Сергей Каледин - Поп и работник
- А чего ж помянуть-то не помянула, отсела, ровно гостья? Помяни, раз покушала.
Шура не реагировала, прикрываясь глухотой. Вера Ивановна усилила голос:
- Слышь, чего говорю-то?! Шу-ра! Помяни давай!
Шура нехотя встала, повернулась к иконам, замерла.
- Ну, чего стоишь попусту? - Вера Ивановна слегка ткнула нищенку в спину.- Чего молчишь?
Шура повернула к старосте сморщенное в злобе лицо, забурчала под нос что-то грубое, вроде как даже по-матери.
- Ишь ты,- ухмыльнулась Вера Ивановна.- Дуется, как пузырь дождевой. Ну-ка мне!
Шура повернулась к иконам.
- Помяни, Господи, усопшую Акулину, вечная память, вечный покой!.. (Это про мать Веры Ивановны.) Помяни, Господи, усопшего Ивана, вечная память, вечный покой. (Про отца.) Помяни, Господи, убившего Иоанна...
- Не убившего - убиенного. Сколько раз говорено!
- Убиенного Иоанна, вечная память, вечный покой... Все,- не оборачиваясь к ненавистной хозяйке, проворчала Шура.- Помянула.
Рукавом офицерского кителя Вера Ивановна смахнула слезу с глаз, которая всегда выползала на словах "убившего Иоанна", потому что то был ее сын Ваня, разбившийся несколько лет назад по пьяному делу на грузовике в день своего пятидесятилетия. После похорон она уже на постоян-но переселилась в церковь.
- Ивановна-а!..- послышалось за дверью.
Катя-телефонистка, заместительница Веры Ивановны, прибыла для помощипечь просфоры.
- Шура, иди в трапезную!..- засуетилась Вера Ивановна.- Катерина вон приехала, мешать нам будешь.
- Все гонют, гонют...- заныла Шура, собирая манатки в узелок.Никакого спокою... Повешаюсь, а там как знаете... Три поклона - и повешаюсь, и сами тогда разбирайтесь...
Шура, набычившись, головой вперед подалась из сторожки, чуть не сбив с ног входящую Катю.
- Шурка-то прям как гоночная стала,- усмехнулась та, стягивая телогрейку.- А я, дура, таблеток от головы нажралась, да не тех сослепу, все тело разнесло, распухла, как квашня, думала, не встану. Аллергия вдарила.- Она перекрестилась и поцеловала Веру Ивановну.- Тесто-то как?
- Готово.
Катя достала с печки фанерный круг, переложенный от грязи старыми газетами, положила его на стол, уставилась в старую газету, шевеля про себя губами. Вера Ивановна принесла печатки, завернутые в чистые тряпицы. Печатки были с незапамятных времен: металл истончился и с краев был, как фольга конфетная.
- Чего ты там вычерпала?
- Паренька германского отпустили - помнишь, на Красную площадь залетел? Куда ему в Сибири сидеть!.. Чахлый весь... Его по телевизору показывали, прыщеватенький такой... Мамка к нему еще на суд приехала. Паршивенький немченок. Помнишь, у нас в деревне какие стояли: один к одному, один к одному!..
Катя содрала газету и потрусила над фанерным кругом мукой.
- А Тоня-то Колюбакина, слышь, Вер, померла. В огороде ковырялась - и башкой в гряду. Удар зарезал. Привезти должны.
- Пускай везут,- сдержанно кивнула Вера Ивановна.- Она свое погуляла... И с тем и с этим... Даже Петрова не обошла, невзирая, что старик...
- А ты не ревнуй,- выкладывая тесто, рассудительно сказала Катя.- Чего тебе Петров? Петров вон сколько пользы принес, вся церква по сей день на нем...
Вера Ивановна вдруг застыла.
- Старая кокура! Храм-то не топлен! Из башки вон!..
- Тоже мне ктитор!..- покачала головой Катя.- Котлы топишь, пола моешь!.. Тем ли церковный староста заниматься должен?
Вера Ивановна отряхнула руки от мучного налипа и побежала в котельную - глубокий подвал под правым приделом церкви.
Оба котла выстыли, да как им не выстыть, если два дня не топлено. Вера Ивановна проковы-ряла шуровкой колосники от угольного опека, вычистила поддувала, запалила масляную рвань, сверху положила чурочек и угольку помельче, чтобы схватилось. От возни снова застучало в голове, она присела перевести дух. Сверху с поленницы, не выдержав угарной вони, мягко шлеп-нулась старуха Машка и, мяукнув, полезла из котельной вверх по обитому кровельным железом желобу для подачи угля. Крутые ступеньки, ведущие в котельную, ей были уже не под силу.
А весной еще по ступенькам прыгала, подумала Вера Ивановна, наблюдая, как Машка с трудом выбирается по скользкому железу. Ей не под силу, а мне каково?.. Зима на носу. Кто храм топить будет? Размерзнут трубы, котлы встанут, роспись в храме попадает... Думать страшно! А ведь когда гнал батюшка Левку-кочегара, не думал! Выгнал - и с глаз долой!.. Кто теперь в котельной управляться будет, воду носить, дрова?.. Главное - еврей ему Левка! А он и еврей-то всего на четвертушку, если на то пошло. А хоть бы и целиком еврей, что с того? Иисус-то наш Христос кем был?.. Русским, что ль?!
Катя уже сажала на противень напечатанные просфоры.
