Ирина Грекова - На испытаниях
Сетка странно изменила лицо Лиды Ромнич.
- А знаете, вам идет. Все-таки когда женщины носили вуали, в этом что-то было.
- Вам тоже идет.
Капитан Постников глядел на них с откровенным презрением: тоже, мол, нашли разговор.
- Что у вас тут произошло? - спросил его Скворцов.
- Два подрыва вчера дали. Распределение осколков не соответствует тактико-техническому заданию. Будем браковать изделие.
- Это мы еще посмотрим. К подрыву готовы?
- Так точно. Только переходников нет. Я машину за ними послал, да она что-то задержалась. Наверно, воду берет. Все-таки жара. Метео сорок три обещало.
Капитан говорил тяжко, трудно, с перерывами, как будто он уже замолчал, а потом молчать раздумал. Было видно, что ему все осточертело: жара, степь, вся эта канитель с изделием.
- Сколько же придется ждать?
- А кто ее знает? Вы тут, в тенечке, обождите.
Скворцов и Лида отошли в короткую тень будки. От железной крыши так и дышало жаром. Постников пошел на площадку.
- Придется ждать, - сказал Скворцов. - Вот лопухи, забыли переходники доставить.
- А знаете, я люблю ждать.
- Странный вкус. Я как раз терпеть не могу ждать.
- Нет, я люблю. Не везде, конечно, а на полигоне. На полигоне полагается ждать. Это словно часть полигонной службы, вроде ритуала...
- Видно, вы прирожденный полигонный работник. Любите свою работу?
- Очень, - сказала Лида. - Знаете, когда я думаю о своей работе, даже мурашки по спине.
Она повела плечами, морща спину между лопаток.
- Вот это любовь. А по дому не скучаете?
- Нет. То есть да. Сына хочется на руки взять. Сын у меня, Вовка. Два ему. Хороший мальчик. Кудрявый... А у вас, кажется, тоже сын?
- Вася.
- Сколько ему?
- Полтора.
- А какой он у вас? Расскажите. Я люблю про детей.
- Ну какой? Толстый, белый, увалень, глупый. Глупый, а друг он мне большой, больше всех.
Подошел капитан Постников:
- Машина пришла, товарищ майор. Разрешите готовить подрыв?
- Пожалуйста.
- Попрошу пройти в блиндаж, - просипел Постников, упорно не глядя на Лиду Ромнич. - Покидать блиндаж в ходе подрыва не разрешается.
- Я знаю, - сказала Лида.
- Идите вперед, Лидия Кондратьевна, я вас догоню. Видите блиндаж? Вон там.
Она пошла по тропинке к блиндажу, полевая сумка болталась у ее бедра. Скворцов смотрел вслед, умиляясь ее цапельной долговязости. Этакие бамбуковые ноги, словно бы даже пустые внутри.
Постников кашлянул.
- Дай закурить, капитан, - сказал Скворцов.
- "Беломор" употребляете?
- Очень даже употребляю.
Они откинули сетки и закурили.
- Что же ты, капитан, с нашей дамой так строго, а?
- Не люблю бабья на полигоне. Приедет такая фуфлыга: ах да ох, уши затыкает. И всегда при ней что-нибудь не так. То пиропатрон не сработает, то контакта нет. Я тысячу раз замечал.
- Напрасно. Ромнич не такая. Она уши не затыкает. Она сама конструктор, полигонный работник. Даже ждать на полигоне - и то любит.
Постников подумал и сказал:
- От женщины, которая таким делом занимается, может вытошнить.
- Ну, зачем уж так. Хорошую женщину никакое дело не испортит. Я даже одну знал женщину - борца. И ничего, славная была женщина.
- Пускай она лучше обо мне заботится, - горячо сказал Постников, сразу потеряв медлительность. - Моя вон тоже пошла в школу преподавать, а хозяйством ей некогда заниматься. Щи оставит - когда разогрею, а когда холодные кушаю, без аппетита.
- Подумаешь, дело - разогреть! Были бы щи.
Это Постникову не понравилось. Он опять замедлился и сказал:
- Согласно инструкции идите в блиндаж, товарищ майор.
Скворцов спустился в блиндаж. Под землей было как под водой - полутемно и прохладно. Всей кожей ощущая прекрасную эту прохладу, он полуощупью пробрался к стенке. В глазах плавали радужные круги. Пахло грибами. Когда круги исчезли, он увидел у самого своего лица свисшую с потолка гроздь тоненьких, полупрозрачных поганок. Они росли из щели между бревнами наката и, казалось, должны были висеть вниз головой, но нет: каждая поганка грациозно изгибала тоненькую свою ножку и подымала вверх серую колокольчатую шляпку.
- Смотрите, какие поганочки, - сказала Лида.
- Вижу.
Ему захотелось еще от себя прибавить что-то глупое, вроде "всюду жизнь", но он удержался.
Зазвонил полевой телефон. Скворцов взял трубку.
