Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего
Когда фаэтон остановился перед парадным входом дома генерала Павлова и Садияр-ага почти бегом, перескакивая через несколько ступенек, поднялся по лестнице, ведущей в зал, где собралось избранное общество Тифлиса (сам губернатор обещал заехать с супругой), взоры многих женщин, в том числе и генеральши, с восхищением обратились в его сторону.
Давно сердца и души многих из них были покорены этим красавцем, и если бы он только захотел,... но, увы, он был холоден и неприступен. А рассказывают о нем, о жизни его такое, прямо роман, да и только. Вот это мужчина! Вот это жизнь! Но, увы, и еще раз, увы. Садияр редко был в их обществе, а если был, то в большинстве своем, молчал. Вначале, это посчитали недостатком образования, наверное, он, как и многие местные князья, плохо говорит по-русски и поэтому предпочитает отмалчиваться. Но однажды, лет пять назад, когда на одном из званных вечеров было принято решение написать письмо губернатору с просьбой организовать концерт- бенефис в честь тяжело заболевшей актрисы Трушиной, много лет прослужившей в местном театре, а в молодости, поговаривали, она блистала красотой и была героиней многих громких романов, Садияр-ага, прочитав письмо, с улыбкой положил его на стол, и затем, почти без акцента, на русском языке обратился к собравшимся.
- Господа, насколько мне известно, актриса сейчас больна и нуждается в уходе. Так какая же польза ей от этого письма? Ведь пока губернатор это письмо прочтет, направит куда следует, назначат день бенефиса и пока продадут билеты, она может и умереть. Я предлагаю другое, нас здесь довольно много, и если каждый из нас внесет какую то сумму, ей это на лечение будет достаточно. А там, глядишь, и бенефис подоспеет. И сама она может еще раз выйдет на сцену нам всем на радость. Бенефисные деньги ей я думаю, в будущем не помешают, но это письмо, с ошибками, я подписывать не буду. Лучше дайте новый лист, я все перепишу.
И Садияр-Ага в полной тишине спокойно переписал письмо, первым подписал ее и передал опешившему начальнику тифлисской железнодорожной станции, сидевшего напротив. Также спокойно он встал, вытащил из нагрудного кармана пиджака тяжелый бумажник, раскрыл и, не глядя, отделил из большой пачки, довольно внушительную сумму денег в крупных купюрах, бросил на стоявший на столе поднос с самоваром. Пример заразителен, особенно в присутствии дам, и вскоре на подносе была сумма, которую ни на одном бенефисе не собирали. Все были довольны собой, восторгались своей щедростью, но женщины были покорены только этим "дикарем" с голубыми глазами и манерами денди.
Глава двадцать четвертая.
Шум, что возник в зале, при входе Садияр-аги, привлек внимание хозяина дома.
- О, неужели это Вы, дорогой мой, - обратился он к Садияру. - Глазам не верю! Как я рад, поверьте! Сюрприз, голубчик, так сюрприз.
- Извините, ваше благородие. - Садияр-ага с уважением повернулся к генералу, - Но я на этот раз не на бал. Дело тут у меня, срочное.
- К вашим услугам. Все, чем могу.
- Мне нужен один из ваших гостей. Доктор Савкин.
- Сергей Сергеевич?
- Кажется так.
- Он здесь? - генерал спросил жену.
- Только что прошел в вальсе с госпожой Морозовой.
- Ах да, совершенно точно. Велите позвать.
Но звать никого не пришлось. Сергей Сергеевич стоял тут, недалеко, и все прекрасно слышал. По тону разговора, по тому, как обращался с этим человеком генерал, доктор понял, что человек этот не из простых, хотя он и был местным.
- Вы, кажется, меня ищете? Доктор Савкин. К вашим услугам, господа.
Садияр, окинул взглядом его щуплую фигуру, пристально посмотрел ему в слегка прищуренные глаза ( в последнее время доктор стал плохо видеть, но очки на людях принципиально не носил) и, неожиданно протянув руку, с улыбкой сказал:
- Очень рад познакомиться. Садияр-ага Пашаев.
- И наш хороший друг, - вмешался в разговор генерал, - Думаю, если Садияр-ага лично за чем-то пришел, дело - важное.
- Спасибо, Ваше благородие, дело действительно важное,- поблагодарил его Садияр-ага.
- Извините, ага, это что, фамилия или..., - поинтересовался доктор.
- Скорее титул, по нашему это как князь, - ответил ему, вместо Садияра, генерал. - А что касается господина Пашаева, то он и ага, и князь, на все сто.
- Еще раз благодарю Вас, ваше благородие, - сказав, Садияр-ага повернулся к доктору Савкину. - Не будете ли любезны, доктор, пройти со мной. Требуется ваша помощь.
- Сейчас? Но бал только начался. И, я с супругой.
- Прошу Вас.
Тон этой просьбы был столь категоричен, что доктор Савкин не понял, как он очутился в фаэтоне господина Пашаева, который с места пустил лошадей в галоп. Жена его осталась на балу одна, правда, ненадолго, подскочившие молодые гарнизонные офицеры, вмиг закружили еще не утратившую свежесть молодости докторшу в вальсе, к ее взаимной радости и восторгу.
