Олесь Бенюх - Подари себе рай (Действо 3)
- Кстати, так называемый ницшеанский супермен есть не кто иной, как объятый страстями индивидуум, который заставляет себя контролировать эти страсти и направляет их в русло созидания. Мы с тобой, Ванечка, определенно супермены, ведь мы направляем наши страсти на воспитание детей. Это же здорово!
- Еще мне у Ницше нравится вот что: "Человек должен настолько любить свою собственную жизнь, чтобы быть готовым прожить ее вновь и вновь со всеми ее радостями и страданиями". Я понимаю это не как слепой фатализм, а как напутствие прожить жизнь с минимальным процентом ошибок.
- Ты знаешь, у Ницше есть кое-что и о тебе, и обо мне, - Сильвия лукаво улыбнулась, достала из саквояжа книгу в твердом малиновой переплете. Раскрыла ее на одной из закладок.? Вот обо мне: "Человека наказывают, как правило, его собственные добродетели".
- А обо мне?
- Вот и о тебе - "Какое несправедливое ущемление прав человека - умным людям не прощают и малейших безрассудств".
- Что это за книга?
- "По ту сторону добра и зла".
- Там, насколько мне помнится, есть и о нас обоих вместе.
Он взял книгу, довольно долго ее листал и, когда со вздохом уже готов был вернуть ее Сильвии, просиял, воскликнул:
- Вот! "Внебрачное сожительство, завершающееся женитьбой, может быть тем самым лишь коррумпировано".
- Гениально - "коррумпированное сожительство"!
Поездка в Йеллоустон совершалась во время летних каникул. Отпуск Ивану не дали (не давали его многим сотрудникам посольства, путешествие на пароходе домой и назад оказывалось слишком дорогим удовольствием) и они решили с Сильвией воочию обозреть одно из удивительных природных чудес Америки.
- Ура! - кричала Сильвия, скрупулезно изучая брошюрки туристических агентств. - Мы обнимемся с гризли, поиграем в салочки с лосями и прокатимся верхом на бизонах! Послушай, Ванечка: в Йеллоустонском парке самое большое во всем мире скопление гейзеров и горячих источников, их тысячи!
- А пруды танцующей грязи! А тучи пернатых! Там можно с рук кормить их более двухсот! - лысых орлов, - в тон ей подсказал Иван. - Важные белые пеликаны расхаживают прямо в толпах туристов и лебеди-трубачи исполняют по заказу самые популярные блюзы Нового Орлеана. - И уже серьезно добавлял: Наш коттедж расположен недалеко от Большого Фонтанного Гейзера, который выбрасывает кипящую водяную струю на высоту до шестидесяти метров! Рядом и Большой Каньон, и водопады, и вечнозеленые леса. На заре будем наблюдать, как свирепый кугуар мирно шествует с пугливым оленем и упрямым толсторогом на водопой; днем ловить форель и хариуса; вечером при свете костра слушать из уст индейского вождя старинные легенды.
Чарующая экзотика захватила Ивана и Сильвию после того, как в Шайене они сошли с поезда и автобус умчал их в горы. Казалось, ровное, монотонное плато будет тянуться бесконечно. И вдруг справа, почти на самом горизонте возникли снежные шапки далеких вершин. Они то слепили алмазным блеском снегов, то открывали голубые прожилки льда, то вспыхивали желто-фиолетовыми пятнами голых скал. Пассажиры автобуса, почти сплошь туристы, не скупились на восторженные возгласы: "Величественно!" "Бесподобно!" "Потрясающе!" Организованной группы туристов не оказалось и потому роль добровольного гида возложил на себя уже бывавший в этих местах пожилой бодрячок в костюме заправского скалолаза с альпенштоком и рулоном страховочной веревки.
- Скоро появится пик Орла, - сообщал он, модулируя голос почти профессионально. - Это высшая точка в горной гряде Абсарока, 11.353 фута. Весь парк занимает северо-западный угол штата Вайоминг и частично простирается в Монтану и Айдахо. Территория его - девятьсот тысяч гектаров. Ландшафт сформировался 60 тысяч лет назад в результате вулканической деятельности. Парк создан решением федерального правительства в 1872 году. К вашим услугам дороги... тропы... стоянки... кемпинги...
Когда они добрались до места, уже смеркалось.
- Я совсем опьянела! Здесь такой воздух - вдыхаешь, словно живительную влагу пьешь, - Сильвия широко развела руки, запрокинула голову, смотрела на редкие звезды. Иван молча любовался ею. Они сидели в легких креслах на терраске своего коттеджа, которая нависла над кромкой озера, покоясь на бетонных столбах. В слабых отсветах невидимой еще луны таинственно шептались волны, профиль Сильвии выглядел загадочно. У Ивана защемило сердце - не за горами то время, когда он сможет увидеть ее, такую желанную, такую близкую лишь во сне.
- Ты, Ванечка, сейчас подумал о чем-то печальном, - она протянула руку, коснулась пальцами его щеки. Он вздрогнул - уже который раз она вот так запросто, без какого-то напряжения вдруг читала его мысли, угадывала настроение, состояние души. - А я так люблю, когда ты веселый.
