Петр Бибиков - По поводу одной современной повести
Обзор книги Петр Бибиков - По поводу одной современной повести
Петр Алексеевич Бибиков
По поводу одной современной повѣсти[1]
нравственно – критическiй этюдъ
(Е. А. Б-ой)
Ну чтоже, богъ неумолимый?
Ну, мучь меня! Еще ко мнѣ
Пошли хоть двадцать птицъ голодныхъ,
Неутомимыхъ, безотходныхъ,
Чтобъ рвали сердце мнѣ онѣ!
А всежъ людей я создалъ!.. Твердый,
Смѣясь надъ злобою твоей,
Смотрю я, непокорный, гордый,
На красоту моихъ людей.
О, хорошо ихъ сотворилъ я,
Во всемъ подобными себѣ:
Огонь небесный въ нихъ вселилъ я
Съ враждою вѣчною къ тебѣ,
Съ гордыней вольною Титана
И непокорностью судьбѣ.
Примириться, говорите вы, принять отъ жизни то, что она даетъ; «не всѣмъ быть героями, знаменитостями отечества; пусть какой – нибудь генiй напишетъ поэму, нарисуетъ картину, издастъ законъ, – а мы, люди толпы, придемъ и посмотримъ на все это; неужели запрещено устроить простое, мѣщанское счастье?..»
Несогласенъ я съ вами, нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ: можно заставить жизнь дать то чтò я хочу, можно быть героемъ и безъ театральныхъ подмостковъ, не принимать простого, мѣщанскаго счастiя, – я постараюсь убѣдить васъ въ этомъ.
Современный герой оказывается всюду несостоятельнымъ предъ дѣломъ, предъ подвигомъ. Вникните въ причины этого явленiя: вы увидите слабость воли, апатiю, хуже того – безнадежное отчаянiе… и вы принимаете на себя защиту его!
Ныньче часто раздаются слова: примиренiе, оправданiе, безропотное принятiе факта, изученiе его. Всѣ науки сдѣлали громадные успѣхи, жизнь отстала отъ нихъ на полвѣка и ея явленiя несостоятельны предъ выработанными теорiями; видѣнъ полный разладъ между внутреннимъ человѣкомъ и дѣйствительностью… Это правда, но никакимъ примиренiемъ не забросать пропасти, ни изъ какого оправданiя не построить моста на тотъ берегъ. Нужно дѣло, нуженъ подвигъ, должно быть героемъ и не должно находить успокоенiя въ простомъ, мѣщанскомъ счастьи; нужна борьба, а не примиренiе, нуженъ протестъ, а не оправданiе.
Поговоримъ о «современномъ героѣ» хоть по поводу той прекрасной повѣсти, которая вызвала нашъ споръ и посмотримъ, чтó такое это простое мѣщанское счастье, которымъ онъ удовлетворяется. Съ легкой руки Гёте, смѣло раздѣлившаго рефлектирующаго человѣка отъ человѣка живущаго дѣйствительной жизнью, и замѣтимъ – только громаднымъ, творческимъ талантомъ заставляющаго забывать такую несообразность, о которой и въ голову не пришло Шекспиру, когда онъ создавалъ тотъ же типъ въ Гамлетѣ; такъ съ легкой руки Гёте чуть ли не всѣ поэты и романисты воспользовались его вполнѣ удавшейся попыткой и выставляемые ими герои всегда сопровождаются своими мефистофелями. Герой дѣйствуетъ, живетъ, творитъ дѣла, любитъ, наслаждается, страдаетъ; Мефистофель его судитъ, критикуетъ, отравляетъ жизнь его анализомъ, хохочетъ надъ его дѣлами, подсмѣивается надъ его любовью, преслѣдуетъ его сомнѣнiемъ и отрицанiемъ. Я ничего не могу сказать противъ такого прiема, и поэтъ – художникъ имъ вполнѣ достигаетъ цѣли. Но удержать эту раздвоенность и провести ее чрезъ всю повѣсть, поэму, драму – не легко. И посмотрите, какъ нарушенiе въ этомъ отношенiи художественной и дѣйствительной правды тупо отдается на выведенныхъ лицахъ. Симпатiя къ герою слабѣетъ по мѣрѣ того какъ онъ заражается рефлектирующимъ началомъ своего Мефистофеля, симпатiя къ Мефистофелю растетъ по мѣрѣ того какъ его демоническое, отрицающее начало раскрываетъ высокiя, благородныя чувства, таящiяся за нимъ. Мысль мою легко доказать безчисленными примѣрами, взятыми изъ повѣстей и романовъ нашего времени. Но я этого дѣлать не стану, напротивъ того я постараюсь объяснить это явленiе. Тогда мы убѣдимся, что причины его лежатъ гораздо менѣе въ слабости нашихъ литературныхъ талантовъ, чѣмъ въ несостоятельности самой жизни, вызывающей подобныя явленiя, потомучто современный герой съ бóльшими или меньшими оттѣнками видѣнъ всюду, стало – быть есть явленiе нормальное, не исключительное; романы и повѣсти представляютъ только фотографическiя копiи съ него.
