Лидия Чарская - Ради семьи
Обзор книги Лидия Чарская - Ради семьи
Лидия Чарская
РАДИ СЕМЬИ
Глава I
…Где-то поблизости с шумом упало яблоко, и Катя раскрыла милые сонные глаза.
У входа в ее шалашик стоял крестьянин Ефрем и протягивал ей какую-то серую бумажку.
— Иштафета издалеча. Отнеси маменьке. Расписаться велят.
Катя не сразу поняла, чего хочет от нее этот седобородый, сухой, как спичка, человек в ветхом зипуне, исполняющий в соседнем селе должность почтаря и посыльного.
В ее растрепанной головке еще плыли сонные грезы, какие-то сладкие сны, с которыми так не хотелось сейчас расставаться.
А кругом звенел своим летним звоном ее любимец сад. Жужжали пчелы, пели стрекозы, чиликали птицы, порхая между ветвями старых яблонь и лип. В узкое отверстие входа заглядывало ласковое солнце, и из шалашика, любимого места Кати, куда она приходила мечтать, грезить, а иногда и спать, можно было видеть наливавшиеся в последней стадии назревания сочные яблоки, словно алой кровью пропитанные ягоды красной смородины и играющий изумрудными огнями сквозь тонкую пленку кожицы дозревающий на солнце крыжовник.
Одним общим ласковым взглядом черные глазки девочки обняли родную ее сердцу картину, и она быстро вскочила на ноги.
— Телеграмму привез? Давай, давай!
Выхватив из рук Ефрема депешу, она с быстротою, так свойственной ее резвым четырнадцатилетним ножкам, птицей метнулась мимо него и помчалась к крыльцу, мелькая красным ситцем платья между деревьями и кустами.
— Ма-моч-ка, те-ле-грам-ма! — кричала она из сада, без тени тревоги на оживленном, загорелом как у цыганки лице.
— От Андрюши из Венеции… Верно, приедет скоро!.. Траляляля! Траляляля! Приедет наш Андрюшенька, приедет, — запела Катя.
Последняя фраза прозвучала уже на пороге крошечной террасы, где Юлия Николаевна Басланова, хозяйка маленькой усадьбы «Яблоньки», сидела за чисткой крыжовника для варенья.
Склонив седеющую голову с добрыми глазами, такими же черными, как у Кати, но далеко не такими жизнерадостными, как у той, она вооруженной ножницами рукой тщательно подстригала мохнатую бородку на каждой ягоде, вынимая их из корзины, и отбрасывала очищенный крыжовник на большое блюдо, стоявшее перед нею на столе.
Ей помогала старшая дочь, семнадцатилетняя девушка с поэтичной головкой блондинки и серьезным лицом, в котором большой неожиданностью являлся энергичный склад тонких сжатых губ, придававший некоторую суровость всему ее хрупкому облику.
Большие серые глаза девушки смотрели задумчиво и строго.
Ия Басланова и по внешнему виду казалась полной противоположностью своей младшей сестры — олицетворения жизнерадостности и веселья.
Катя с шумом ворвалась на маленькую террасу и теперь, приплясывая и прищелкивая пальцами, кружилась перед матерью и сестрою, распевая во весь голос и потрясая высоко над своей черной растрепанной головкой только что полученной телеграммой.
— Траляляля!.. От Андрюши… траляляля! — напевала она.
Юлия Николаевна побледнела. Она заметно встревожилась уже с той минуты, когда услышала звонкий Катин голос в саду. Сама по себе телеграмма уже являлась из ряда вон выходящим явлением в их бедной событиями жизни. А тут еще депеша пришла из Италии, от ее сына Андрея, молодого художника, отправившегося совершенствоваться туда, в эту поэтичную прекрасную страну, издавна славившуюся колыбель высшего художественного искусства.
Было от чего взволноваться и встревожиться любящему материнскому сердцу.
Ия поспешно встала из-за стола и подошла к сестре.
— Перестань шалить, Катя… Давай скорее телеграмму, — тоном, не допускающим возражений, проговорила она и, быстрой рукою взяв у сестры депешу, вскрыла ее.
Дыхание захватило в груди девушки. Она волновалась за мать. Телеграмма могла принести одинаково как хорошие, так и дурные вести. Но лицо Ии ни одной своей черточкой не выдало охватившего молодую девушку волнения. Серые глаза казались по-прежнему спокойными, и таким же спокойным был ее голос, когда она громко читала полученную депешу.
В телеграмме стояло несколько строк:
«Прошу бесценную мамочку благословить мой брак с княжной Анастасией Вадберской. Свадьба завтра. Целую всех. Андрей».