- Товарищ майор, к подрыву готов, - доложил торжественный голос, совсем непохожий на голос Постникова. Все-таки подрыв - всегда событие.
- Отлично. Давайте.
Раздался сигнал тревоги - несколько колокольных ударов по рельсу, - и снаружи в блиндаж начали просовываться ноги в кирзовых сапогах. Солдаты стали на земляной лестнице, упираясь пилотками в перекрытие. Наступила тишина - особая тишина перед взрывом.
Скворцов с Лидой стояли у смотрового окошка, глядя сквозь растрескавшееся бронестекло. Стена в отдалении рисовалась темным массивом. Вдруг на ее фоне сверкнул огонь, взметнулась кверху черная земля, и тут же пришел удар. Блиндаж колебнулся, с потолка посыпалась земля, гроздь поганок дрогнула и уронила один колокольчик. Сквозь окошко было видно, как поднятая взрывом земля медленно распускалась большим черным георгином и медленно опадала.
- Все, - сказал Скворцов. - Можно выходить.
Кирзовые сапоги двинулись вверх по лестнице и исчезли в сияющем голубом проеме.
После подземной прохлады зной наверху был ошеломляющим. Казалось, видно было, как скручиваются и вконец погибают сушеные-пересушеные, но еще не до конца сожженные травки.
У полуциркульной стены облаком стояла еще не осевшая пыль. Там, где только что поблескивал стальной цилиндр, ничего не было - ни треноги, ни троса, только горячая яма в пыльной земле. По всей поверхности броневой стены проворно расползлись солдаты в выбеленных солнцем гимнастерках, с зелеными сетками на головах - зеленоголовые муравьи. Цепляясь за веревки, переползая от опоры к опоре, они снимали координаты пробоин и метили их черной краской, передавая друг другу ведро и кисть. Постников мешковато суетился внизу, сипел на крик, командовал и наносил отметки на большой лист бумаги. Лист топорщился коробом у него в руках.
- Придется подождать, пока обмерят. Впрочем, вы любите ждать. Давайте опять в этот самый тенечек.
Короткая тень от будки стала, если возможно, еще короче.
- Присядьте, - предложил Скворцов и расстелил на горячей земле газету. Края газеты немедленно загнулись кверху, как будто ее положили на плиту. Они сели - головы в тени, ноги на солнце. Лида о чем-то размышляла, теребя кисточки на краю своей сетки.
- А знаете, Павел Сергеевич, я почти уверена, что осколки рикошетируют от грунта.
- Не может быть. Есть противорикошетные валы...
- И все-таки рикошеты не исключены.
Она вынула из полевой сумки блокнот и карандаш:
- Погодите, я сейчас прикину.
Она написала несколько строк, прикусила карандаш, задумалась...
- Я могу вам помочь?
- Помолчите, а то собьюсь, - резковато сказала Лида.
Скворцов замолчал и стал смотреть на ее ногу. Тонкая, до блеска отполированная солнцем, даже чуть кривоватая от худобы, чем-то похожая на саблю нога. Он смотрел и думал: "Люблю твою ногу. Люблю твою пыльную, исцарапанную ногу. Люблю все в тебе - красивое и некрасивое, хорошее и плохое, мягкое и резкое. Ничто не имеет отношения ни к чему".
- Ну, так и есть, - сказала Лида. - Все, как я и предполагала.
- Рикошеты?
- Конечно. При этом профиле противорикошетных устройств должно наблюдаться восемь - десять процентов лишних пробоин во втором поясе. Смотрите.
- Это что, формула Сабанеева? - спросил Скворцов. Он не очень-то был силен в теории, но некоторые фамилии помнил и при случае мог блеснуть.
- Нет, не Сабанеева.
- Ваша?
- Право, не знаю. Эта формула всегда была.
- Как всегда?
- Это у нас так говорят. Когда стали очень уж приставать с приоритетом русских и советских ученых...
- Понимаю.
На дорожке появился Постников с бумажным листом. Скворцов и Лида встали.
- Ну как?
- Та же петрушка, - просипел Постников. - Ясно, в конструкции ошибка.
- Это рикошеты, - сказала Лида.
Постников глядел сквозь нее.
- Сколько лишних?
- Девять процентов во втором поясе.
Лида вся вспыхнула, глаза и все.
- Слышали, Павел Сергеевич? Так и по расчету получается: от восьми до десяти процентов! Значит, я права!
"Как идет счастье человеку, - думал Скворцов. - Как она сейчас хороша". Для Постникова она по-прежнему не существовала.
- А и в самом деле похоже на рикошеты, - сказал Скворцов.
Постников был непробиваем.
- Валы откапывали согласно инструкции.
- Это сабанеевская инструкция, - светясь, возразила Лида. - Так она же для наших мест, для тяжелого, влажного грунта, а здесь у вас грунт мягкий, пылевой, совсем другая консистенция! Объясните ему, Павел Сергеевич, он меня не слушает.
- Слушай конструктора, капитан.
