Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего
Обзор книги Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего
Гусейнов Рагим
Ключ дома твоего
Рагим Гусейнов
Ключ дома твоего
Роман
Книга первая
Глава первая
В мире все взаимосвязано, и если постоянно не вмешиваться в его ход извне, то гармония и слаженность происходящих событий, смена поколений, рождение и смерть человека становятся настолько естественными, простыми и обыденными, что абсолютно не воспринимаются как что - то из ряда вон выходящее. Все окружающие нас события, смешные и парадоксальные, героические и трагические, происходят от внезапного вмешательства в их естественный ход определенных сил, обстоятельств, наличие которых одни предполагают, другие знают, а третьи даже не догадываются. Смерть человека - естественна, поэтому она и должна придти естественно, на склоне лет, когда человек полностью выполнил свою миссию на этой земле, когда растрачены все человеческие силы, отпущенные свыше, когда ему уже нечего сказать людям, и вокруг него образуется пустота, людская и душевная. Усталость, которая постоянно читается в его глазах, ложится на плечи каждого, кто общается с ним, тяжелым грузом незаслуженной вины здорового человека перед немощью старости и потерянности. Смерть этого человека приходит часто как избавление сторон от добровольно принятых обязательств, сопровождается она почти незаметной грустью родных (друзей к тому времени почти не остается) и легкой улыбкой на губах усопшего, понимающего всю трагикомичность событий, происходящих вокруг в связи с его смертью.
...
Но весть о гибели Садияр-аги всколыхнула всех его односельчан в селении Сеидли. Многие из них еще на рассвете были разбужены топотом приближающегося всадника. Вначале был слышен лишь быстрый стук копыт иноходца, затем на дороге, едва освещенной первыми лучами восходящего солнца, появился темный силуэт всадника, пригнувшегося к шее лошади. Развивающиеся полы его бурки напоминали крылья неизвестной ночной птицы, несущей недобрую весть. А то, что весть будет недоброй, мог понять каждый, лишь взглянув в сторону черного всадника, который грозной, темной тучей надвигался на село. Ворвавшись в село и проскакав добрую четверть его, осадив коня перед мостом на повороте, делящим село на две части, верхнюю и нижнею, уже понимая, что будет услышан, что бы ни произнес, он громко прокричал, и крик его был полон боли и отчаяния:
- Садияр - агу убили!
И в каждом доме села, раскинувшегося по обе стороны небольшой речушки, протекающей через Сеидли, можно было услышать возглас удивления и сожаления. "Бедный, за что его так, - говорили люди. Что теперь будет делать его жена Айша? А дочь- крошка совсем. Ах, несчастные, несчастные! Не везет этой семье, прямо проклятие какое-то лежит на них всех".
Печальная весть распространяется быстро, будто холодный ветер врывается в каждый дом, в каждый двор, холодом отдает она, ледяной рукой проводит по волосам и заставляет трепетать каждый волосок на теле, как перед разверзнутой могилой, и каждый спрашивает себя - а скоро ли и мне туда? И каждый раз, отдаляя это видение от себя, каждая клетка твоего тела кричит, повторяя как заклинание: нет, не скоро, никогда! Умом это постичь нельзя, хотя ты знаешь, что этого не избежать, но каждый раз хочется верить в обратное. А потом, после очередных похорон, друга или родственника, не важно кого, бросаешься в безумное веселье, лишь бы скорее забыть печальную картину, отдалить ее от себя, навсегда, на время, или хотя бы на час. Все равно на сколько. Но этот животный страх все равно приходит, приходит обычно ночью, перед сном, и тогда уже ничто не спасает от жуткой правды, заставляя ворочаться до самого рассвета. Но пока беда случилась не с тобой, о ней говорят вслух, от нее всячески защищаются, хотя знают, что уберечься они бессильны.
Через минуту к всаднику уже бежали из ближайших к мосту домов мужчины, молодые и старые, на ходу пристегивая к поясу свои кинжалы и заряжая винтовки, ибо горе пришло в село, а с ним, кто знает, может быть и опасность для каждого из них, их семей, жен и детей. И долг их, старших в доме, быть готовыми к тому, чтобы защитить свой очаг и свою честь.
А жены, проводив мужей и сынов, били себя по бедрам и громко причитали: - "вай, что будет, и у кого эта рука поднялась на бедного Садияр-агу", и уже собравшись по два-три человека, поднимались к дому несчастной Айши, и вместе с ними, чуть опережая их, к дому подкатывал еле слышный горестный вой.
