Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь
Даже Лалочка вздрогнула от этого возгласа.
- Что случилось, Дилуша?
- Как что?! - Дилефруз, размахивая руками, подскочила к Мансуре. - Так бывает всегда, когда за ребенком не смотрят. Ты слышишь, Лале? Мамуля перерезал веревку, и теперь лимонад вместе с сеткой лежат на дне колодца. Бедный ребенок ни при чем. Откуда ему знать, что на конец веревки привязан груз? Я еще не видела пользы ни от одной из этих домработниц!..
Слова Дилефруз кинжалом вонзились в сердце Мансуры. Глаза засверкали ненавистью.
- Благодарю за откровенность. Легче со змеей ужиться, чем с вами... Прошу вас...
Слезы душили девушку. Она закрыла лицо руками и, всхлипывая, кинулась во двор.
У ворот стоял почтальон с кожаной сумкой через плечо.
- Вам письмо! - он протянул девушке голубой конверт.
Мансура узнала почерк матери. Ее мокрые от слез глаза заулыбались. Она дрожащими руками распечатала письмо.
Мать писала:
"Моя дорогая дочь Мансура!
Шлю тебе привет. Я жива и здорова. Письмо твое получила. Как я рада, что Дилефруз-ханум хорошо тебя встретила..."
Взор Мансуры опять затуманился. Буквы расплылись. Хорошо встретила!.. К горлу подкатил комок... "Лучше б я совсем не появлялась в этом доме!.." подумала она.
Голос Дилефруз возвратил девушку к действительности.
- Эй, Мансура, сбегай, купи пару бутылок лимонада!
Из окна выпорхнула пятирублевая бумажка.
...Мансура просидела на каменных ступенях до тех пор, пока Лалочка не ушла.
Захлопнув калитку дома с красной черепичной крышей, Лалочка лицом к лицу столкнулась с девушкой, которая вышла из соседнего двора. Она не могла не отдать должного красоте девушки, особенно, обворожительной черной родинке на левой щеке. "Интересно, настоящая или искусственная? - подумала Лалочка. - Как бы мне пошло! Что, если подойти и спросить..."
- Послушай, девушка, можно тебя на минуточку?..
Девушка с родинкой обернулась.
- Салам алейкум... - Лалочка решила начать издалека. - Ты живешь в этом дворе? - и кивнула головой на дом учителя Салеха.
- Нет, а что?
- Да так просто... Извини, пожалуйста, эта родинка искусственная?
- Не понимаю вас...
Разглядывая родинку, Лалочка чуть ли не носом коснулась щеки девушки.
- Я думала, в самом деле искусственная;... - развязно засмеялась она. А сейчас вижу нет, твоя собственная...
Девушке с родинкой был неприятен весь этот глупый разговор. Да и Лалочке самой стало неловко. Она заговорила о другом.
- Значит, ты здесь не живешь?
- Нет, просто иногда бываю в этом доме.
- А-а-а-а... Я сама хожу сюда в гости. Видела откуда я вышла?
- Не обратила внимания. Из двора, где виноградный навес?
- Да, от Дилефруз-ханум.
Девушкам было по пути. Завязался разговор.
- Ах, если бы у меня тоже была такая родинка! Хи-хи-хи! - Лалочка ткнула пальцем себе в скулу. - Ты не обижаешься?
Девушка неопределенно пожала плечами.
- Разве все счастье, в родинке?
- Ну, конечно! Еще спрашиваешь! Ясно, ты счастливая. Будто сама не знаешь...
На углу они остановились.
- Извините, я тоже хочу вас спросить...- обратиласъ к Лалочке девушка и смущенно заморгала глазами:
- Кем вы приходитесь Адилю?..- голос ее дрогнул.
Лицо Лалочки выразило недоумение. Глаза округлились.
- А ты его откуда знаешь? Вы с ним учились? - Видя, что девушка не отвечает, Лалочка поспешно добавила: - Кто мне Адиль? Жених.
- Жених? - девушка нахмурилась. У рта залегла печальная складка.
- Да, жених. Только сейчас его здесь нет. Я послала его учиться в Москву. На прошлой неделе была там. Знаешь, что он мне сказал? Говорит: "Лалочка, я по тебе с ума схожу! Никакие занятия в голову не лезут..." Подарил мне свою карточку, чтобы я не скучала.
Лалочка открыла медальон. Действительно, на одной стороне была фотография Адиля, на другой - Лалочки.
Девушка с родинкой на мгновение закрыла глаза, сжала губы.
- Откуда ты его знаешь? - Лалочка настороженно посмотрела на незнакомку.
Но ее вопрос остался без ответа. Девушка с родинкой круто повернулась и зашагала вниз по улице.
Лалочка так и застыла на месте. Потом тоже повернулась и чуть ли ни бегом пустилась назад к дому с красной черепичной крышей, чтобы поскорее сообщить Дилефруз о загадочном разговоре с незнакомкой.
СЛАВНЫЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
Профессор в очках медленно прохаживался перед доской. Его ботинки легонько поскрипывали. Время от времени он останавливался и, неподвижно уставясь в одну точку, потирал подбородок. Казалось, этот жест помогал ему собраться с мыслями.
Шла лекция.
- ... Стоять на страже советских законов, соблюдать их святость - долг каждого юриста, - говорил профессор. - Юрист обязан, наказывая по заслугам преступника, в то же время воспитывать его. Именно поэтому наш суд называется судом справедливости, - профессор принялся снова потирать подбородок, обдумывая следующую мысль.
Воспользовавшись паузой, Борис толкнул Адиля локтем.
- У меня тетрадь кончилась. Дай лист бумаги. Быстро!
- То, что я сейчас буду говорить, можете не записывать, - профессор подошел к столу. - Недавно я прочел одну из последних книг по праву. Любопытная книга.
- Как называется? - с места спросил Адиль.
- Книга называется "Незаконные приговоры".
Не успел профессор сказать это, как Борис добавил:
- Автор книги кандидат юридических наук Константин Могилевский.
- Верно, - улыбнулся профессор. - Он приводит интересный случай, который имел место в одном из американских штатов. Некий мистер Эрнест Фултон, выйдя из ресторана в пьяном виде, свалился посреди улицы. Сердобольная негритянка по имени Джесси Бреккел, опасаясь, как бы мистера не раздавил автомобиль, подняла его и правела на тротуар. После ухода негритянки мистер Эрнест некоторое время ковылял по тротуару, держась руками за стену. Вскоре пьяный опять попал на середину улицы и был сбит грузовой машиной.
- Умер? - нетерпеливо спросил Адиль.
- Нет, получил легкое ранение в левое плечо. Шофер успел скрыться. Теперь слушайте, чем все это дело кончилось. Прежде всего, разыскали негритянку Джесси Бреккел, затем пригласили несколько свидетелей. Суд приговорил женщину к лишению свободы.
- Негритянку? - удивился Адиль. - За что же ее?
- Да, негритянку, - горько улыбнулся профессор. - Суд, выслушав мистера Фултона и допросив свидетелей, пришел к следующему выводу: если бы негритянка не потревожила Эрнеста Фултона и оставила спокойно лежать на дороге, возможно, с ним не произошло бы несчастья. А чтобы обосновать приговор, суд выдвинул версию, будто Джесси Бреккел издавна питает к Эрнесту Фултону вражду. В конечном счете, суд вынес решение о двойном наказании и приговорил негритянку Джесси Бреккел к десяти годам тюремного заключения.
- Бедняжка! - послышался чей-то девичий голос.
- Суд в капиталистических странах часто нарушает священные принципы справедливости, оправдывая представителей капитала...
Прозвенел звонок.
Вечерние сумерки опустились над Москвой. После ужина каждый студент в комнате, где жил Адиль, занимался своим делом. Один, разбросав по столу книги и тетради, писал конспекты, другой гладил брюки, третий собирался на свидание: брился, приводил себя в порядок.
Бориса не было.
В последнее время Адиль получал письма не только от учителя Салеха, но и от Мансуры. Он был рад, что двоюродная сестра приехала учиться в Баку. Одно волновало юношу: как она уживется с Дилефруз? Он осторожно, намеками, спрашивал об этом в письмах. Мансура отвечала, что в доме к ней относятся неплохо. Адиль не особенно верил.
Сейчас, сидя на подоконнике, он читал письмо, только что полученное от учителя Салеха.
Старик писал:
"Дорогой сынок Адиль!
Шлю тебе искренний привет и крепко целую. Сынок, вчера опять получил твое письмо и очень обрадовался. Ты ведь знаешь, я всегда любил тебя, как родного. Твои письма доставляют мне много радости.
Милый Адиль! В моей жизни произошло большое событие. За долголетнюю педагогическую деятельность правительство наградило меня орденом Ленина. Мне кажется, я помолодел на тридцать лет...".
Адиль был рад за старого учителя. Он вспомнил Баку, свой дом, виноградный навес во дворе. Вспомнил, как впервые увидел Джейран. Она стояла, облокотившись на перила балкона соседского дома. Он играл на таре. Девушка смотрела на него и улыбалась...
Адиль глубоко вздохнул, сунул письмо в карман, оделся и побежал на почту дать учителю Салеху поздравительную телеграмму. Через полчаса он снова был в общежитии.
В их комнате стояло шесть кроватей. Все, кроме одной, принадлежащей Борису, были аккуратно заправлены. Возле каждой стояла тумбочка. В углу красовался огромный, в рост человека, фикус. Над кроватью Адиля рядом с портретом матери висела тара.
Юноша опять подошел к окну.
В городе зажглись огни. Падал крупный пушистый снег. Казалось, большой двор общежития, деревья, забор покрыты толстым слоем ваты. Мороз причудливым узоpoм разрисовал окна. Луна, изредка проглядывающая сквозь серую мглу неба, походила на уличный фонарь, закутанный газовым шарфом. А снег все шел и шел...
