству - каждый скажет.
(Снова вынимает листок, читает): "Ему бы только один-единственный денек побывать дома, унять душу - тогда он опять готов на что угодно". Вот, слышите: ГОТОВ НА ЧТО УГОДНО! ОПЯТЬ!! Это я все из книжки твоей списала (спохватывается: вашей!), это ВАШИ слова, ЛИЧНО ВАШИ! Ну и какой же он дезертир-то? Просто беда у человека вышла, БЕ-ДА... И, главное, из-за чего? Из-за отсутствия милости, простой жизненной милости, жалости самой простой - у врачей тех в госпитале и у вас.
(Распутин в недоумении поднял глаза. Лицо сосредоточено, непроницаемо, строго.
Он закрыт весь, но изумление заметно.) Да-да, я про вас говорю, про вас! В каком смысле? У вас тоже милости нет: вы Гуськова больше нужного плохим сделали! Разве справедливо, что он сподряд одни преступления делает?? То рыбу крадет, то мельницу хотит поджечь, Настене грозит: убью, мол, если скажешь кому про меня, убью, и рука не дрогнет; то теленка при матери его убивает, то оленя, Ну, козулю эту... Сподряд, сподряд, как настоящий разбойник! А ведь Гуськов - не разбойник, он мужик как мужик, между прочим, неплохой, ну, обыкновенный; два ранения перенес, это третье уже, контуженный, всю войну без полгода провоевал, солдат хороший, разведчик, мужики с ним в разведку ходить любили, - а разве это так, так просто? Что же еще нужно-то? А вы? ОТ ВАС ЗАВИСИТ ВЕДЬ! (смех) Ну, рыбу ладно, рыбу пусть бы снял, ну, волком бы повыл - он же настоящего волка этим отпугивал, да тут и вообще завоешь (к Распутину), и ты бы завыл, вы! (в зале быстро обрывающийся нервный смех), но ведь не все же у человека одно хуже другого!.. Разве это СПРАВЕДЛИВО? Ему и так бы хватило, КОЛИ ОН ДЕЗЕРТИРОМ СЧИТАЕТСЯ, вполне бы хватило!.. Разве ты не понимаешь? Дезертир же!
Я вот думаю, что ты специально его таким сделал, чтобы людям легче было осудить его - помогаешь имя, - вот и выходит, что правда у вас несправедливая. (Тишина.
Как-то страшно.)
А зачем помогать? Кому? Все и так злые, прощать не умеют. Да люди же хуже зверей - не поймут и не простят. А уж в военное-то время!.. К стенке! Расстрел! Только расстрел, хоть Гуськов бы сто раз покаялся, сто раз бы на коленках прощения просил! Никто не простил бы. Никто! Ты спроси, спроси сейчас! Ну? Никто! НЕЛЮДИ МЫ, КАК ВРАЧИ ВАШИ ТЕ, МЫ ВСЕ ТАКИЕ, ВСЕ! (Тишина. Совсем страшно.)
Я еще не согласная с вами, что вы сейчас сказали: я, мол, книгу не про Гуськова и не про войну писал, я об одной женщине прекрасной хотел написать, дескать, она здесь главное, Настена, значит. Ну, смех! Не про войну!! Про Настену, значит??
Нет! У вас повесть не о ней, а - именно о войне, а, точнее, о добре и зле. Я сразу поняла. У нас на "Свече" тоже такая тема была: "ДОБРО И ЗЛО". Акимова еще доклад делала. (К залу): Помните? Вот. Мы тогда четыре раза собирались: все уложиться в одно занятие не могли, и у нас тогда, что ни месяц - то добро и зло!
(смех) (Непосредственно к Распутину): Какое у вас здесь зло? Зло здесь у вас сама война и люди, которые на ней управляют, даже совсем малую власть имеют, но - власть. Ну и добро, конечно, есть - любовь. Но не Настена одна, нет, а именно ЛЮБОВЬ. Я так понимаю, я свое мнение высказываю.
Я уже говорила: нелюди мы, вот я и хочу пример один привести из жизни нашей больничной - какие мы. Для сравнения.
