Лидия Чарская - Ради семьи
Почуяв над собою небо и вокруг себя и под собою гибкие ветви дерева, Зюнгейка в это мгновение как бы слилась с природой. Ведь то же небо, такая же вода и такие же деревья, по которым она лазила с башкирскими малайками их селения, были и там, на ее милой родине, в далеких родных степях. Правда, попадались они редко.
И восторгом, иллюзией свободы повеяло на полудикую дочь степей. Исчезли стены пансиона. Вдали не виднелись уже большие фигуры гуляющих по саду классных дам и воспитанниц, нарушавших гармонию впечатления, и Зюнгейка совсем уже ярко представила себя на воле. Ее смуглое обветренное скуластое лицо сейчас улыбалось счастливой улыбкой, улыбались губы, улыбались монгольские узкие глазки. И, уже забыв о сборе рябины, сложив на груди маленькие смуглые руки, Зюнгейка мечтательно смотрела вдаль, наслаждаясь всеми фибрами существа своей временной свободой.
Ее настроение не могло ускользнуть от внимания Шуры.
— Зюнгейка! Да что с тобою? Ты там заснула, что ли? — нетерпеливо крикнула та.
— А? Что? Заснула? Нет, нет. Я не сплю… — вздрогнув от неожиданности и словно просыпаясь, отвечала девочка, но то же выражение затаенного восторга по-прежнему оставалось на ее лице.
Тогда Августова вышла, наконец, из себя.
— Глупая этакая, сумасшедшая Зюнгейка! Она, кажется, собирается увидеть там на дереве десятый сон… А тут того и гляди «идолище» хватится нас и сюда нагрянет. Ну как мне привести в себя эту глупую Карач?
Шура думает несколько минут, наморща лоб, сурово сомкнув брови. Вдруг лукавая усмешка проскальзывает по ее губам. Глаза ее с минуту щурятся на Зюнгейку. И, приблизясь к самому дереву, на котором темнеет неподвижная фигурка башкирки, она говорит таинственным тоном и голосом, пониженным до шепота:
— Смотри вниз, Зюнгейка! Смотри скорее вниз!
— Что такое? — шепчет изумленная башкирка.
— Боже мой! Да ты не видишь, разве? Это она!
Румянец мгновенно сбегает с лоснящихся щек Зюнгейки. Она сильно бледнеет. Бледнеют даже ее припухлые губы. И холодный пот мгновенно выступает на лбу.
— Кто «она»? Кто? — лепечет она помертвевшими губами.
— Как кто? Неужели не догадываешься? Да смотри же, смотри вниз! Вон торчат из воды ее руки… Вон всплыла голова… Не узнаешь разве? Ведь это Анна!
Короткая секундная пауза, во время которой Зюнгейка глядит вниз расширившимися глазами, и вдруг раздирающий душу крик вырывается из уст башкирки. Ее глаза, округлившиеся от ужаса, все еще глядят вниз, в зеленоватую воду пруда. Там действительно виднеются чьи-то протянутые руки и бледное лицо… Если бы страх не затуманил в этот миг сознания Зюнгейки, она бы узнала в отразившемся в воде образе свое собственное лицо и фигуру, но испуганная до полусмерти башкирка уже не могла ничего сообразить от страха и, продолжая испускать отчаянные вопли, она всем телом откидывается назад…
Ее движение так стремительно и быстро и так неудачно в то же время. Зюнгейка плохо рассчитала его… Дрогнула гибкая ветка рябины под ее тяжеловатым телом, скользнула мимо точки опоры нога… Дрожащая рука невольно выпустила из мгновенно ослабевших пальцев соседний сук рябины, и Зюнгейка с новым раздирающим душу воплем смертельного ужаса полетела вниз головою в пруд…
Такой же отчаянный вопль Шуры был ей ответом… На глазах Августовой плотная небольшая фигурка башкирки, с беспомощно распластанными руками, погрузилась с глухим шумом в воду и тотчас же скрылась под ее поверхностью…
Не помня себя, трепещущая всем телом Шура бросилась бежать по берегу, крича диким, отчаянным голосом:
— Спасите! Помогите! Зюнгейка утонула! Спасите! — И, тут же кинувшись на землю, забилась в истерическом припадке. — Зюнгейка утонула!
Этот крик достиг слуха Ии и бежавших за нею девочек. Как раз в минуту падения Карач в воду они уже были на крыльце, вызванные предшествующими воплями Зюнгейки и, не помня себя от испуга, прибежали в сад. Окинув взглядом представившуюся глазам картину, Ия сразу поняла всю суть ужасного происшествия. За садовой площадкой чернел пруд. Расходившиеся на его поверхности круги еще говорили о катастрофе, происшедшей здесь за минуту до этого.
Еще нагляднее говорило о ней распластанное на берегу бьющееся в истерике маленькое тело.
В несколько секунд Ия была у пруда.
