Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа (Книга 2)
- Как раз, больше дел нет начальнику, чтобы такими голодранцами заниматься?
- Ничего, и на вас управа найдется. Мы пошлем телеграмму самому царю.Томас здесь кричал с особенным упоением, подмигивая кафанке.- А уж царь, наш заступник, доберется до вас. Он вам покажет, как обманывать бедных и нищих! Царь заступится!- надрывался Томас, спускался в яму и брал в руки кирку, поплевав на ладони.
Они сильно уставали. С наступлением темноты, отдыхали час-полтора, затем пробирались в пещеру, где оставались друзья: надо было узнавать городские новости, которые доставлял Аслан, бродивший по Гёрусу; ежедневно ждали вестей от Гачага Наби, к которому в обратный путь несколько дней назад отправился Агамирза. Аслан, Тамара и Гогия рвались принять участие в подкопе, но Аллахверди их успокаивал, говорил, что пока рано. Карапет обхаживал капитана Кудейкина, спаивая еН чачей. Нужно быть полностью уверенным, что люди "ока его величества" не нагрянут в хижину к ключнику. Надо подождать весточки от Гачага, может быть, у него есть уже другой план. Словом, пока будут рыть яму Аллахверди и Томас. Всем остальным набраться терпения и ждать.
Едва успевали они вернуться к себе на чердак и заснуть, как раздавался крик кафанки:
- Эй! Лентяи чертовы, подымайтесь. Бендели, вставай! Погос и ты поднимайся, кому сказала!
- Чертова баба,- говорил, пытаясь стряхнуть с себя дурман тяжелого сна Томас.- Когда она так кричит, мне так и хочется сказать всем, что мы роем подкоп, а не дурацкую пшеничную яму и имеем право немного поспать.
Сняв верхний слой песка, затем крошащегося известняка, друзья завязли в глине. Работа пошла медленнее. Яростно орудуя киркой и лопатами, они старались не думать о том, что впереди десятки метров подземного хода, который нужно прорыть в темноте, в короткие сроки, все время подвергаясь опасности. Они с утра намечали себе отметку, до которой нужно рыть, и ни о чем больше не думали, так было легче и спокойнее на душе.
Глава тринадцатая
После беспокойной ночи губернатор Гянджи занемог, но все же поднялся. Его секретарь записывал позже у себя в дневнике: "Не было девяти, как меня потребовал губернатор. Я застал его у стола, на котором была разложена карта Закавказья; генерал был желт, как абрикос; мундир обвис на его сгорбившейся фигуре.
- Что, приятель, хорошо быть молодым?- спросил он, не поворачивая головы.А старым, брат, быть плохо.
Я чувствовал, что он хочет взять себя в руки, похлопать немного крыльями, как он сам любил выражаться, но это удается ему с трудом.
- Позиция у них хорошая,- говорил он задумчиво, глядя на карту.- С гор их не выкуришь, прямой атакой не возьмешь. Выманить бы их сюда, пониже, закупорить артиллерией, и одного хорошего эскадрона было бы достаточно. Воевать мы разучились, вот что, все политика на уме, интриги...
Я почтительно молчал, радуясь, что слышу слова боевого генерала, а не растерявшегося сановника, который к тому же под каблуком у жены.
- Я вот с каким поручением...- сгоняя с себя задумчивость произнес генерал.- Я, кажется, сильно расхворался. Понятно, что телеграмма тут же пойдет к Клавдии Петровне, и она примчится сюда, а мне бы этого не хотелось. Пока не слег совсем, возьму казачий полк и двинусь в горы. Там, по крайней мере будет понятно, кто враг, кто друг... Так что бери мой фаэтон, скачи в Гянджу и удержи во что бы то ни стало Клавдию от приезда сюда. Ну, соври, что-нибудь. Врать-то женщинам умеешь?
- Слава богу,- улыбнулся я.- Не обижен.
- Ну, ступай... Да, вот возьми эту бумагу с моей печатью. Чтобы боялись и лошадей почаще меняли.
Я попрощался, велел запрягать и скоро был в пути. Больше суток продолжалась эта бешеная скачка, не прерываясь. Вероятно, эта стремительность породила во мне мысль, что все мы несемся очертя голову в какую-то пропасть. Сами не ведаем, что творим, потому что несет нас, вертит, перебрасывает, опрокидывает и, за что ни зацепишься, все обрывается на корню.
Приехав в Гянджу, я сразу прошел в покои генеральши. Она сидела у туалетного столика, опустив белые тонкие руки на колени. Рядом стоял врач губернатора, теребя какую-то бумагу. Я понял, что это телеграмма из Шуши и что генерал действительно слег.
- Боже мой, что случилось!- воскликнула генеральша.- Федор Матвеевич? Что с ним?
- Ровным счетом ничего, сударыня,- отвечал я.- Простите за вторжение, но мне не терпелось сообщить вам весть о том, что генерал совершенно здоров и, насколько я знаю, уже отправился в Зангезур.
- А как же эта телеграмма?- спросил врач. Это был красивый светлоглазый высокий мужчина, видимо, баловень своих высокопоставленных пациенток. Я его никогда не любил, он мне отвечал тем же.
