Николай Лейкин - Апраксинцы
Впрочемъ, ежели смотрѣть на это съ одной точки зрѣнія, то очень естественно, конецъ великаго поста, когда обыкновенно апраксинцы начинаютъ дѣлать сдѣлки, время весеннее, всякая скотина линяетъ, всѣ люди очищаютъ себя отъ грѣховнаго бремени, отчего же апраксинцамъ не очистить себя отъ долговъ. Лавка въ неприкосновенности, торговля идетъ, — есть чѣмъ разсчитаться, стало-быть время для этихъ дѣлъ самое удобное.
Перевести лавку на имя своей жены, или кого-нибудь изъ родственниковъ, дѣло великой моды. Задумалъ хозяинъ сдѣлать сдѣлку, такъ ужъ безъ этого не обойдется: для большей массы долговъ выдаетъ женѣ побольше векселей, написанныхъ заднимъ числомъ, надѣнетъ старенькій сюртучишко, да состроитъ несчастную мину и пойдетъ съ ерестикомъ долговъ по кредиторамъ. Какъ взглянетъ кредиторъ на физіономію, да одеженку пришедшаго должника, такъ тотчасъ и пойметъ въ чемъ дѣло; только затылокъ почешетъ.
— Что? спроситъ.
— Да вотъ, Карлъ Богданычъ, будьте милостливы и жалостливы! что не торговалъ — все въ убытокъ… жена… дѣти… возьмите по двугривенничку за рубликъ! Вотъ я и баланецъ составилъ, отвѣчаетъ должникъ и подаетъ бумагу.
Смотритъ Карлъ Богданычъ и глазамъ своимъ не вѣритъ: еще до сегодня онъ считалъ его человѣкомъ съ состояніемъ, а на бумагѣ оказывается, что этотъ человѣкъ и долговъ платить не можетъ, всего и товару — четвертакъ за рубль еле найдется. Долго смотритъ онъ на балансъ и глазамъ своимъ не вѣритъ.
— Сжальтесь, говоритъ стоящій въ почтительной позѣ должникъ.
— Сжальтесь! передразниваетъ его кредиторъ. — А зачѣмъ-же вы, недѣлю только тому назадъ, у меня товару на тысячу рублей взяли?
— Думалъ, что извернусь, еще почтительнѣе отвѣчаетъ тотъ и шепчетъ: — не погубите! жена…. дѣти!..
— Нѣтъ, нѣтъ! я не могу, у меня у самого критическія обстоятельства; къ тому-же вы со мной безчестно поступаете, недѣлю только тому назадъ взяли товаръ. Вы ужь подготовлялись тогда. Не могу, не могу, не просите! Это штука съ вашей стороны. Я свои хочу получить сполна, говоритъ онъ и большими шагами начинаетъ ходить по комнатѣ.
Происходитъ нѣмая сцена. Жалобнымъ взоромъ слѣдитъ должникъ за его каждымъ шагомъ и думаетъ: «какъ-же, держи карманъ, такъ ты и получишь всѣ сполна! посули-ка теперь тебѣ полтину, такъ ты въ два слова согласіе подпишешь, да я не дамъ. Четвертакъ, ужъ куда не шло. можно. Что сдѣлаешь? лавка-то передана».
— Я, Карлъ Богданычъ, могу вотъ что сдѣлать: я вамъ, не въ примѣръ другимъ, дамъ по четвертачку, начинаетъ онъ снова.
— Нѣтъ, нѣтъ! кричитъ кредиторъ:- рубль за рубль, и то ваша братья меня въ конецъ раззоряютъ. Вонъ Бирюковъ приходилъ, по тридцати копѣекъ предлагаетъ. На его я ужъ подалъ, то и съ вами сдѣлаю. Я своего добьюсь. Это грѣхъ такъ поступать.
— Обстоятельства-съ понудили… Что-жъ, Карлъ Богдановичъ, подумайте! а я, вѣрьте чести, передъ другими вамъ пять копѣекъ уваженія дѣлаю.