Одним быстрым движением поставила она на ноги рыдавшую Шуру… И сильно встряхнув ее за плечи, чтобы привести в себя, коротко произнесла:
— Где Зюнгейка?
— Утонула! Утонула! Спасите ее! — снова отчаянным голосом закричала Шура.
Не говоря ни слова, Ия подбежала к самому берегу и, быстро осенив себя крестным знамением, не размышляя ни одной минуты, как была одетая в платье, одним прыжком бросилась в воду…
Она умела плавать и нырять как рыба.
Еще в раннем детстве мать научила ее этому. В их лесном озере они купались постоянно с Юлией Николаевной и Катей, и во время этих купаний мать заставляла обеих дочерей совершенствоваться в плавании.
— Бог знает, может быть, впоследствии и пригодится когда-нибудь в жизни, — часто повторяла она.
Когда следовавшие за Ией пансионерки во главе с Катей достигли берега, их глазам предстала следующая картина: Ия, мерно взмахивая руками, плыла по поверхности пруда. Вдруг она неожиданно скрылась под водою.
— Она тонет! Тонет! — вырвалось трепетными звуками из груди нескольких человек. Кто-то отчаянно зарыдал, протягивая руки к пруду. Кто-то закричал пронзительно громко на весь сад…
Вся белая, как известь. Катя, стараясь быть спокойной, проронила прыгающими от волнения губами:
— Нет… Нет… Она не утонет… Она хорошо умеет плавать…
А со стороны крыльца уже спешила Лидия Павловна… Ее постоянное величавое спокойствие изменило ей на этот раз. Все лицо начальницы подергивалось от волнения. Едва передвигая ослабевшими ногами, она спешила к месту катастрофы, с нескрываемым ужасом глядя на пруд.
Два сторожа опередили ее, держа в руках длинные багры, бог весть откуда добытые ими…
Но этих багров им не пришлось пустить в ход… В ту самую минуту, когда испуганная и взволнованная до последней степени Лидия Павловна достигла пруда и смешалась с толпою пансионерок, отчаянно кричавших и плакавших на берегу, на темной поверхности пруда выплыла голова Ии… За головою показалась и вся ее тоненькая фигура. Она усиленно работала правою рукою, тогда как левая прижимала к себе неподвижное тело Зюнгейки.
— Живы! Живы! Они обе живы! — вырвалось одним общим радостным криком у находившихся на берегу людей. Тогда один из сторожей протянул длинный багор Ие… Она ухватилась за него трепещущею рукою… И через минуту уже была на берегу, все еще держа в объятиях Зюнгейку.
Вода текла потоками с обеих девушек. Мокрое платье облепило со всех сторон и дрожащее тело Ии, и неподвижную фигурку Зюнгейки.
— Скорее! Скорее! Спирту… Простыней… Надо ей делать искусственное дыхание… — едва нашла в себе силы произнести помертвевшими синими губами Ия, бережно опуская спасенную ею девочку на землю…
Все бросились к ним, окружили их, и начался какой-то сплошной сумбур. Кто-то отчаянно рыдал, обнимая ноги Ии… Кто-то бился в слезах у нее на груди… Кругом нее бегали, суетились, кричали люди…
Лидия Павловна без кровинки в лице сжимала ее холодные, как лед, руки и говорила какие-то слова, которые Ия никак не могла ни понять, ни расслышать.
Откуда-то появились простыни; на них положили мокрую неподвижную с помертвевшим лицом Зюнгейку и куда-то понесли ее… Туда же повели и Ию…
Молодая девушка двигалась как автомат, плохо сознавая, куда ее ведут, что с нею хотят делать… В голове шумело. В ушах стоял звон. Опомнилась она вполне только тогда, когда почувствовала на себе сухое белье и теплоту постели. Теперь Ия лежала у себя за ширмами, в своем уголке. Приехавший врач выстукивал и выслушивал ее самым добросовестным образом.
Лидия Павловна с тревогой ждала его приговора.
— Ну что? Она не простудится? Не заболеет? — тревожно по окончании осмотра обратилась к нему начальница.
— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, пожалуйста, будем надеяться на хороший исход. Авось так несвоевременно принятая ванна не принесет вреда барышне, — ободряюще улыбаясь, говорил доктор.
— А Зюнгейка? Что с нею? Она умерла? — через силу выговорила Ия, продолжая дрожать, как осиновый лист.
— Еще что! Так вот и умерла ваша Зюнгейка, — засмеялся доктор, — нет, милая барышня, так легко не умирают у нас. У вашей Зюнгейки на диво редкостная по здоровью натура. Сейчас я пришлю, если хотите, эту проказницу к вам.
Едва только успел уехать доктор, как в уголок за ширмами пробрался весь четвертый класс во главе с Катей, трепетавшей за здоровье сестры. Последняя с плачем обняла Ию.
— Ия! Иечка! Как ты рисковала собою! — могла только пролепетать потрясенная девочка.