И Нина Михайловна рассказала, что у них в больнице, где она раньше работала, тоже "женщина прекрасная" была, больная. Она полюбила одного парня в больнице, умирающего, Гошей звали. Она знала, что он умирающий, но полюбила. Любовь у них была очень хорошая, красивая... Женщина эта помогала Гошке жить. И вот старшая сестра отделения и говорит раз на планерке, что, мол, нечего здесь "РОМАНСЫ"
КРУТИТЬ". Так и сказала, сострила, что ли...
Что это, мол, больница, а не что-нибудь... И чтобы после одиннадцати "этой парочки" - так она сказала - на диванчике в коридоре не было, чтобы "разгонять"
их. Тоже ее слова. И мы, дураки, марионетки безжалостные, послушались и разгоняли, когда они в коридоре сидели и тихонько разговаривали, никому не мешая... И вот... вот Гошка через какую-то неделю умер... Так скоро, так никто не ожидал... Вот... "романсы"... Вот какие мы, я... Вспомнить жгет, внутри, стыдно, забыть не дает... А тут - дезертир, война! Дезертир-не дезертир! - разбираться-то кто будет?
Ну хорошо, ладно: сделал человек ошибку, не рассчитал. Но исправить-то ТЕПЕРЬ КАК?? НЕЛЬЗЯ ВЕДЬ! Сам говоришь: ВЫКИДЫШ судьбы (смех). Ой, простите, я-то всю жизнь в гинекологическом кабинете работаю, вот и спуталась. Ну, этот (заглядывает в свой листок) ВЫВЕРТЫШ! Вывертыш у него получился. Вывертыш-не вывертыш - крышка! Верно, да? Судьбу-то не объедешь. Тут одно остается, одно-единственное - опять же он, расстрел! Только под него идти, но ведь это же... ну... как идти-то? - страшно ведь... Не знаю, как и сказать... Может, кто и пошел бы, может, но... сильно страшно...
Я еще скажу: вы хотите, чтобы человек без единой ошибки жизнь прожил, без е-ди-ной! Да так не бывает! Да вот и сам, сам-то как? Вы сами? Неужели без ошибок прожили?? Нет! И у вас ошибки были, были, будут и есть! Как у всех, без них человеку не прожить. Вот я и думаю, что все равно главное в жизни не ошибки эти, хотя мы свои ошибки всегда открыто разбираем, даже дневник такой ведем:
"Моя ошибка", но все равно не они главное, главное - МИЛОСЕРДИЕ, но мы им все не обладаем, только единицы, совсем единицы. Вот.
И Нина Михайловна сказала, заканчивая, что история, которую она рассказала о больнице, о любви той, О ЖЕНЩИНЕ ПРЕКРАСНОЙ, тоже не о ней. Она тоже, "как и книжка твоя" - о добре и зле, о зле больше: о нашей сестре старшей, о нас всех, о нас - особенно: мы-то ведь никто слова не сказал, НИКТО не заступился!
Ну, а добро тоже есть, и тоже - любовь. Как у вас, в книжке твоей: ЛЮ-БОВЬ!
(Долгий добрый смех. Распутин отпустил сжатые губы, разжал их, слегка улыбнулся, осуждающий взгляд его - он почти всегда у него осуждающий стал почти обычным... Кстати, что он конкретно осуждает? Наверное, конкретно - ничего, просто взгляд такой у человека... ОСУЖДЕНИЕ В ЦЕЛОМ...)
Между прочим, я как подумала - любовь из всего добра - самое главное. Не только, конечно, между мужчиной и женщиной - между людями вообще. Вот в Библии говорят, чтобы врага своего любили. Да? А мы даже не то, чтоб врага, мы своих-то любить не умеем!.. Это я все про тех твоих врачей говорю, что Андрея домой перед смертью на денек не пустили, и про нас, не давших нашей небольшой начальнице по мозгам (все хохочут). Ой! Ну, все равно, верно же говорю, правду: ПО МОЗГАМ!