Карлъ Богданычъ рѣшается подать вексель ко взысканію, и вдругъ узнаетъ, что должникъ его все имѣніе свое даннымъ-давно уже передалъ женѣ. Посердится, посердится онъ, поругаетъ должника, подивится закону, позволяющему передавать лавки безъ вѣдома кредиторовъ, да дѣлать нечего, сторговавшись и возьметъ копѣекъ по тридцати за рубль. Такъ и случилось. Что дѣлать? объявить несостоятельнымъ, нужно содержать конкурсъ, хлопоты, платить стряпчему, непредвидимые расходы по полиціи, такъ ужъ лучше мирнымъ образомъ взять по тридцати копѣекъ за рубль, рѣшилъ онъ, и взялъ.
Впрочемъ въ послѣднее время появилась новая мода дѣлать сдѣлки. Должникъ передаетъ лавки на имя родныхъ, а самъ преспокойно, выражаясь туземнымъ языкомъ: уѣзжаетъ въ свое мѣсто, есть скрывается; приказчики или родственники безъ него и обдѣлываютъ дѣло. Но во всякомъ случаѣ, расплачивается-ли за себя самъ должникъ или платятъ за него родственники, ни одна сдѣлка не обходится безъ посредничества стряпчаго. Всѣмъ апраксинцамъ, дѣлающимъ сдѣлку, извѣстенъ одинъ человѣкъ; фамилія его Поясницынъ. Человѣкъ этотъ прежде тоже торговалъ, захотѣлъ нажить капиталецъ и выкинулъ колѣнцо; колѣнцо это ему обошлось дорогонько. Поясницынъ чуть-было не сдѣлался злостнымъ банкротомъ, да гибкость ума спасла и кой-какъ избавился. Человѣкъ этотъ до того пристрастился къ этимъ дѣламъ, что сдѣлался стряпчимъ, и надобно правду сказать, въ этомъ, что называется, собаку съѣлъ. Весь XI томъ свода законовъ наизустъ вызубрилъ, всѣ номера статей помнилъ, да и иная статья-то въ его устахъ имѣетъ два значенія. По совѣтамъ этого-то господина на Апраксиномъ и устроиваются всѣ сдѣлки. Появленіе его въ чьей-нибудь лавкѣ навѣрное предвѣщало что-нибудь не доброе. Ежели кто изъ апраксинцевъ, задумавъ сдѣлать сдѣлку, скрывается, то кредиторы-конторщики такъ ужъ и знаютъ, что должникъ — ученикъ извѣстнаго Поясницына. «Поясницынской школы», думаютъ они и поскорѣе берутъ за претензію по чемъ, имъ даютъ, потому что всѣмъ уже извѣстно, ежели такой человѣкъ взялся за это дѣло, то ужъ тутъ не жди, лишняго не перепадетъ, а что предложено, то и бери.
Весь великій постъ не только-что плебеи-приказчики, но даже и патриціи-хозяева сидятъ дома. Развѣ въ воскресенье послѣ обѣда, хозяйскіе сынки пройдутъ часокъ по Невскому; о концертахъ съ живыми картинами и помышлять не смѣй, попробуй-ка попроситься, такъ родители прочтутъ такую рацею о суетѣ мірской, что и охота пройдетъ. Уйти куда-нибудь безъ спросу, ночью, тоже невозможно, того и гляди что тятенька вздумаетъ къ заутрени идти; ну, какъ къ тому времени не воротишься, бѣда да и только. Казалось-бы, при такихъ условіяхъ домосѣдной жизни, у молодыхъ людей должна-бы развиваться охота къ чтенію, но напротивъ все свое свободное время они употребляютъ на сонъ, да на игру съ молодцами въ горку, и то послѣднее дѣлается секретнымъ образомъ. Ежели кому-нибудь и вздумается почитать, достанетъ гдѣ-нибудь какой ни-на-есть романчикъ, такъ тятенька и начнетъ коситься: «Пустяками, ска; етъ, голову набиваешь, къ дѣлу рачительности имѣть не будешь, брось!» — ну, и приходится бросить. Еще въ иныхъ семействахъ получаются «Полицейскія вѣдомости», да «Сынъ Отечества», откуда и почерпается вся премудрость. А въ семействахъ, придерживающихся старой вѣры, такъ чтеніе каждой свѣтской книги считается грѣхомъ и отпаденіемъ отъ религіи. Дѣвицы еще читаютъ кой-что изъ переводныхъ романовъ, попадающихъ къ нимъ богъ-вѣсть какимъ путемъ, переписываютъ въ тетрадки чувствительные стихи, однако дѣлая это все днемъ, когда тятинька ихъ пребываетъ въ лавкахъ.
