Сергей Залыгин - Экологический роман
Голубев вернулся на свое место, и тут же Хрущев вручил Насеру Золотуюзвезду Героя Советского Союза и опять завелся: Асуанская плотина, дружбанародов, торжество социализма...
На сцене в несколько рядов сидели шейхи, все в белом, слушали. ГеройСоветского Союза Гамаль Насер чуть в стороне тоже слушал - лицо строгое-строгое.
Вдруг Хрущев спросил, обратившись к арабскому народу:
- Вы чего хотите? Чтобы я читал, что мне написали мои щелкоперы?Или говорил, что сам думаю?
Стадион по-арабски, по-русски взревел в том смысле, чтобы - сам. И сотдаленных холмов донесся тот же смысл.
Хрущев сбросил листочки доклада с трибуны.
- Я не первый уже день в Египте, не первый в Асуане и везде слышу:
"Мы - арабы, мы - арабы, мы - арабы!" Ну если вы, арабы, такие умные,так и стройте Асуан сами! Мы, советские, приехали сюда помогать не арабам!Мы, советские, приехали сюда помогать трудящимся! Кто не работает тотне ест!
И далее, исходя из этого пролетарского тезиса, Хрущев развивал иразвивал идею дружбы народов.
Насер сидел неподвижно, лицо каменное. Вот-вот, казалось Голубеву, онснимет с френча Золотую звезду, вернет ее Хрущеву, но что бы это стоилоЕгипту? Сколько миллионов египетских фунтов стоило бы?
Хрущев тем временем еще и еще разъяснял (с энтузиазмом), что этотакое - дружба народов. Изредка прерываясь, он обращался к Георгадзе -секретарь Верховного Совета СССР ни на шаг не отступал от хозяина.
- Георгадзе! - покрикивал Хрущев охрипшим голосом. - Кто там у насследующий-то? Вызывай!
Георгадзе - на языке не то русском, не то арабском, не то грузинском -вызывал очередного шейха, зачитывал указ Верховного Совета СССР онаграждении государственным орденом (орден Трудового Красного Знамении другие тоже были ордена), Хрущев вручал награду очереднику, стадионбурно приветствовал интересную сцену и некоторое время после того не безвнимания слушал Хрущева о дружбе - она была, есть и будет не чем иным,как дружбой трудящихся всех стран, как историческое продолжение лозунга"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".
Он и на Сталина ссылался, Хрущев: Сталин был большим специалистомпо национальному вопросу! Митинг длился и длился, зрители устали, шейхиустали, Гамаль Насер окаменел, Георгадзе бормотал наградные указы тихо иневнятно, зато Никита больше и больше распалялся.
Слушая Никиту, Голубев думал: в вождях второй половины XX веканеобыкновенна только их обыкновенность. У них нет талантов ни к искусству ни к науке, но много энергии, которая вынуждена искать примененияи находит его в жажде власти, в покорении непокорных, в умении из кухнижитейской сделать кухню государственную, в распознании людей с точкизрения возможностей их использовать, в умении обмануть других и не бытьобманутым, увлекать, не будучи увлеченным; придавать утопии вид действительности. Одним словом - ничего сколько-нибудь необыкновенного.
Никто не знал, никто ни у кого не спрашивал - сохранит ли Нил послеперекрытия свою святость? Свою историю?
На этом египетском фоне Голубеву странным образом вспомнилось: вмарте, 19-го числа, за ужином Татьяна сказала:
- А тебе звонили...
- Кто?
- Не угадаешь. Невозможно.
Догадки у Голубева еще не было, тревога уже была: Татьяна заставляласебя сообщить новость. Протянула ему листочек с номером телефона.
- Кому звонить? Темнишь ты, Татьяна.
- Асе Гореловой.
- Кому?
- Позвони. Не то нехорошо получится. Ну, я пошла. На работу.
Ася, Голубев, Татьяна учились в одной школе, и всей школе былоизвестно: Голубев и Горелова - настоящие жених и невеста. Потом онирасстались надолго, навсегда, и вот через много лет...
И через много лет Голубев с Асей встретились, и Ася говорила перед егоотъездом:
- Египет... в Египте Сахара... В Египте Нил... В Египте египтяне. А чтобык тебе снова привыкнуть, мне нужно время. Главное - нужно забыть себя,много забыть из того, что со мною было...
Луксор - город на месте Рывших древних Фив, столицы Египта в XV -XIII веках до нашей эры. Голубев и на этом месте побывал. В подземельяххрама бога Амона-Ра.
Лабиринты подземелий - вечная тьма, но от поворота к повороту, отглубины к глубине пронизаны сияюще-яркими, устойчивыми потокамисвета, казалось - электрического, от прожекторов. Но это был свет солнца,он под разными углами отражался системой металлических зеркал.
Солнце уходило за горизонт, и подземелья тотчас погружались в собственную тьму. Солнце восходило и пронизывало лабиринт своим светом. Древниеобходились без киловаттов, без киловатт-часов, бодрствовали при дневномсвете, ночами спали и предавались любви. День и ночь, лето и зима делалиих жизнь дневной и ночной, летней и зимней, ничто не отменяло порядокприроды.
