Макар Последович - С тобою рядом
- Хло-оп... цы... прис-с-ст-ре-елите...
Мишка чуть не упал от этих слов. Ему казалось, что это какой-то кошмарный сон, который сжимает твое сердце в комок, и оно вот сейчас же перестанет биться. Только властный, чуть приглушенный голос Кастуся Мелешки вернул его к действительности:
- Скорей подымайте на сани!.. Осторожно!.. Побольше полушубков... Вихорь!
- Я тут, товарищ комиссар, - отозвался Микола Вихорь.
- Подобрать все трофеи и забрать у гитлеровцев все документы, все бумаги!
- Есть, товарищ комиссар.
Корницкого осторожно вынесли на дорогу и, расстелив на санях полушубки, опустили на это лохматое ложе. Мишка стянул с плеч полушубок и прикрыл им командира. Еще несколько полушубков оказалось на раненом. Не ожидая, покуда подъедут остальные партизанские подводы, Кастусь Мелешко сел на сани вместе с Лопесом и Мишкой и приказал ехать.
Ехали они по той дороге, по которой гитлеровцы возвращались после охоты.
- Правь прямо в лагерь Драпезы, - приказал Мелешко вознице. - И гони, чтоб из-под полозьев аж искры сыпались!
Он еще тихонько спросил у Хусто, хорошо ли тот перевязал раны Корницкого. Испанец отвечал, что он сделал все, что мог. Теперь была вся надежда на хирурга. Как скверно, что у них в отряде нет такого специалиста! Корницкий, заботившийся лишь об оружии и взрывчатке, не нашел места в самолете для врача. Теперь вот тащи человека в чужой отряд за двадцать километров. И неизвестно еще, что там за доктор...
- Доктор правильный, - ответил Мишка комиссару. - Недаром подобрал его под свое крыло Драпеза. Хирург, окончил военно-медицинскую академию...
КАК НАШЛИ ХИРУРГА
Мишка действительно знал Якова Петровича Толоконцева. Незадолго до появления в этих местах Корницкого Василь Каравай послал Мишку во главе группы разведчиков под Барановичи. Во время остановки в одном из хуторов знакомые колхозники-подпольщики сообщили, что их хочет повидать один из приписников. Их тут проживает двое. Они убежали из эшелона, в котором гитлеровцы везли на запад военнопленных из бобруйского концлагеря. Окровавленные и замученные, еле живые добрались до ближайшей деревни. Оттуда их сразу же переправили на санях подальше от железной дороги, пристроили в глухом хуторе, где жили только муж с женой. Фамилия старика была Боешко, до войны он работал слесарем в Минском паровозном депо. После того как Минск захватили оккупанты, Боешко отказался идти к ним работать. Его арестовали почти в один день с Мишкой Голубовичем и сильно избили. Боешко наконец согласился вернуться в депо, чтоб только выбраться из-за железных решеток. Через два дня он оказался вместе с женой в родных местах и поселился на хуторе бывшего осадника. С того времени Боешков хутор превратился в переправочный пункт и людей и необходимых материалов для партизан. У Боешки военнопленные немного подлечились, поправились от лагерной голодовки и начали кое-что делать по-хозяйству. Одного из них, здоровяка с широким лицом и подвижными серыми глазами, звали Семеном Рокошем. Рокош сказал, что до призыва в армию он работал трактористом в одной МТС Костромской области. На хуторе он неожиданно проявил способности к сапожному ремеслу. Люди понесли ему на ремонт старые разлезшиеся башмаки, прохудившиеся сапоги и валенки. Пока сапожник сучил и пропитывал варом дратву или подбивал подметки, заказчик покуривал и сообщал последние деревенские новости или рассказывал о событиях в Барановичах или в Минске. Рокоша, казалось, мало интересовало, сколько вчера прошло немецких эшелонов на восток и сколько возвращалось в Германию, как про это рассказывал хозяину знакомый железнодорожник, которого гитлеровцы принудили работать на станции водоливом. Когда хозяин не верил, например, что за день прошло на запад шесть эшелонов с ранеными фрицами, заказчик Рокоша краснел от возбуждения.
- Что, думаешь, может, неправду говорю? Спроси у Герасима. Он видел и может сказать то же самое. Достоверно шесть эшелонов. Пассажирских-то вагонов, видать, уже не хватает, так товарняк приспособили. И вшей наплодили на себе немало, покуда под Москву перлись. Хорошо наши их встретили около столицы! А ты слышал, сколько вагонов разбито в Котлине, когда партизаны спустили под откос состав? От пятнадцати вагонов одни покореженные каркасы остались! Только убитых вывезли они шестьдесят человек. А раненых - так и считать не пересчитаешь.. Три дня поезда не могли пройти ни туда и ни сюда, покуда очищали от завалов пути... Только ты, брат, об этом никому не говори. За такие речи немцы сразу намылят мне веревку... Теперь начальство в Барановичах такое ж аккуратное, как и в Минске. Главный барановический шеф - наместник самого гаулейтера Кубэ.
