Александр Саверский - Кровь
Но закурил он с удовольствием. Была смутная надежда, что хоть это обстоятельство повлияет на скорость мышления Лаврентьева. Не повлияло.
Через три минуты Игорь Юрьевич сподобился на очевидный вопрос:
-- Кто убийца известно?
-- Кудрин.
-- Хм, Кудрин? Так, может, его посадить, и дело с концом?
-- Ничего не докажем, Игорь Юрьевич.
-- Почему?
-- Нет ни мотива, ни орудия убийства. Сложно будет. Проще убрать, как и решили раньше.
В течение пяти минут Кольский пытался понять, о чем может думать человек, получивший такую информацию, какую он сейчас дал Вице-премьеру. В голову ничего не шло, то есть ни о чем тот не думал, если, конечно, не советовался с Небесами. Но с Небесами он не советовался, это Кольский знал наверняка, не верил Игорь Юрьевич Лаврентьев ни в какие Небеса. Оставалась...
-- Как же умер Евдокимов?
-- Его превратили в статую.
Возникла новая пауза, на этот раз не такая длинная, но во время нее цветовой спектр лица Вице-премьера приблизился к ультрафиолетовому.
-- Чего, мать твою итить, ты говоришь?
-- Против него применили магическое заклинание.
-- Чего ты порешь-то? -- громыхнул Лаврентьев. -- Какое заклинание? Через несколько месяцев третье тысячелетие, а ты мне мозги вкручивать? -Цвет его лица поменялся на инфракрасный со смещением к иссиня-черному диапазону.
Кольский умно пожал плечами: мол, факты ведь.
Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия.
-- Женя, там, в горке, ну, ты знаешь, достань коньяк, пожалуйста.
Евгений Дмитриевич извлек требуемую бутылку и две рюмки, поставил их перед Вице-премьером, налил и одну рюмку взял себе. Лаврентьев выпил залпом, а Кольский цедил коньяк по глотку.
-- Получается, что Кудрин не совсем простой человек?
-- Получается так.
-- М-да, мать его итить, ситуация.
Возникшая пауза была столь длинна, что у Кольского возникло подозрение, будто Лаврентьев думает о чем-то своем. Но торопить его было нельзя. В этих стенах вообще никто, никогда, никуда не спешил. Это был принцип и стиль: пока ты пьешь коньяк или чай, а потом не спеша идешь по длинным коридорам к начальнику, часть проблем решается сама собой.
-- А почему ты его до сих пор не убрал? Я ведь давал ЦУ.
-- Похоже, что его предупредили, а кто -- выяснить не удалось. Зато известно, что к Евдокимову его привез Самоцветов, что тоже непонятно. Как Самоцветов вычислил Кудрина, и почему вообще Самоцветов?
При фамилии "Самоцветов" у Игоря Юрьевича что-то щелкнуло в голове. Он вспомнил ошибочный ночной звонок своему "чистильщику", вспомнил, что попал именно к Самоцветову, и понадеялся, что тот ничего не понял. Теперь же выяснилось, что не только понял, но и разыграл Кудрина по-своему. Оставалось неясным одно: как полковник нашел этого верткого и везучего, мать его итить, репортера?
Рассказывать все это Кольскому Игорь Юрьевич не стал. Ни к чему тому было знать, кто предупредил Кудрина. Пусть думает, что хочет. Пусть ищет.
-- А секретарша тебе зачем?
-- Она Кудрину и напела про наш бизнес.
-- Вон оно как, -- протянул Вице-премьер и налил себе еще рюмочку. -До чего ж бабы стервы, ничего им доверить нельзя, -- констатировал он, выпил и вытер платком губы. -- Много рассказала?
-- Да разве ж скажет теперь, но ясно, что много.
-- Тогда вопрос решен. У тебя еще что-нибудь?
-- Нет.
Они попрощались, и Кольский, наконец убедившийся, что голос Лаврентьева в собственном кабинете ему померещился, с облегчением вышел.
А Игорь Юрьевич пользоваться селектором не стал (мало ли ушей вокруг?), самолично взял телефонный справочник "Для служебного пользования", снял трубку и набрал номер.
-- Самоцветов. Слушаю! -- сказала трубка.
-- Анатолий Петрович? -- произнес Лаврентьев.
-- Да, это я, -- признались на другом конце провода, и Игорь Юрьевич понял по напрягшемуся голосу собеседника, что тот его узнал. Узнал, как и в первый раз.
-- Вы знаете, кто с вами говорит? -- решил он проверить свою догадку.
-- Нет, -- соврал Самоцветов.
-- Это Лаврентьев.
-- Добрый день, Игорь Юрьевич, -- расплылся радушно голос, -- чем могу быть полезен?
"Вот ведь стервец! -- мелькнула мысль в голове Вице-премьера. -Впрочем, чему я удивляюсь? Полковник госбезопасности все же, а не школьник какой".
-- Мне нужно с вами повидаться.
-- Когда и где?
-- Так, завтра французы... Послезавтра, в четыре, в "Национале".
