Сулейман Велиев - Триглав, Триглав
Необычно яркое взошло в то утро солнце, словно приветствовало людей, снова обретших свободу. И сколько же друзей по несчастью нашел в то утро Аслан!
Первым попался ему на глаза Лазарь.
- Биби-оглы!
- Дайи-оглы!*1- приветствовали они друг друга,
______________
* Биби-оглы, дайи-оглы - дословно: сын тети, сын дяди {двоюродные братья).
- Значит, жив? - сказал Аслан. - Ты теперь Лазарь или все еще Аббас?
- Пока Аббас.
- Поздравляю тебя: с этой минуты можешь любому открыто назвать свое имя. Но только помни, - улыбнулся Аслан, - мы и впредь останемся биби-оглы и дайи-оглы.
Многие из бывших пленных только сейчас узнали, в чем дело, и искренне удивились.
- Вот это да! Не подумаешь даже... И когда говорит, разве отличишь его от азербайджанца?
- Видишь, знает человек другой язык, и это ему помогло!
Лазарь страшно похудел. От него остались, как говорят, кожа да кости, и лицо пожелтело, как -айва, но он бодрился: теперь уж ничто не страшно.
Среди освобожденных встретил Аслан и братьев-близнецов.
- Ну, вот, снова мы вместе!
Братья были больны; одного из них сильно лихорадило - пришлось сразу же отправить в медпункт. - Это один из тех ребят, о которых я говорил, напомнил Аслан Аните. - Ухаживай за ним получше.
- Раскидали нас кого куда, - говорил Лазарь партизанам. - Сергея и Цибулю, я слышал, отправили в штрафную команду, а оттуда вырваться трудно.
- Как сказать... Они люди ловкие, изворотливые, выживут, даже если попадут под мельничное колесо.
- Твоими устами бы мед пить...
- А что слышно об Ашоте?
- Говорят, он уже в партизанах.
- В нашем отряде его нет.
- Может, где-нибудь около Гориции, у итальянцев? Там тоже есть наши...
- А о Мезлуме совсем ничего не известно?
- Говорят, играет в ресторане.
- По-прежнему в лакеях ходит, шкуру свою бережет? Ох, этот Мезлум! Наш общий позор.
Разводя людей по палаткам, Аслан ласково говорил им:
- Отдыхайте, друзья, дышите чистым воздухом гор. Пусть станет у вас легко на сердце. Давно вы не видели такой красоты. Давно не спали спокойно... - он вспомнил все, что пришлось перенести самому, и уже тише, почти про себя, произнес: - Спите, дорогие мои, спите, как дома, набирайтесь сил, дышите воздухом свободы - это самый лучший на свете бальзам!
Август, очень довольный операцией по освобождению военнопленных, объявил благодарность Аслану, Чугу и всем остальным участникам.
- В нашем отряде столько уже советских граждан, что из них можно составить самостоятельное подразделение.
- Да, - подтвердил Аслан. - Я встретил сегодня многих своих товарищей. Если бы нам удалось найти и остальных...
- Друг мой, может быть, они уже давно партизанят? - улыбнулся Август. Я слышал, много советских граждан сражается в составе других партизанских бригад.
- Увидеть бы их.
- Увидитесь вы с ними не раньше, чем освободим Триест. Там и встретитесь со своими друзьями... Да, - спохватившись, заговорил комбриг снова, - чуть было не забыл: на днях у товарищей итальянцев встретил я одного парня. Звать его... Нет, не вспомнить... Хорошо, что я записал... Ашот, да, Ашот. Знаком он тебе?
От радости глаза у Аслана засверкали.
- Ашот! Ну как не знаком? Если он тот, кого я имею в виду, так это друг моего детства!
И, боясь поверить, спросил комбрига, каков этот Ашот собой. Когда Август обрисовал внешность Ашота и добавил, что связной, наверное, принесет Аслану письмо от старого друга, сомнений уже не осталось.
- Спасибо вам, товарищ комбриг.
- Я-то тут ни при чем, - улыбнулся Август. - Я только могу приветствовать, что вы собираетесь вместе...
Наверное, радость, как и беда, не ходит в одиночку. Несколькими днями позже Аслана вызвали к комбату. Когда Аслан явился в штаб батальона, Анатолий Мирко, комбат, густо дымил папиросой, вопросительно поглядывая на стоявшего перед ним человека в лохмотьях.
При слабом свете свечи Аслан с трудом рассмотрел смуглое исхудавшее лицо. Нетрудно было догадаться, что человек этот, безусловно, бежал из какого-нибудь лагеря.
- Расспроси-ка его, - сказал Анатолий.
- Я горец из Хизинского района, - торопливо ответил незнакомец на вопрос Аслана.
- Это хорошо, что ты горец. Нравится тебе здесь?
- Я горы люблю. За это мне и прозвище дали: Даглы Асад - Горец Асад.
- Неплохое прозвище. Если не возражаешь, и мы будем называть тебя так.