Итакъ о героѣ. Современный герой прежде всего принадлежитъ къ числу такъ называемыхъ «лучшихъ людей». Сердце его открыто всѣмъ высокимъ чувствамъ, никто не можетъ заподозрить его честности, мысль его приняла въ себя все чтó выработано эпохой; на немъ основаны лучшiя наши надежды, сосредоточены наши упованiя, онъ впереди другихъ и ведетъ ихъ за собою, въ немъ находятъ откликъ всѣ наши благородныя стремленiя. Такимъ рисуется современный герой; въ головѣ читателя слагается его образъ на этихъ основанiяхъ; онъ проникается къ нему симпатiей, привязывается къ нему душою и когда полное впечатлѣнiе готово, воображенiе достаточно настроено, когда является непреложная необходимость доказать дѣломъ, что герой дѣйствительно одаренъ приданными ему свойствами – является и дѣло, обыкновенно любовныя отношенiя его къ женщинѣ. Остановимся на минуту, чтобы объяснить себѣ, отчего именно этотъ сюжетъ представляется художникомъ, какъ пробный камень для его героя. Мы не ошибемся, если скажемъ, что этотъ мотивъ составляетъ существенное содержанiе романа столько же у насъ, сколько въ иностранныхъ литературахъ. Разумѣется, что есть и другiя, тоже весьма захватывающiя стороны жизни, которыя заслуживаютъ симпатiи неменѣе любви; но попытки ввести ихъ въ романъ и составить изъ нихъ его содержанiе рѣдко бывали успѣшны. Причина понятна. Жизнь недостаточно еще выработалась, чтобы возбудить такое же всеобщее и сильное къ нимъ сочувствiе, какимъ пользуется попреимуществу любовь. Тѣмъ легче объяснить это у насъ, гдѣ жизнь общественная и гражданская тянется вяло, почти незамѣтно, гдѣ она вовсе не предсттавляетъ никакихъ положительныхъ интересовъ, а поражаетъ только отрицательною своею стороною. Вотъ почему любовь является нетолько могущественнѣйшимъ, но и исключительнымъ двигателемъ жизни въ нашихъ романахъ и повѣстяхъ; вотъ почему она всегда является пробнымъ камнемъ для выводимаго на сцену героя. Мы не станемъ упрекать художественное произведенiе за эту вѣчно – юную, вѣчно – свежую тему творческой фантазiи, на которую человѣкъ будетъ до тѣхъ поръ трепетно отзываться, пока въ груди его не перестанетъ биться сердце; мы видимъ въ ней вѣчное слово жизни всей природы, махровый цвѣтокъ ея, но не принесемъ ей въ жертву всего остального, неменѣе высокаго и благороднаго. Мы готовы и ее «притащить на судъ неподкупнаго разума», но только затѣмъ, чтобы отдать ей должное. Апотеозой любви, любовью юноши и дѣвы, въ страстномъ восторгѣ природа замыкаетъ самое себя и раздвигаетъ предѣлы индивидуальнаго. Болѣе высокаго сознательнаго индивидуальнаго блаженства нѣтъ: далѣе начинаются иныя области, въ которыхъ любовь служитъ уже могущественнымъ рычагомъ, средствомъ. Она не въ силахъ составить содержанiе всей человѣческой жизни, но одухотворяетъ собою все чтó лежитъ за исключительною личностью, чтó наполняетъ сферу всеобщаго. Она не можетъ подчинить себѣ стремленiя, живущiя внѣ ея тѣсныхъ и эгоистическихъ границъ; напротивъ, только иныя великiя области жизни могутъ дать ей пищу, тотъ святой огонь, который поддержитъ ея жизнь и могучую страсть обратитъ въ высокое чувство. Любовь входитъ въ жизнь великою силою, но не можетъ исчерпать ее; напротивъ, жизнь даетъ элементы любви, расширяетъ горизонтъ ея, тянетъ ее въ сферу всеобщаго. Влюбленные ищутъ удалиться отъ окружающей ихъ жизни, это правда; но оставьте ихъ наединѣ, оторвите отъ жизни, – вы увидите, устоитъ ли любовь и откуда она добываетъ матерьялъ, чтобы свѣтильникъ любви продолжалъ горѣть пламенно и ясно. Любовь есть участiе во всемъ, а не отчужденiе отъ всего. Горе этому чувству, если оно будетъ силиться подчинить себѣ общiя явленiя или вздумаетъ отказаться отъ нихъ! Несостоятельность этого чувства не замедлитъ проявиться, какъ мы это увидимъ изъ критической оцѣнки современнаго героя, къ которому и возвращаемся послѣ нашего отступленiя.