-- Есть! -- по-военному воспринял информацию голос, и Лаврентьев трубочку положил.
Между тем Кольский, выбравшись из здания Правительства, сел в свой "Мерседес" с мигалками и поехал на Старую площадь, где располагался его основной офис.
Настроение его приподнялось. Уже в который раз он обгонял спецслужбы с докладом, получая тем самым индульгенцию на прощение ошибок. Единственный, как всегда, осадок, оставшийся от общения с Вице-премьером, был связан с тем, что Кольский на десять лет был старше Лаврентьева, и общение с ним на "вы", в то время как тот все время "тыкал", доставляло его самолюбию не очень приятные ощущения. Можно было смириться даже с этим, если бы Евгений Дмитриевич не понимал, что он значительно умнее.
"Черт с ним, с Лаврентьевым! -- решил он. -- А вот, что делать с Кудриным? После смерти Евдокимова ситуация изменилась. Надо найти Самоцветова".
Поднявшись на второй этаж особняка, принадлежащего его фирме, Кольский сказал Верочке, чтобы она пригласила к нему заместителя.
Войдя в кабинет, он сразу же позвонил в ФСБ и попросил Самоцветова немедленно приехать, собственно, не приехать, а прийти. От Лубянки до Старой площади рукой подать. Тот не возражал.
В кабинет без звонка вошла суховатая женщина невысокого роста с черными, коротко стрижеными волосами.
-- Светлана Петровна, как у нас дела? -- спросил Кольский.
-- Готов квартальный отчет, Евгений Дмитриевич.
-- Давайте.
Просматривая цифры, за каждой из которой стояла человеческая кровь, Кольский пытался понять тенденцию сборов.
-- Обороты упали, Евгений Дмитриевич.
-- Вижу. Что говорят аналитики?
-- Говорят -- инфляция. Наши рублевые тарифы не успевают за ростом доллара. Доноры считают, что им мало платят.
-- Они всегда так считали. Но... -- Евгений Дмитриевич задумался.
Он понимал, что его бизнес не совсем обычен. Деньги приходили из-за рубежа из расчета сорок долларов за литр, падали, как манна небесная. Где берут плательщики деньги на это, кто они такие и зачем им кровь в таком количестве, он не знал, хотя и хотел бы. А ведь и впрямь любопытно, кто в мире может себе позволить тратить такие средства.
-- Не твоего ума дело! -- раздалось отчетливо в комнате, оборвав его размышления.
Кольский посмотрел на Светлану Петровну, но догадался по выражению ее лица, что она такого сказать не могла. Да и голос был мужской, но на этот раз незнакомый, хотя... "Хотя голос Самоцветова похож немного, но я с ним не общался до звонка. Придет -- поглядим! Но что же это такое происходит? Звуковые галлюцинации? Пора к психоаналитику", -- покачал он головой и решил пока не обращать на посторонние голоса никакого внимания. А мысль продолжил. "Евдокимов знал. Он все знал. Что они за люди, эти плательщики, да и люди ли?", -- вопрос, как обычно, повис в воздухе, и это заставило его вернуться от философии к делам.
-- Подготовьте приказ, где отразите тарифы в условных единицах, как нынче это принято.
-- Мы потеряем пятнадцать процентов доходов.
Кольский внимательно посмотрел на своего заместителя, подумав в очередной раз:
"Робот, а не человек. Никаких эмоций. Кровь -- не кровь, ей все равно. Но ведь поэтому она здесь".
-- Я понимаю, -- терпеливо начал разъяснять Евгений Дмитриевич, -- но нам платят за количество. Это значит, что, когда мы недоплачиваем донорам, и они перестают сдавать кровь мы теряем оборот. Если же количество доноров увеличивается, то все, что вы говорите о потерях, нивелируется, если к тому же не увеличивает прибыльную часть. Это нужно считать, но я и без расчетов понимаю, что это так. Видите?
Светлана Петровна наклонилась к папке и посмотрела на те цифры, в которые тыкал Кольский.
-- Это полгода назад. А это теперь.
-- Похоже, вы правы.
-- Готовьте приказ.
-- Хорошо, Евгений Дмитриевич.
-- Что-нибудь еще?
В этот момент зажглась кнопка селектора.
-- Да, Вера.
-- Пришел Самоцветов.
-- Когда Светлана Петровна выйдет, пригласи его, -- он уже хотел отключиться, но вспомнил, -- алло, алло, Верочка, и приготовь нам с Самоцветовым кофе.
-- Поняла.
Заместитель, молча ожидавшая окончания разговора, сказала:
-- Евгений Дмитриевич, у меня к вам личный вопрос.
-- Слушаю. -- Кольский не любил личных вопросов. Они заставляли его отвлекаться от дел и мыслей, которые он считал поважнее множества чужих проблем. К тому же, личный вопрос -- это всегда деньги, его деньги или его фирмы... да -- какая разница, в конце концов!
-- У моей дочери родилась двойня: мальчик и девочка, -- начала Светлана Петровна.