Дом этот - единственный в своем роде, был построен по специальному проекту русского архитектора, бывшего гостем Садияр - аги несколько лет назад. Это было странное сооружение, не похожее ни на один из домов, построенных здесь в последние годы. Открытый, высокий, с остроконечной крышей, покрытый светло-розовой черепицей, выписанной и привезенной из далекой Германии, дом этот поначалу был основной темой разговоров всех посетителей чайханы, стоявшей у реки. Люди смеялись, потешались над ним, но постепенно их глаза привыкали к его необычным для здешних мест формам, и они стали находить отдельные положительные моменты, и, в конце концов, признали, что это лучший дом не только в их деревне, но и во всем уезде. К дому часто приводили своих гостей не только односельчане Садияр-аги, но и многие из соседних сел.
Дом вскоре стал основной достопримечательностью села. Он был построен рядом со старым, отцовским однокомнатным с прихожей домом, наполовину вросшим в землю, сложенным из речных камней, с плоской, просмоленной крышей. Он был теплым зимой и прохладным в летнюю жару, как уверяли ее хозяева. Несмотря на просьбы Садияр-аги, его мать Сугра-ханум продолжала жить в нем, наотрез отказавшись переезжать в новый дом. Так и жили они одной семьей на два дома.
...
Как часто бывает, плохая весть в дом погибшего пришла последней. Никто из сельчан не решался первым произнести страшные слова. В обоих домах долго было тихо. Наконец, на порог старого дома вышла мать Садияра старая Сугра, в своем неизменном, несмотря на погоду всегда наглухо застегнутом, темнокоричневом наряде. Руками она держала за концы тяжелую шаль, накинутую второпях на голову. Когда она увидела, как к их дому начали стекаться женщины, которые, подойдя на достаточно близкое расстояние, не решались идти дальше, Сугра - ханум, многое повидавшая в этой жизни, сразу почувствовала беду. Ее умное, все еще красивое лицо, которое даже морщины скорее украшали, нежели портили, с широко раскрытыми карими глазами, оценивающе смотрящими на этот мир, было в ожидании обращено к стоявшим у ее порога людям. Она многое понимала с полуслова, но в то, что в ее дом пришло несчастье, она отказывалась верить, не желая допускать и мысли, что с ее сыном что-то случилось. А то, что несчастье могло случиться именно с ее сыном, она почувствовала сразу, инстинктивно, по тому, как сжалось и затрепетало ее сердце.
Оно не переставало ныть уже давно, несколько месяцев, словно предчувствовало беду. В последние дни и сны ее были тяжелыми, путанными, часто она просыпалась среди ночи от бешенного стука в груди, вся липкая от пота. В такие минуты она жадно пила холодную воду, что всегда ставила рядом на подоконник, шептала слова молитвы, чтоб успокоиться, как ее учила покойная теща Гюльсум - ханум, повторяя раз за разом " биссимиллах", но успокоение не наступало. Проснувшись, она уже больше не могла уснуть, и тогда, одевшись и накинув теплую шаль, ходила по двору, заглядывая то в хлев, то в кладовую, а часто, открыв калитку, выходила в сад и просто бродила среди деревьев. В эти дни она часто останавливаясь у тутовника, посаженного здесь ее покойным супругом Ага Исрафилом еще в первую весну их жизни в этом доме, построенном им своими руками. Сюда он привел их - ее и маленького Садияра, уйдя из отцовского дома, когда узнал, что отец его повелел матери присмотреть для него новую жену.
Сугра была хорошей невесткой, тихой, услужливой. Взяли ее в богатый дом Тогрул-аги давно, когда ей исполнилось десять лет, заплатив ее родителям хороший выкуп. Здесь она и выросла под присмотром хозяйки дома, покойной Гюльсум - ханум, здесь училась готовить и шить, убирать и стелить постель, училась во всем слушать старших. Через несколько лет, как это и ожидалось, в дом был приглашен Молла Самандар, который благословил их брак с Исрафилом.
Свадьба была пышной. Три дня продолжались гуляния по случаю свадьбы единственного сына Тогрул - аги. Три дня гуляла вся деревня, а в свадебном шатре, раскинутом во дворе жениха не переставая пели приглашенные ашуги, народные певцы, каждый со своей интерпретацией старинных сказаний, целым букетом новых песен, сочиненных и спетых часто экспромтом, на едином дыхании, пропетых и забытых, потерянных сокровищ народного творчества. Они стараясь перепеть друг друга на радость зрителям, входили в такой раж, что не замечали, как начинали петь песни на слова оппонентов, искренне считая, что сами их сочинили.
Удивительны и незабываемы сельские свадьбы! В эти дни все живут этими счастливыми мгновениями, даже больные забывают о своих недугах. А если, не дай бог, в это время случалось несчастье и кто-то в селе неожиданно умирал, по неписанному закону, родные старались скрыть это от посторонних, а сами приходили на свадьбу и больше всех улыбались, ели и пили. И только на следующий день, когда гости, пришедшие на свадьбу, благополучно расходились, они давали волю своему горю.