Из Каира в Москву - шесть часов - Голубев летел вместе с БН. Не очень-то БН нравился экономический класс, у него была привычка к другим летнымусловиям, и ему пришлось делать вид, что ему все равно, и он хвасталсяблизким знакомством с Хрущевым:
- Значит, так: заканчивалось строительство Сталинградской ГЭС вСталинграде, хор-р-роший был банкет, на банкете обсуждалось: куда перебросить строителей? Коллектив мечтал построить вододелитель в Астрахани: от Сталинграда недалеко, климат не очень различается. Хрущев сказал: "ВСибирь поедете!" Еще выпили строители и к Хрущеву снова: "Нам бы, НикитаСергеевич, в Астрахань". "В Сибирь!" - ответил Хрущев. Так много раз. Подутро уже было - Никита Сергеевич, поикав, сказал: "Молодцы сталинградцы,умеют стоять за свои принципы! Люблю настойчивых большевиков -поезжайте в Астрахань! Что там строить-то?" - "Вододелитель". "Ладно,стройте вододелитель, если уж он вам так нужен!"
- Вододелитель? Астраханский? - ахнул Голубев. - Никому не нужен,проход рыбы из Каспия и обратно затрудняет!
- И ты туда же! - возмутился БН. - Чем он тебе-то мешает? Твое лиэто дело - решать? Хрущев - тот действительно решает, что надо, чего ненадо.
Однако БН тут же перешел на другую тему:
- Как там с моей-то работой? С диссертацией? Все готово?
- Замеров я в проране Нила не сделал.
- Это почему же? И то смотрю - на перекрытии тебя нет и нет. Почемунет?
- Наше управление готовилось к приезду вождей. Никому не до меня.Пропуск на проран не дали.
- Бумаги за моей подписью показывал? Управленцам?
- А что мне было еще показывать?
- Они?
- И не смотрят...
- Сволочи! - возмутился БН.
- Сволочи... - согласился Голубев. - А теперь в вашей диссертацииАсуанского створа не будет.
- Не допустим - будет! - Каким образом?
- Простым: пойди узнай, с какого створа снимки - с Асуанского или сКрасноярского?
Помолчали. БН частенько вставал, уходил в носовую часть самолета. Там,в носовой, находился инженер Мальков, БН это заметно смущало: Мальков там, а он здесь, в самом хвосте?! А ведь в Асуан БН летел в одном самолете с Хрущевым, а вот Мальков с Хрущевым не летел. Там, в носовой, кроме Малькова, показалось Голубеву, во втором ряду слева еще и Томилин из странного дома в странном московском переулке. Усы отпустил, бородку, во всем остальном - как две капли.
Еще пообщались, и Голубева дернуло спросить:
- Рядом с Мальковым-то? Томилин? Я-то видел его без бородки. -Помолчав, еще спросил: - Это вы направили меня к Томилину? С повесточкой? На собеседование?
- Какой нахал, какой нахал! - удивился БН. - Вот не ожидал! Ну тогдазнай: я зря ничего не делаю. Сделал - значит, нужно было! Не сделал ненужно было!
И тут БН стал дремать; голова влево, ноги вправо, посредине дышитмассивное туловище.
До Москвы оставалось сорок минут, когда он проснулся.
- Голубев! Хочу сказать тебе спасибо! Говорю: спасибо!
- Я же со снимками в Асуане не сумел?
- Есть за что, есть, я зря не говорю. Мы с тобой хорошо поработали,хорошо сработались, я доволен... Завтра принесешь в кадры заявление - пособственному желанию. Сегодня четверг, завтра пятница. Ни пуха ни пера...
Хорошо стало голубевской душе, очень хорошо, легко! Ему давно не былотак легко. Однако Голубев не выдал радости, сидел с каменным, насколькоэто возможно, лицом.
В аэропорту Внуково в очереди на паспортном контроле, в очереди забагажом они снова оказались рядом, но были уже как бы и незнакомы. И опятьхорошо, но вдруг БН нарушил незнакомство - посмотрел-посмотрел на свойчемодан, открыл его и сказал:
- Сволочи! Носки сперли!
- Какие носки? - нечаянно отреагировал Голубев.
- Разного цвета, а размер один - сорок четвертый. На себя. В Каирекупил. Ну, это не в Египте, это наши удумали, вот сейчас и успели, сиюминуту. И жаловаться бесполезно - не докажешь. Уж на что в Египтеворуют - у нас похлеще! Ну, чего улыбаешься? Хорошо улыбаться, когда утебя ничего не сперли!
Еще кивнули друг другу и разошлись.
Голубев подумал: БН, когда он общался с Хрущевым, мучился вопросом:
"А почему не я? А я чем хуже?" И в самом деле - он хуже не был, во всякомслучае вождь мог бы получиться из БН не хуже других вождей и членов ПБ..