Последнюю фразу она произнесла как-то просяще, жалобно.
- Постоянно весел бывает либо безумный, либо дурак, - улыбнулся Иван, но улыбка вышла фальшивая и Сильвия не приняла ее. Или не увидела в темноте.
- Не хочешь говорить - не надо, - без упрека, напротив - успокаивающе, произнесла она. - Я тебя так чувствую. И знаю - одна я могу помочь тебе.
- В чем? - вырвалось у него.
- Этого я пока не знаю. Знаю лишь, что помогу. И у тебя все будет хорошо.
- У нас, у нас! - воскликнул он горячо. Слишком горячо. Сильвия мягко коснулась пальцами его губ, встала.
- Пойдем в ресторан, милый. Наш автобусный гид говорил, что там готовят бесподобную форель на вертеле.
Форель воистину была хороша. И подбор вин поразил завидной изысканностью. И настроение обоих внешне улучшилось. Тому способствовал негритянский оркестрик с замечательной трубой и виртуозами братьями-чечеточниками. Но потом, во сне Сильвия стонала, несколько раз выкрикнула одну и ту же фразу по-французски, которую проснувшийся Иван не понял. Впрочем, что могло быть хорошего во фразе, произнесенной резко, нервно, упрекающе. Настоящее равновесие духа они обрели от конных прогулок. Иван привык к лошадям, полюбил их, когда мальчишкой в деревне пропадал летом в "ночном". А где так лихо научилась справляться и ладить с вороными и гнедыми красавцами Сильвия?
- Когда мне было десять лет, - девушка задумчиво глядела вдаль, словно перед ее мысленным взором развертывались те события, о которых она рассказывала, - меня украли цыгане. Полгода кочевала я с табором, научилась всему, что умеют они - гадать, воровать, петь, танцевать. Тогда и в лошадей влюбилась. Когда меня разыскали и вернули домой, единственно о ком я тосковала, были они, добрые, верные четвероногие. А ведь в таборе за мной ухаживали три цыгана: пожилой (каким мне он тогда казался) тридцатилетний Лайко и два мальчика 17 и 15 лет. Тогда же папа подарил мне на мой одиннадцатый день рождения моего любимца - жеребенка породистого арабского скакуна. Дала я ему имя Tourbillon. Он и был как вихрь - горячий, порывистый, молниеносный! И признавал одну меня.
- И-яяя, и-яяя! - смешно заржал Иван, ухватил Сильвию подмышки, легко усадил на закорки и поскакал по комнате. - Но, но, лошадка!
Сильвия легонько ударяла пятками по его бокам, действуя указательными пальчиками как поводьями.
После завтрака каждый раз по новым тропам они отправлялись верхом то к Большому Йеллоустонскому озеру, то к одному из скоплений гейзеров Нижнему, Среднему или Верхнему Бассейну, то просто вдоль Большого Каньона.
- Они и впрямь желтые! - воскликнула Сильвия, указывая на каменные стены каньона. - Отсюда, наверное, и название всего заповедника. И речка какая она бурная, какая шумная!
Как завороженные, долго смотрели с "Площадки Художника" на Нижний Водопад.
- Manifique! Formidable! - шептала Сильвия, положив подбородок на затылок своей кобылки. - Устроила же себе природа стометровый душ!
- Красотища просто неправдоподобная! - соглашался Иван. - Я хоть и никудышный фотограф, но не запечатлеть это вовсе - преступление против здравого смысла. - И он старательно щелкал и щелкал своим "ФЭДом", неизменно выбирая не тот ракурс и смазывая резкость. Однако, фотографируя Сильвию не делал ни единой ошибки, чему впоследствии при проявке и печати карточек, не уставал удивляться.
Перед отъездом домой они решили устроить барбекью недалеко от "Площадки Вдохновения". Устройством костра и рамы с вертелом занимался Иван, Сильвия мариновала мясо, готовила овощи. Долго выбирали место, собирали хворост. Поворачивая вертел над прогоревшим древесным углем, Сильвия поливала румянившиеся куски баранины, говядины, свинины белым вином. Насмешливо парировала критические стрелы Ивана: "Что бы ты понимал в высокой кулинарии! У нас мясо при жарке поливают водой только тогда, когда в округе на сто лье нет вина. Особого вина, для готовки". Накинув на плечи пледы (было довольно прохладно), слушали в упавшей на горы темноте монотонную песню Верхнего Водопада.
- Мясо - язык проглотишь! - нахваливал и впрямь отменное блюдо Иван. Довольная Сильвия скоромно улыбалась. По его настоянию пили водку, он прихватил из Нью-Йорка бутылку "Московской", которую купил в посольской лавке. Откуда-то со стороны водопада подошли лось с лосихой. Стали шагах в пяти от немало удивленных такой смелостью сохатого и его подруги людей. Огромными блестящими глазами доверчиво смотрели на едва красневшие угли, сидевших подле них двуногих.