Итакъ мы ожидаемъ отъ нашего героя подвига, дѣла. Дѣло это, въ нашихъ повѣстяхъ и романахъ, обыкновенно, какъ мы сказали, – любовь и отношенiя героя къ любимой женщинѣ. Мы высказали нашу симпатiю къ нему, наше сочувствiе къ великому человѣческому чувству. Какъ же относится обыкновенно къ нему герой нашъ? Онъ поступаетъ отвратительно, пошло. Онъ чувствуетъ самую сильную, самую чистую симпатiю къ дѣвушкѣ, дѣвушка эта любитъ его. Онъ долженъ только сказать: «я люблю тебя, любишь ли ты меня?» Онъ неможетъ и сомнѣваться, что если онъ только скажетъ эти слова, то они встрѣчены будутъ сочувствiемъ; онъ непремѣнно услышитъ признанiе. Вотъ все дѣло, вотъ весь подвигъ. Но напрасно станете вы ожидать этого вопроса отъ современнаго героя: онъ не произнесетъ его. Онъ лучше согласенъ лѣниво тянуть неопредѣленныя, тяжолыя для обоихъ отношенiя изо дня въ день, пока громъ не грянетъ и не разразится какою – либо грязью нависшая надъ ними обоими туча; а если не то, такъ будетъ, повидимому противъ своей воли, вызывать трепетно желаемое признанiе отъ самой женщины. Разумѣется, со стороны женщины такой подвигъ великъ; не такъ воспитана и ведена она, чтобы по сердечному влеченiю первой броситься на шею любимаго человѣка; но предположимъ, что трепетное признанiе въ любви сходитъ съ устъ ея, и объятая стыдливымъ румянцемъ, прячетъ она лицо свое на груди героя. Теперь уже отъ его слова зависитъ рѣшенiе судьбы ея, теперь она отдала уже ему всю душу, всю жизнь. Что – то произнесетъ онъ? Слова любви и симпатiи? Нѣтъ, вовсе нѣтъ. Современный герой стоитъ какъ громъ поражонный. Онъ озадаченъ неожиданностью, онъ сконфуженъ своимъ положенiемъ, какъ – будто бѣдная дѣвушка скомпрометировала его – онъ не находитъ словъ, чтó сказать, онъ не знаетъ чтó дѣлать. Фактъ тѣмъ болѣе замѣчательный, что онъ общiй. Нетолько въ повѣстяхъ и романахъ Тургенева, герои котораго попреимуществу оказываются такими, какими стараемся мы обрисовать ихъ, но во всѣхъ другихъ замѣчательныхъ литературныхъ произведенiяхъ герой на rendez – vous оказывается несостоятельнымъ. Одни защищаютъ его, стараются оправдать различными обстоятельствами, воспитанiемъ, средою, условiями самой жизни – его слабую волю, его неспособность на какой бы то нибыло подвигъ; другiе караютъ и клеймятъ его за тѣже свойства. Мы постараемся разобрать мнѣнiе тѣхъ и другихъ: авось поближе подойдемъ къ истинѣ.