Доктор Савкин фактически пришел в себя, когда уже спускался с фаэтона на пороге своего дома. Он сразу же подошел к ожидавшим его, в повозке, людям . По тому, как побледнело его лицо, когда он, потрогав лоб малыша и, тут же, задрав рубашку, попытался ощупать его живот, на что ребенок ответил столь жалостливым стоном, что слезы навернулись на глаза его отца, Садияр-ага понял, положение серьезное.
- Доктор, как тут дела?
- Думаю, нужна операция и немедленно. Но боюсь, мы опоздали.
- Что с ним?
- Аппендицит. Острая форма. Только бы не перитонит.
- А что это такое?
- Как объяснить? Ну, это отросток такой, маленький, в кишечнике. Он воспаляется, и если опоздать, не удалить вовремя, прорывается, и гной, смешивается с кровью.
- Ребенка надо спасти.
- Но я же не господь бог. Сделаю все, что возможно.
- Надо сделать и все невозможное. О цене не беспокойтесь. Я за все заплачу.
- Что говорит доктор? - спросил вдруг отец мальчика Садияр-агу на азербайджанском языке, - Что с моим сыном,
- Ребенок сильно болен, брат. Нужна операция. Я сказал, чтобы делали, раз надо. Извини, что не спросил тебя вначале.
- Спасибо тебе. И еще скажи ему, я за все заплачу. Пусть не сомневается. А пока пусть возьмет вот это.
С этими словами, отец больного мальчика достал из кармана пыльного суртюка увесистый мешочек и протянул его доктору. Пока двое мужчин переговаривались на своем языке, доктор еще раз нагнулся к ребенку, осмотрел его язык, слегка приподнял и согнул в коленке ногу. Но при виде протянутого к нему увесистого мешочка с позвякивающими монетами, он побледнел, повернулся и, прикрикнув кучеру, чтоб быстро ехал в больницу, вскочил на подножку фаэтона.
Операция длилась долго. К счастью, перитонита не было. Садияр-ага ждал конца операции. Он сошел с пролетки, присел на лавку, что стояла у входа в больницу и, вытащив кисет, набил трубку. Отец мальчика остался на коне, чуть вдали. Волнение седока казались перешли и на коня. Он нервно перебирал ногами, хрипел, жевал удила, и был готов каждую минуту рвануть с места. Только твердая рука седока удерживала его на месте. Садияр-ага исподтишка наблюдал за ним, но в разговор вступать не хотел. Наконец, доктор Савкин вышел и по тому, как улыбались его глаза, стало понятно, что все прошло удачно.
- Все хорошо, слава богу!
- Аминь.
- Ребенок сейчас спит. Мать, наверное, останется с ним рядом?
- Что он сказал? - снова спросил Садияра отец больного мальчика.
- Все хорошо. Ребенок уснул. Мать останется с ним?
Мужчина кивнул и только сейчас Садияр увидел его заплаканные глаза. Садияр отвел глаза и уже хотел отойти, когда услышал:
- Спасибо тебе, Садияр-ага. За сына спасибо.
- Ты знаешь меня?
- Я видел тебя раньше.
- Где?
- Ты приезжал к нам в Вейсали.
- Кто ты? - Садияр-ага повернулся к этому человеку, стоявшему невдалеке, держа под уздцы коня.
- Я - Эйваз, сын Чопур Газанфара.
Глава двадцать пятая.
Айше об этой встрече Садияр ничего не сказал. Ни в тот день, ни позже, хотя виделись они теперь с Эйвазом часто. Боялся Садияр потревожить ее сердце. А может, другой была причина, но признаться в этом, даже самому себе он не хотел. Он не ревновал Айшу ни к кому. Ее любовь он читал в каждом жесте ее, в каждом взгляде, брошенным на него, но, все же, сердце было неспокойно.
Позже, когда, мальчик, окрепший после операции, уехал с матерью домой, Садияр с Эйвазом сидели в небольшом духане, на берегу Куры и, медленно потягивая вино, слушали друг друга, и перед глазами их оживали картины прошлого, многое для них становилось ясным. На множество вопросов они нашли ответ. Садияру понравился Эйваз, своей открытостью, искренностью и простотой. Ему одному он рассказал о своей боли, смерти сына, одиночестве, что постигла его в те дни. Рана эта все еще кровоточила. Рассказал он и об Айше, хотя Эйваз не спрашивал ни о чем. Как встретил ее, на высоком берегу Архачая, как привез к себе домой, и отдал на попечение матери, иначе погибла бы она, но не вернулась бы в Вейсали. Рассказал, чтобы не осталось между ними недомолвок. Сжалось сердце Эйваза от боли, когда узнал он, что, пришлось пережить Айше в ту, богом проклятую ночь, пока не увез ее Садияр. Рассказал он и о людях, которых нанял, чтобы следить за передвижением своих врагов и сообщать ему, Садияру, об их местонахождении. Не скрыл он и то, что сам за эти годы, расправился со многими теми, кто участвовал в том злополучном набеге. Говорил он об этом тихо, но открыто, без страха перед кем-то не было.
