Андрей Назаров - Песочный дом
Он снял с фарфорового подноса попавший в руки раскрытый томик в сафьяновом переплете - Уайльда, единственного почитаемого им писателя, лишенного ханжества, который отказал природе - в красоте, духовным откровениям - в смысле, а самой жизни отвел место грязи, глины - сырья для создания истинной красоты. "Он часто проводил целые дни, пересыпая из шкатулки в шкатулку оливково-зеленые хризобериллы, которые..." - но, скользнув взглядом по знакомым строчкам, домоуправ отбросил томик и раздраженно зажмурился. Когда он открыл глаза, в них прянули черные пятна гнезд узкогорлого кувшина, расписанного стилизованным павлиньим хвостом. В солнечном свете пятна ожили до внятности человеческого взгляда, вызвав в Пиводелове внезапную и теплую волну. Он снял сосуд со стеклянного стеллажа, отметив, что вещь не из лучших, возможно копия, хотя и высокого класса, и поставил его возле кресла на вращающейся фарфоровой подставке.
Обводы темных глаз вращались перед ним, выглядывая из золотой сетки и равнодушно скользя за край. Пиводелов остановил вращение и замер - глаза в глаза с темными пятнами, нетерпеливо отыскивая в них мелькнувшее выражение. Но пятна безучастно мерцали в золотых сечениях, и Пиводелов раздраженно стукнул по кувшину фарфоровым молотком, словно выбивая отзвук своему ожиданию. Кувшин издал привычный звон, восходящий в легкий гул. Этот лаконичный целостный звук, прежде ласкавший слух, почему-то взбесил Пиводелова. Он ударил сильнее - и сосуд дрогнул на грани разрушения. Пиводелов ощутил в недрах своего существа сладостное движение. Оно было коротко, но так огромно, что Пиводелов рванул китель, чтобы не быть раздавленным, выскочил из кресла и отбежал к двери, едва переведя дыхание.
Он снова почувствовал себя нищим юнцом, купившим по случаю чайный сервиз с треугольной выбоинкой на молочнике. За годами тревог и пожирающего собирательства он забыл о непереносимой хрупкости своих сокровищ и испугался за положенную за них жизнь, за вечность, застывшую в драгоценных изваяниях, и себя - избранника этой вечности. "Избранника, - произнес он вслух с холодящим ощущением перекатываемого во рту драгоценного камня. - Избранника".
Слово было найдено. Пиводелов повторял и повторял его, и многозначность понятия вспыхивала все новыми гранями. За этим занятием он успокоился и вернулся на работу в Песочный дом, где на пустующей делянке слепого Сидора Сопелка-игрок декламировал считалку, сопровождая каждый слог ударом о грудь канавшихся ребят:
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана:
Буду резать, буду бить,
Все равно тебе водить!
И кулак Сопелки-игрока нашел Авдейкину грудь.
# # #
Пиводелов остановился у дверей домоуправления и обернулся в безотчетном стремлении отыскать что-то в детях на насыпи.
- Атас! Хозяин зырит! - панически заорал бдительный Сопелка.
Темными сгустками в радужных обводах дети выскользнули из ослепленного взгляда. Пиводелов решительно отвернулся, одернул китель с обвисшими от нервического порыва пуговицами, вынул из кармана заготовленную тряпочку, стер криминального "Домопродава" и вернулся в прежнее качество.
- А зачем мы от него бегаем? - спросил Авдейка, когда очутился на заднем дворе. - Какой он нам хозяин?
- А вот не убежишь, тогда узнаешь, - ответил умудренный Сопелка, оглядывая двор.
За свалкой, возле забора, над пятачком земли, выровненной под игру в ножички, склонился Лерка. Он рисовал что-то, ритмично двигая тонкой веточкой, а заметив ребят, поднялся и стал затирать рисунок ногой. Авдейка почему-то решил, что рисовал он кораблик, и побежал посмотреть, но заметил удивительный цветок, который внезапно дрогнул и исчез.
- Что это? - закричал маленький Сопелка. - Бабочка!
Все бросились ловить дымное пятнышко. В погоне за бабочкой Болонка растянулся и оцарапал нос, а Авдейка остался на месте. Бабочка опустилась, и он взял ее.
- Вот она! - закричал Авдейка, поднимая бабочку над головой.
- Ага, ты Бабочка, вот ты кто! - закричал Болонка.
- Бабочка, Бабочка! - затарахтели Сопелки.
- Это настоящая? - спросил скептический Сопелка.
- Настоящая, - ответил Болонка, нетерпеливо отираясь у бабочки.
Авдейка рассматривал живой бархатный цветок с черной каймой по крыльям и синими звездочками.
- Теперь война кончится. Это точно. Это верная примета. Такая первый раз за войну прилетела, значит, скоро конец, - сказал суеверный Сопелка, и все замолчали.
После Авдейки бабочку смотрел Сахан. Он держал ее недолго и отдал Болонке, брезгливо отирая с рук пыльцу. Болонка долго мусолил бабочку и нехотя передал Лерке. Тот расправил бабочку и увидел подходившего Кащея. Руки его дрогнули, и бабочка легко хрустнула. Лерка замер. Этот хруст отозвался в нем счастьем, возможностью близкого освобождения. Забыв о Кащее, он давил на трепещущее тело, добиваясь нового хруста.