Ежели въ семействахъ этихъ и есть книги, такъ это пѣсенники, уличные листки, издаваемые со спекулятивною цѣлію и извѣстная всѣмъ «Битва русскихъ съ кабардинцами», къ стыду нашему выдержавшая двѣнадцать изданій. Не мало также ходитъ между молодежью по рукамъ тетрадокъ, съ никогда не бывшими въ печати стихотвореніями знаменитаго поэта-циника. Эти стихотворенія нескромны и площадны до невѣроятія, но не смотря на это, они читаются съ жадностію и даже затверживаются наизусть.
Что-же, спросите вы, дѣлаютъ жены апраксинцевъ?
Положительно объ этомъ сказать довольно трудно; разъ въ недѣлю, именно въ субботу, онѣ ходятъ въ баню и тамъ набираютъ новостей на цѣлую недѣлю, а дома въ сообществѣ нѣкоторыхъ кліентокъ пересуживаютъ и промываютъ эти новости до ниточки. Кліентки ихъ обыкновенно состоятъ изъ странницъ, нигдѣ впрочемъ кромѣ Петербурга не странствующихъ, и изъ какихъ-то темныхъ личностей женскаго пола, перепродающихъ и перекупающихъ что угодно, и вмѣстѣ съ тѣмъ занимающихся еще нѣкоторыми вольными художествами, какъ-то: сватовствомъ и повивальнымъ искусствомъ.
— «Что острѣе меча?» опросили въ древности одного мудреца.
— Языкъ злаго человѣка, отвѣтилъ онъ.
И не ошибся. Но ежели-бы онъ жилъ въ настоящее время, и именно въ Петербургѣ, то навѣрное-бы сказалъ:
— «Языкъ апраксинскихъ женъ и ихъ кліентокъ.»
И въ самомъ дѣлѣ, стоитъ только имъ заговорить о чемъ-нибудь, такъ пойдутъ такія сплетни, такъ промоютъ бока субъекта, о которомъ идетъ рѣчь, что тому не одинъ разъ икнется. Всѣ говорятъ, что чиновницы — страшныя сплетницы, но я скажу, что пальма первенства въ этомъ дѣлѣ принадлежитъ апраксинской женской половинѣ рода человѣческаго. Искусство это доведено у нихъ до высшей точки совершенства.
Сверхъ всего сказаннаго, каждая мать семейства ставитъ себѣ за непремѣнное правило отыскивать дочери жениха, а сыну невѣсту; ежели-же у ней нѣтъ своихъ дѣтей, то она, отнюдь не стѣсняясь этимъ, отыскиваетъ для другихъ. Есть даже такія женщины, у которыхъ при видѣ холостаго человѣка или дѣвушки на возрастѣ, какъ-то и сердце не на мѣстѣ, ихъ такъ и тянетъ связать ихъ узами гименея. Чего только не дѣлаетъ чадолюбивая мать для своихъ дѣвицъ: и засылаетъ своихъ кліентокъ о разузнаніи приданаго невѣсты, о нравственности и состояніи жениховъ, и даже именно для этаго дѣла ходитъ, какъ можно чаще, въ баню. Баня, — это нѣкотораго рода клубъ для апраксинскихъ женъ. Узнаютъ онѣ тамъ о какой-нибудь безбрачной половинѣ и начинаютъ переговоры чрезъ своихъ кліентокъ.