- Это или недоразумение,- сказал я,- или хуже - весточка от врагов генерала. Вероятно, вас хотят принудить к путешествию и подвергнуть опасности.
- Сударыня,- произнес врач, почти не слушая моих слов, и я понял, что этот человек имеет какую-то власть над генеральшей.- Я настаиваю на том, что вам нет необходимости ехать, но я не уверен, что состояние здоровья генерала такое благополучное, каким обрисовал его этот молодой человек. Организм генерала расшатан последними событиями. Я предупреждал вас. Боюсь, опасения мои подтвердились.
Здесь я погорячился и стал делать одну ошибку за другой.
- У вас совершенно ложные опасения,- вспыхнул я.- Или лгу я.
- Вот именно,- ответил врач с улыбкой.- Только я не знаю, с какой целью. Вероятно, генерал, заботясь о вашей, сударыня, безопасности прислал этого молодого человека сюда. Узнаю Федора Матвеевича, узнаю его благородное сердце. И это одновременно знак мне, чтобы я поддержал его в желании уберечь вас от всяких непредвиденных в дороге событий и уговорил вас не спешить, а остаться здесь,. Я выеду сейчас же. И сразу же вам дам знать, каково действительно положение дел.
Врач так искусно уговаривал Клавдию Петровну никуда не ехать, он так красноречиво и убедительно говорил об опасностях, душевном состоянии губернатора, что она все более и более укреплялась в желании выехать к мужу немедленно, сейчас.
- Ах,- восклицала она,- не говорите мне о властях, о специальном разрешении наместника для такого выезда. Для вас губернатор лицо официальное, а для меня муж, понимаете - муж, который сейчас страдает, нуждается в помощи и которому я нужна.
Слова ее были искренни, она сейчас не играла.
- Именно поэтому я не рекомендую вам ехать,- сказал врач.- Ваше появление может еще больше удручить генерала. Что касается помощи, то во мне он найдет и верного слугу, и сиделку, и искусного лекаря.
И тут я вспомнил, что как-то в местном клубе мы все сильно перепились, и я слышал, как этот врач говорил кому-то: у лекаря есть тысячи способов убить пациента, но самый верный - постоянно напоминать больному о его болезни, постоянно укладывать его в постель, запрещать лишние движения, делать при этом заботливый и встревоженный вид. Я было подумал тогда, что врач собирается к генералу, чтобы убить его, если бы видел в этом какую-то логику и смысл. Но тогда я еще ничего не знал.
- Против всех опасностей у меня будет талисман,- неожиданно кокетливо сказала генеральша.- Я надену по местному обычаю женский платок. Как он называется? Вот наш милый секретарь напомнит нам.
- Келагаи,- сказал я, обожженный ее взглядом: она и в самом деле была красива, знала это и дразнила этим, вкладывая в голос волнующие нотки обещания, понятные только тому, к кому она обращалась.
- Насколько я знаю,- продолжала губернаторша, - этот платок спасает женщину от множества неприятностей, а мужчину - от ненужного кровопролития. Стоит бросить его между двумя спорящими мужчинами, и кинжалы снова вкладываются в ножны. Не правда ли? - обратилась она снова ко мне, и я увидел в ее глазах голубой огонь.
- Правда,- сказал я.
- Воля ваша, вы - госпожа, а я - только ваш раб, ваш слуга,- сказал врач, недовольный тем, что она обращалась ко мне.- Может, этот дикарский обычай и защитит вас и вашего мужа от кинжала, но в политических интригах это средство бесполезное.
- Ах, какие там интриги! До них ли мне сейчас!- сказала генеральша невинным голосом, встала и прошлась по комнате. Да, она была красива, восхитительно красива.- Увидеть милого Федора Матвеевича, быть рядом с ним вот все, что мне нужно.
Она говорила это таким тоном, что я ей почти поверил.
- Я далек от политики, сударыня, и никогда в нее не вмешиваюсь, но если генерал сразу же не взял вас с собой в Зангезур, значит на то были веские причины,- произнес врач.
- Ничего,- ответила губернаторша.- Я, как все мусульманские женщины, буду просто тенью мужа, лица никому не покажу.
Она взяла колокольчик, позвонила, велела явившейся служанке укладываться и дала знать, что мы больше не нужны. Мы сразу же разошлись с врачом в разные стороны, не обменявшись ни словом. Мы все умны задним умом. В дороге, испытывая мучительную тряску в жесткой пролетке, потому что в фаэтоне теперь ехали губернаторша и врач, нахально и спокойно занявший место рядом с нею, я догадался, где допустил ошибку. Генеральша несомненно тщеславна, несомненно любит повелевать и несомненно обожает политику. Надо было привезти ей от генерала какое-нибудь важное и таинственное поручение, связанное с политикой. Ну, отправиться, допустим в какой-нибудь местный городишко в гости к жене какого-нибудь хана, что-то там выведать, что ли. Польстить ей нужно было, словом, нужно было направить ее на ложный путь, безобидный для нее самой и для губернатора. Ничего этого я не сумел.