Пока Ия с трудом разбирала русские слова, написанные латинскими буквами (так принято писать депеши за границей), лицо Юлии Николаевны передало целую гамму самых разнородных ощущений. Здесь были: и огромное всепоглощающее удивление, и испуг, и боль разочарования, и, наконец, отчаяние.
Когда последнее слово в депеше было дочитано, тяжелый вздох вырвался из груди матери.
— Андрюша… милый… дорогой Андрюша!.. О… О Господи! — прошептала Юлия Николаевна, откинувшись на спинку стула.
Из-под сомкнутых ресниц по бледным щекам покатились крупные слезы.
Катя, хранившая до сих пор на своем смуглом от загара личике выражение самого жгучего, ничем непреодолимого любопытства, вдруг по-детски скривила рот и тоже залилась слезами.
Она не могла видеть равнодушно материнских слез.
— Мамочка, мамочка, дорогая! — рыдая, шептала девочка, прижимаясь к плечу матери черной кудлатой головенкой, — мамочка, не надо плакать… не на-до.
Слезы матери и младшей дочери смешались.
Одна Ия сохраняла, по-видимому, свое обычное спокойствие.
Стройная тонкая фигурка девушки приблизилась к Юлии Николаевне. Белокурая, отягощенная пышной тяжелой косой головка склонилась над нею. И тихо, мягко, любовно прозвучал нежный голос Ии над ухом матери:
— Мамочка, не плачьте. Слезами горю не помочь. Этого надо было ожидать давно. Что делать, судьба сильнее нас, и вы должны себя утешить мыслью, что были всегда безупречною матерью и воспитательницей в отношении Андрюши и нас с Катей. Что же касается Нетти, то… Милая мамочка, я слышала от опытных людей да и сама читала в книгах, что искреннее чувство часто меняет, облагораживает самые эгоистичные натуры. А Нетти любит нашего Андрюшу, и под влиянием этого чувства расцветет и возвысится ее, может быть, сейчас и мелкая, пустенькая душа. Право, мамочка! Не надо же приходить преждевременно в отчаяние. Я уверена, что Андрюша будет счастлив с Нетти.
— Но все это так внезапно, Июшка, так неожиданно, — поднимая на старшую дочь заплаканные глаза, произнесла Юлия Николаевна.
— Она — противная эта Нетька! Я ее терпеть не могу! — непроизвольно вырвалось из груди Кати, и черная головка отделилась от материнского плеча.
— Важничает… фыркает… Воображает, что нет лучше ее на свете!
— Перестань, Катя, — строго остановила младшую сестру Ия, — ты еще маленькая девочка, и не твое дело осуждать старших. К тому же надо быть вполне безупречной самой, чтобы иметь право критиковать поступки других. И вообще, Катя, чем меньше ты будешь рассуждать обо всем этом, тем будет лучше. Возьми-ка корзину, там крыжовника осталось всего на донышке, и пойди в сад, набери там еще ягод.
Последние слова Ия произнесла так энергично, что Кате волей-неволей оставалось лишь послушаться и исполнить приказание сестры.
Надув пухлые губы, девочка захватила со стола корзину и с недовольным видом отправилась в сад.
— Классная дама какая, подумаешь. Только и знает нотации читать, — ворчала она, хлопоча у кустов крыжовника. — Кончила институт весною и воображает, что командовать может, сколько ей вздумается теперь. Только дудки, я не позволю. — И говоря это, Катя с ожесточением срывала ягоды и бросала их в корзину.
После ее ухода Ия подсела к матери. Нежным, полным невыразимой ласки движением обняла ее плечи и заговорила:
— Кати нет, можно теперь обо всем побеседовать свободно, мамочка; только не волнуйтесь, родная. Правда, Андрюшина женитьба является для всех нас большим сюрпризом, но… не это беспокоит меня. Если Андрюша любит Нетти и та отвечает ему таким же чувством — брак их является желательным и счастливым. Но, мамочка, другое тревожит меня. Ведь вы знаете, что Вадберские разорены и что молодые будут принуждены жить исключительно на заработок Андрея, на те деньги, которые он получал и получает от продажи картин и которыми до сих пор так щедро делился с нами. Теперь, мамочка, у него будет своя семья, молодая жена, избалованная родителями, привыкшая ни в чем не иметь отказа, могут скоро явиться и дети, и Андрюше предстоят новые заботы и расходы. Значив надо избавить его, во что бы то ни стало, от прежних. Он, как чуткий и благородный сын, конечно, будет стремиться помогать нам, как помогал до сих пор, но этого допускать нельзя… Художественный талант Андрюши должен развернуться и расцвести безо всяких мелких лишений, и без малейшей нужды должна протекать его жизнь. Надо, чтобы мысль о заработке как можно меньше тяготила его, по крайней мере, хотя бы теперь, когда он только что вступает на новый путь и начинает свою карьеру.
