Алексей Апухтин - Профессор бессмертия (сборник)
Радения, о которых говорила Таиса, еще не начинались. Это предстояло впереди, когда кончится рабочая пора. Теперь же по вечерам в трапезной после ужина (трапезная находилась в том же здании, где и моленная; только вход был с другого конца) божьи люди садились в кружок в углу под иконами и там пели, и пели они стройно. Запомнила Машура слова одной песни:
Просили мы тебя, Господи, дать нам Иисуса Христа.
Просили дать Сына Божия, нас помиловать.
И дал ты нам христа обретенного
Христа в человеке рожденного…
Машура знала, о каком обретенном христе пели сестры. И она ждала скорее еще раз увидеть этого христа…
Приехал, наконец, из Виндреевки старик Афиноген, тот самый, который был возницей Таисы и Машуры при их путешествии из Отрадного. Приехал он с паникадилами для моленной. Паникадил этих уже давно ждали в обители. Афиноген привез также письмо от Максима Васильевича к настоятельнице Манефе. Ракеев писал к настоятельнице, что посылаемые паникадила он получил от московского благотворителя, богатого купца Бердникова, что такие же паникадила Бердников пожертвовал и для другого его божьего питомника. В этом же письме Максим Васильевич наказывал Манефе приехать к нему на большое моление, назначенное на воскресенье, и чтобы она взяла с собой уставщицу Ксению, духовницу Таису, братца Василия и трех девиц, в числе коих он упомянул и о Маше, таисиной родственнице. Писал наконец Ракеев, что если Маша не принята еще в обительский корабль, то пусть ей прием сделают теперь же, по надлежащем приготовлении, и возьмут с нее обет, как это полагается. Максим Васильевич заключил письмо своим благословением, посылаемым божьим людям общины.
Получив ракеевское послание, Манефа тотчас же позвала Таису, сообщила ей все касающееся Маши. Она поручила Таисе немедленно заняться Машей и приготовить ее к принятию в их истинную веру. Таиса сказала, что постарается это исполнить. Самое принятие было назначено Манефой в пятницу.
Здесь надо сказать, что Таиса и до этого решения настоятельницы старалась всячески расположить Машуру к хлыстовскому верованию. Она делала все, чтобы возбудить в крестнице порыв к восторженному настроению — настроению, гармонирующему с хлыстовством, и она в этом успела, тем более, что Машура вообще была склонна к мистическим экстазам. И вот Таиса за время, что Машура у нее поселилась, добилась того, что крестница перед сном после вечерних молитв стала класть с ней перед иконой сначала по сто, а затем по двести земных поклонов, отсчитывая эти поклоны на четках, подаренных Максимом Васильевичем. Для Машуры эти поклоны получили даже свою прелесть. Ее стало увлекать это быстрое метание поклонов перед иконой, освещенной мерцающей лампадой, перед иконой, то исчезающей из глаз, то появляющейся перед молящейся. Кладя поклоны, Машура начинала как бы не чувствовать под собой ног, сердце ее усиленно билось. И при взглядах на икону ей чудилось что-то, словно оживающее в иконе, оживающее сквозь этот строгий темный лик, сквозь эти темные глаза. Машуре даже раз показалось, что эти строгие глаза заискрились особым блеском… Ей сделалось страшно — потом это видение исчезло.
Итак, Машура была уже достаточно подготовлена к экстазам. Теперь, когда Таиса после разговора с Манефой объявила крестнице, что она приглашена на «Великое моление» к Максиму Васильевичу, сердце Машуры от волнения забилось. Ей было жутко и радостно сознавать, что она будет принимать участие в этом молении. С одной стороны, она как бы страшилась Максима Васильевича, он ей казался великим и неотразимым человеком, а с другой — она верила, что там у него она удостоится откровения. Ее тянуло к этому «христу обретенному». Ей чудилось, что скоро начнется для нее что-то новое, неизведанное…
— Какая ты счастливая, — говорила своей крестнице Таиса, принесшая ей радостную весть о предстоящей поездке в Виндреевку. — Он сам тебя из многих выбрал… Но только вот что, милая Машенька, чтобы тебе быть у него, ты должна вперед принять на себя обет, дать, как положено, клятву… Тогда только тебя в наш корабль примут, и ты в Виндреевку поедешь… И это твое принятие назначено в пятницу в нашей моленной. Для этого там все будут в сборе, и ты должна приготовиться…
При этих словах лицо Машуры сделалось серьезно.