- Отдай! Ты что делаешь? - отчаянно закричал Авдейка.
Лерка недоуменно посмотрел на него и вернул бабочку. Авдейка положил ее на ладонь и подбросил. Бабочка неловко сорвалась и упала на землю.
- Сломалась! - закричал Болонка.
Бабочка лежала неподвижно, лишь одно крыло еще подрагивало в смертном усилии.
- Это ты, это ты все! - яростно закричал Авдейка.
Лерка вздрогнул, оторвал от бабочки оцепенелый, чуть косящий взгляд и ушел.
- Замучили животное, - сказал Кащей.
Бабочка лежала на ладони Авдейки - во всю ширину, - и ее неподвижные крылья темнели от капающих слез.
- Жалко ее. Теперь война не кончится, - сказал маленький Сопелка и зарыдал в голос.
- Ее теперь на булавку наколоть - и в гербарий, - сказал Сахан. - Один чудак в доме семнадцать собирает. Вдруг ценная, так чего ей задаром подыхать.
- То до войны было. Чудак этот сам теперь в гербарии, - ответил Кащей.
- Точно. - Сахан поскучнел. - Была им похоронка, помню.
- На булавку все равно надо. Я видел, - сказал Болонка.
- Мы ее похороним, - ответил Авдейка.
- С военным оркестром, - добавил Сахан.
- Хороните, все там будем. Такая житуха. - Кащей хлопнул себя по коленям и решительно поднялся с корточек. - Переоденусь пойду.
Сахан нашарил ключи и направился в кладовку. Бабочку собирались хоронить возле свалки и уже выкопали прямоугольную ямку шириной в разлет крыльев, когда из разбитого окна, выходившего в узкий проход между домом и глухой стеной табачной фабрики, высунулся по пояс Кащей и крикнул:
- Эй, пацаны, вот здесь, под тополем зарывайте, а то забудете!
Авдейка губами старался услышать в бабочке жизнь, но жизни не было.
Сумрачное дно ямки под тополем выстелили травой. Бабочку передали по кругу и опустили, разгладив крылья. Ямка ожила бархатным плеском, и он навсегда остался под холмиком красноватой земли, прихлопанной детскими ладонями. Кащей, с непонятным любопытством глядевший из окна, отвернулся и приставил фанерку, заменявшую кусок выбитого стекла.
- Бабочку - это ничего. Людей вот хоронить страшно, - сказал умудренный Сопелка.
Авдейка уходил со двора, чувствуя тяжесть земли, накрывшей бабочку. Вернувшись домой, он застал деда, водрузившегося в кресло "ампир" и туповато посапывающего.
- Ты кого-нибудь хоронил? - спросил Авдейка.
- Хоронил, хоронил, еще бы, - обрадованно ответил дед.
- А страшно людей хоронить?
Дед пожал плечами.
- Да чего ж страшного? Страшно, когда бежишь и мертвых врагам оставляешь. А так ничего - копаешь яму, ну и хоронишь. Потом - вверх палишь. Беда, если грунт мерзлый. Впрочем, и то не беда. Вот если трясина... И следа от человека не оставишь - ни креста, ни камня - все пожрет. Помню, шли мы отрядом...
Но тут вошла мама-Машенька, и воспоминания деда иссякли. При ней он не только не умел вспоминать, но и говорил с трудом. Стало тихо. Шелестели страницы бабусиной книги про Бога, звенели тарелки мамы-Машеньки, и сипело дыхание деда.
# # #
В коридоре послышалось незнакомое самоварное бормотание, раздался короткий стук, и в комнату внесло человека в белом кителе, сидевшем косо, словно остегнутом. Осмотревшись, он заговорил, обмахиваясь соломенной шляпой:
- Простите, на миг. На один только миг. Долг отдать, так сказать... Прощайте рифму великодушно. Дмитрий...
- Садись! - рявкнул дед и вытащил меховую фляжку. - Выпей.
Человек оробел, поджался во что-то совсем круглое, но справился и воскликнул:
- Дмитрия отец! Не ждал, никак не ждал. С того свету, где нас нету. Но рад.
Наслышан рассказами. Рад, хоть на парад. Ах, что это я все сегодня рифмами?
- Да выпей, говорят тебе, прочухайся!
Человек выпил и кругло задышал раскрытым ртом.
- Теперь говори толком, - приказал дед.
- Позвольте представиться! - сказал кругленький и шаркнул под столом ножкой. - Акинфий Фомич... хе-хе. - Тут он почему-то пощекотал Авдейку. - На пузе кирпич. Как в дет-стве, да-леком дет-стве, - запел он и прервал себя. Да что это я? Так вот-с... Штрафного батальона боец, хотя и не венец, но и соузник - не союзник. Соратник сыну по грехам отцов, изрядных, впрочем, молодцов. Горячей кровью искупил я вашей молодости пыл...