Потом Даглы Асад рассказал о побеге.
- В лагере Святой Якоб мы познакомились с одной женщиной, вернее, она с нами первая заговорила... Когда убежала большая группа военнопленных, некоторое время охрана была так усилена и режим стал такой, что о побеге и думать нельзя было. Потом все улеглось, и по совету этой женщины, прачки, мы пробили в стене лаз. Через него и выбрались. Последним шел наш вожак, но, к сожалению, именно он-то и не смог выбраться из пролома - слишком уж крупный парень, а лаз сделали маленький, не рассчитали. Ну, он стал расширять его, а тут часовой заметил, открыл стрельбу. Схватили парня живым-здоровым, а завтра, наверно, на рассвете повезут на расстрел. Там таких долго не держат...
Аслан передал комбату рассказ Даглы Асада. Комбат бросил папиросу, поднялся и в волнении заходил по палатке.
- Где ваши товарищи? - обратился он к Даглы Асаду.
- Их задержали в лесу ваши часовые.
Анатолий позвал Чуга.
- Приведите сюда задержанных. Мы должны спасти человека, которому угрожает смерть.
Спасти человека! Аслан с благодарностью взглянул на Анатолия. Судьба советского человека волнует словена. Это хорошо. Но как спасти?
- Дайте и нам оружие, - сказал Даглы Асад. - Мы хотим принять участие в этом деле.
- А стрелять не разучился? - спросил Анатолий.
- Если вы нам доверяете... Да разве можно разучиться стрелять? обиженно проговорил Даглы Асад. - Среди нас есть хорошие снайперы!
Безмятежная и равнодушная ко всему, что творилось на земле, ярко светила луна.
Отряд Анатолия Мирко - пятнадцать бойцов - двигался по густому лесу. Прохладный воздух бодрил. Легкий ветерок овевал лица участников ночной операции. Тихо шелестела, словно шептала доброе напутствие, листва деревьев.
Вскоре Анатолий остановил отряд, отозвал Аслана в сторону.
- Оставайтесь пока здесь. Люди пусть отдыхают, но будут наготове.
И ушел, взяв с собой одного человека.
В ожидании ушедших Аслан и Лазарь тихо беседовали с Даглы Асадом.
До войны Даглы Асад был экскаваторщиком. Приходилось работать в довольно пустынных, безрадостных местах. Но всякий раз, ломая полуразрушенные дома и постройки, Асад чувствовал облегчение. "Значит, я один из тех, кто разрушает старый мир", - с наивной гордостью думал он о себе. А когда дошла очередь и до родного селения, Асаду грустновато стало рушить старые стены.
Вот полусгнивший пень - все, что осталось от белой шелковицы... На мгновение она представилась ему - высокая, молодая, раскинувшая шатер ветвей на весь двор. Внизу расстелено большое полотно. И он, Асад, слегка трясет ствол, и с веток сыплются щедрым дождем белые душистые ягоды.
Асад отогнал видение. Всему свое время. Дерево умерло, пень мешал. И, как ни обидно, надо было вырвать его, словно больной зуб. Потом на этом месте зацветет новая жизнь, вокруг зашумят виноградники, сотни тутовых деревьев выбросят вверх свои ветви, в пышной зелени запоют птицы... Так думал тогда Асад и об этих думах вспоминал сейчас, на привале.
Он вспоминал о том, как началась для него война и как он стал танкистом. Он неплохо сражался, и враги, должно быть, помнят его...
Тяжелораненым попал Асад в плен.
- Сегодня мне исполняется двадцать пять, - под конец разговора признался он.
Товарищи молчали, словно не сразу поняли, что он сказал. И лишь спустя мгновение наперебой стали поздравлять. И только что возвратившийся комбат, узнав, в чем дело, предложил всем выпить по этому поводу и достал флягу.
- Только по глотку, не больше, - предупредил он.
Даглы Асад со слезами на глазах глядел на товарищей.
- Дорогие мои, еще вчера, в лагере, где мы были обречены на страдания и смерть, я не мог и представить себе, что этой ночью буду вместе с вами. Это - как дивный сон... Сейчас я самый счастливый человек на свете. После этого, если суждено погибнуть, не страшно, не жаль.
- Не говори, - возразил Аслан. - Прежде всего мы должны достигнуть своей цели. Погибнуть - это не трудно. Скажи-ка лучше, как зовут человека, которого мы должны спасти?
- Я не знаю...
- Ну, а каков он собой?
Даглы рассказал. Выслушав его, Аслан в волнении посмотрел на Лазаря.
- Судя по описанию, он похож... Знаешь, на кого? На Сергея!
Лазарь, вскинув свои широкие брови, улыбнулся.
- Дай бог. Но только таких людей, высоких и сильных, на свете немало...
Аслан повернулся к Асаду:
- Послушай, глаза у него... голубые?
- Голубые.
- Не помнишь ли еще каких примет? Не дергается ли у него левое веко, когда он говорит?