Рокош будто и не слыхал, что рассказывал болтливый железнодорожник. Время от времени утром, когда Толоконцев собирался вместе с хозяином ехать в лес за дровами, сапожник подходил к одетому в старенький полушубок доктору и говорил ему потихоньку:
- Вы, Яков Петрович, заверните там к леснику. Шепните ему, что вчера на восток прошло четыре эшелона с танками. А в Осове поставлен немецкий гарнизон. Сто двадцать человек, шесть тяжелых пулеметов.
Доктор часто с сожалением поглядывал на Рокоша:
- Кому нужны эти ваши сведения? От того, что вы со стороны будете поглядывать на гитлеровские военные маршруты и переходы, им от этого ни капли не станет хуже. Другое дело, если б мы трахнули толом в какой-нибудь эшелон либо обрушили железнодорожный мост. Эх, Сема, Сема!.. Мы, брат, с тобой теперь такие вояки, что только один стыд...
Первые партизанские взрывы встряхнули Якова Петровича. Его черные глаза оживились, вытянутое, с сильной нижней челюстью лицо посветлело.
- Вот как надо с ними воевать! - сказал он однажды Семену. - Как некогда в этих местах воевала с панами Пчела. Слышал про такого партизана? Одно его имя, говорят, наводило ужас на самых свирепых оккупантов. Необходимо, Семен, и нам браться за дело. Доставать тол да вылезать на железную дорогу.
Семен Рокош, однако, иначе посмотрел на такое предложение:
- Нам, Яков Петрович, приказано сидеть на месте и не рыпаться... Известно, пока что...
- "Приказано"? Что ты болтаешь! Кто имеет право давать нам такие приказы?
- Есть, Яков Петрович, такие люди, - уклонился от прямого ответа Семен. - В первую очередь это касается вас.
- Меня? Кто теперь обо мне думать станет?!
- Это вам только кажется, Яков Петрович, что о вас никто не думает. Может, в эту самую минуту о вас думает та самая Пчела...
- Болтает черт знает что! Пчелы тут давно и след простыл. Одни легенды остались.
- Ну, если не сама Пчела, так пчелята, - не уступал Семен. - Во всяком случае нам следует быть наготове.
- Нельзя ли, Сема, пояснее? - просил Яков Петрович.
Но Семен только пожимал плечами и на этом кончал беседу.
Было ясно, что он знает много больше, но не хочет говорить.
Семен часто приносил домой переписанные карандашом сводки Совинформбюро, которые давал читать Якову Петровичу и хозяину. Раза два он вставал в полночь, запрягал коня и исчезал до самого утра. Однажды вечером он, запыхавшийся, примчался домой и весело предупредил Якова Петровича, что сейчас на хутор нагрянут партизаны. И верно, минут через двадцать на улице послышалось фырканье коней, бряцание оружия и приглушенные голоса людей. Кто-то из них осторожно постучал в окно, вызывая кого-нибудь выйти на улицу. Вышел Семен. Потом в хату вошли трое вооруженных немецкими автоматами людей. Один из них, белесый, в черном полушубке хлопец, спросил у Семена, кто тут Яков Петрович Толоконцев.
- Я, - подался вперед доктор.
- Вот и хорошо, что вы, - как-то грубовато и вместе с тем обрадованно ответил боец. - Вы можете собраться в дорогу за десять минут?
- Надолго? - спросил Яков Петрович. - Что можно взять с собой?
Белесый весело переглянулся со своими друзьями.
- Про то, на какое время, мне неизвестно. Видать, покуда не кончится война. Что касается вещей, так берите с собою хоть всю хату, если товарищ Боешко позволит. Он тоже поедет с нами, чтоб не попасть в лапы гитлеровцам. Мы его быстро доставим к его командиру. Скорее, товарищи, пошевеливайтесь!
Белесый - а это был Мишка Голубович - перед этим несколько раз встречался с Семеном в хате лесника, получал от него самого и через лесника нужные сведения. Семен рассказал Голубовичу, что вместе с ним на хуторе живет доктор, хирург Яков Петрович Толоконцев. Об этом Мишка доложил Василю Караваю.
- Перевезти его в бригаду! - приказал Мишке комбриг. - И как можно скорее, пока другие не перехватили.
То, чего остерегался Василь Каравай, и случилось. Случилось не на хуторе, а по дороге в бригаду, когда Мишка Голубович считал свое важное задание почти что выполненным. С хутора выехали тихо. На санях - а их было пятеро - сидели партизаны, Семен, Яков Петрович, Боешко и хозяйка. Боешко был связным отряда, при котором дислоцировался подпольный райком партии во главе с Драпезой. Мишка подговаривал Боешко перебраться к Караваю, расхваливая на все лады своего комбрига, своих товарищей партизан.