— Какие же это клятвы? — с тревогой спросила она.
— Да вот, Машенька, — отвечала Таиса, — клятва прежде всего такая, что коли ты принимаешь нашу веру, стало быть, тебе никогда от нее не отступить. Потом ты должна держать втайне от посторонних, что на наших радениях увидишь… И о всех наших порядках лишнего другим не болтать. И еще должна ты обещаться блюсти целомудрие, и если найдешь себе мужа, то только духовного, нашей же веры… Должна ты сохранять себя в чистоте.
— А если я паду во грехе? — решительно и смело сказала Машура.
— Падение, милая моя Машенька, не есть еще большой такой грех, коли ты со страстями своими борешься, — успокаивала крестницу Таиса. — Падение бывает и против воли нашей… Ведь без падения, Машенька, нет и покаяния, а без покаяния и спасения нет…
Кончились эти уговоры тем, что Таиса убедила Машуру начать готовиться к принятию ее в истинную веру. И надо сказать, что Машура готовилась старательно. Таиса читала ей, кроме молитв, акафисты, а после акафистов Машура с четками Максима Васильевича в руках усиленно клала свои земные поклоны.
VIIIНастал день, в который должно было состояться принятие Машуры в святой «круг», как выразилась Таиса.
В этот день вечером, когда все уже вернулись с работ, уставщица Ксения со своими помощницами принялась за приготовление моленной. К иконам были подвешены новые паникадила, были зажжены лампады и свечи. В назначенный час раздались на паперти удары в «било». Так называлась в обители большая чугунная доска, висевшая на толстой перекладине, врубленной в стену моленной. И по этому благовесту начали собираться «божии люди» на службу, собираться на чин принятия в корабль посвящаемой девицы Марии.
Услыхав благовест, Таиса сказала Машуре: «Это наши собираются; подождем немного, пока все соберутся».
Машура в этот день была торжественно настроена. Она с Таисой в ее домике молилась очень усердно.
Наконец духовница сказала своей крестнице: «Теперь пора. Все собрались… Надо идти…»
Когда они вышли из домика, уже было темно. Таиса и Машура быстро шли по переулку к моленной. Машура увидала через окна, что внутри моленной было ярко освещено. Она сознавала, что это все для нее делалось. Она была сильно возбуждена.
Они вошли на паперть. Таиса открыла дверь.
— Входи, Машура, — сказала она. — Не бойся… Благодать Божия над нами.
Вступив в моленную, Машура увидала перед собой большую, длинную комнату. Противоположная стена комнаты была вся освещена рядом лампад, висевших перед верхними иконами. Перед нижними иконами были паникадила с массой зажженных свечей.
На правой стороне в углу моленной, на небольшом возвышении, восседала богородица Манефа. Она была одета в белую рубаху. Ноги были босые. Рубаха была подпоясана золотым поясом. В руке богородица держала большую восковую свечу. Направо от нее у стены, увешанной иконами, стоял стол, покрытый белой скатертью. На столе лежал медный крест и еще белый сверток, перевязанный тесьмой.
По бокам моленной на длинных скамьях сидели сестры и братцы. Последних было немного. Они сидели на правой стороне ближе к Манефе. Остальные места занимали сестры. Все они, и мужчины и женщины, были одеты в длинные белые рубахи, что и у богородицы, но подпоясаны были не золотыми, а черными кушаками. Каждый из них держал в руках по зажженной восковой свече.
Когда Таиса ввела Машуру в моленную и остановилась посреди комнаты, присутствующие запели церковный стих «Приидите поклонимся». Напев этого стиха был тот же, что и в церквах. Люди божии пели его в унисон, тянули в одну ноту.
Но вот отделилась от правого ряда уставщица Ксения. Она взяла за руку Машуру и подвела ее к богородице. Таиса в это время отошла в сторону. Пение прекратилось. В моленной воцарилась полная тишина.
Богородица, взглянув на Машуру, торжественно обратилась к ней со словами:
— Зачем пришла ты к нам, в наш круг святой?
Машура, наученная Таисой, как ей себя вести, громко сказала:
— Я пришла сюда спасать свою душу.
Богородица проговорила:
— Хорошо душу спасать! А кого дашь за себя порукой?
Машура отвечала:
— Самого Христа, Царя Небесного.
Тогда богородица сказала:
— Смотри же, чтобы Христос от тебя поруган не был!
После этих возгласов богородица обратилась к уставщице с приказанием:
— Ксения, прочитай, какие девица Мария должна дать обеты.