- Холодильник бы надо. Одним разом напечь - на две недели. А то мудохайся каждый раз!
- Я бы свой с Кирпичной привезла,- вздохнула Вера Ивановна,- да как привезешь?
- На санках если?
- На санках-то зимой, а зимой на кой ляд мне холодильник?
- Вчера по телевизеру Пугачеву передавали. С дочкой. И на мать-то не похожа... Не смотрела?
- Тут и без телевизера колготня... Ты водой, водой просфоры помажь. Шурка-то знаешь чего грозится? Три поклона, говорит, и повешаюсь в лесу! Повисю, говорит, сымут, захоронят красиво, с песнями, удавленников с оркестром хоронят.
- Ишь ты! - возмутилась Катя.- Озорница! Пойдет да удавится.
- А мне-то какой грех! - Вера Ивановна покачала головой.- Скажут, довела!
- В приют сдай,- посоветовала Катя.
- Скажут, сдала, куска хлеба пожалела.
- А ты ее к делу, приспособь - дурь-то и снимет. У тебя и так дел невпротык, а тут еще отдыхальщица санаторная!..
- Нет уж, пускай Христа ради живет. Еще скажут: вдвоем-то, мол, нехитро управиться. Пусть уж до весны побудет.- Вера Ивановна знала, конца этому разговору нет, а потому закрыла тему, только добавила для итога: Батюшке скажу. Так и так: грозит, мол, удавиться. Чтоб был в ответственности.
- Скажи,- согласилась Катя.- Я тебе кролика привезла.
- Шура скушает,- кивнула Вера Ивановна.
- А сама-то?
- Их Господь православным запретил: кролики котам преподобны. И котятся слепыми, как недоноски...- Вера Ивановна печально вздохнула.- Ох, Кать, грехов на мне, исповедаться надо. Посидела бы тут денек, пока я к отцу Науму в Загорск сбегаю. Посидишь?
- Чего хочешь, это - нет! Меня озолоти, чтоб здесь под зиму, в ночь!.. Пришибут - никто не дознается! Лежи, воняй!..
- А я вот не боюсь. Мне что жить, что помереть... Помереть даже лучше, забот меньше, Катерин... Одна беда - грехов полно. Тело зароют, тело сопреет, а душа-то неприкаянна, душе страдать... Прямо какая-то тоскливая я стала, Катя, сама себе в тягость. Иной раз думаю: плюнуть бы да уйти к себе на Кирпичную, комнатка у меня веселая, пенсия пятьдесят рублей, чего еще? Буду сидеть Мананку Зинаидину нянчить.
- А отец-то наведывается?
- Вахтанг? Очень ему надо! Гульванит где-то... Может, у себя на Кавказе.
- А на алименты подать?
- Пустое дело! Переустроится - опять пропадет. Бог с ним. Двадцатку государство жалует, и ладно.
За воротами раздался длинный гудок.
- Тоню Колюбакину привезли,- сказала Катя, задвигая противень в печь.
Вера Ивановна не торопясь достала из-под тюфяка ключи от церкви на большом старинном кольце.
- Пойду приму.
Но оказалось, привезли не покойницу: Толька-тюремщик елей привез наворованное масло вазелиновое. И когда успел?..
- С благоприятной погодкой! - заорал он, спрыгивая с подножки самосвала.- Раз сказал - два не надо!
- Сколь привез?
- Бочару. Как велела. Двести литров. Рубель литр.
- Хороший елей-то? - для виду засомневалась Вера Ивановна.Вазелиновый? А то нальют...
- Ворота растворяй! - торопил Толька.- Две доски - и котом!
Пока Толька с шофером ворочали бочку, пока завтракали в кирпичном одноэтажном домике для ночевки певчих и богомольцев, Вера Ивановна открыла церковь. Достала из сейфа деньги, начала считать. На второй сотне в церковь ворвался Толька.
- Денег наслужили, а счесть не могете!
- Иди, иди отсюда! - замахала на него Вера Ивановна.- Прется в храм!
Не любила Вера Ивановна, чтоб видели, как она с деньгами возится. Скоро финансовый год кончается, а у нее в сейфе пять тысяч неоприходованных. Батюшка-то про них знает, да исполком не знает, по ведомостям не проходят. Вот из-за денег у нее с батюшкой беспорядок и начался. А вернее, с матушкой. Чует матушка носом своим, что есть в церкви еще и черная касса. Тайная. А там, в банке стеклянной, уже не пять тысяч... Матушка-то, слава Богу, опытная, знает: во всех церквах такие кассы имеются - коммуне неподведомственные. И для попов закрытые.
Был бы батюшка податливый да понятливый, ремонт бы продолжили, роспись в храме поправили, сменили бы отопление, ограду... Так нет: благословения не дает!.. Как начали ремонт летом, так и замерло. И все потому, что дачу себе воздвигать вознамерился. За оградой! Навез чушек бетонных для фундамента, цоколь вывел под гараж - все, деньги кончились. Дворец затеял. Так ведь она не против. Пожалуйста, строй хоть в три этажа. У тебя и дети еще учатся, и внуки на подходе, и самому не молодеть, вон пилюли все мечет. Строй себе на здоровье. Бери деньги. Хоть все шестьдесят тыщ! Но только в ограде церковной строй! Служишь в церкви - пользуйся! Перевели в другой приход или помер, не дай Бог,- другой священник дом займет. И машину купи, на, пожалуйста, только на церковь оформляй.
