Иван Истомин - Первые ласточки
— Батюшки! Ма-Муувем и Туня!.. — Елення, не трогая самовар, убирала со стола после еды. — Смотри, Сандра, кто да кто пришел. Вуся!
Но Ма-Муувем, ничего не соображая и брызгая слюной, сразу же пошел вперед.
— Где хозяин? Мой лодка потерялся! Везде искал, не нашел. Вы взяли!
— Что такое?! — удивилась Елення. — Мы не трогаем чужое! И хозяина нету — промышляет на Нижних песках.
— Не в обычае это — лодки терять, — добавила Сандра. Она пришла поздравить именинника Ильку.
— Твое дело нету! — махнул рукой бывший остяцкий старшина и тупо уставился на хозяйку. — Елення? Вот лешак — Кришу попал. Тьфу! Но все равно лодку найти надо! Обратно-то как поеду, а?.. Винка тама. Гы-ы… — Он, словно маленький, заплакал, упал на табуретку возле стола. А Туня опустилась на пол недалеко от входа, размазывая с нюки-ваев грязь.
— Наследили — ужас! — Елення, забирая кринку с молоком и деревянную ложку-черпалку, хотела было унести, чтоб гости не задумали чаевать, но что-то вспомнила и кивнула Сандре. Та накинула еще влажную от дождя кофту, полушалок и быстро вышла из избы. А Елення сделалась гостеприимной и вежливой, поставила на стол кринку и спросила: — Чаевать будете?
— А?! — словно испугавшись, поднял голову Ма-Муувем и вытер рукавом пьяные слезы. — А-а… Ладно. Шаньги скорей тащи! Праздновать будем. Сегодня праздник. — И, опустив капюшон, окликнул Туню по-хантыйски: — Сяем ензя! Чай пей.
— Праздник, а ты не додумался рыбки захватить с собой. — Елення поставила на стол шаньги и чашки. — Илькины именины, а ты пустой. Ай-я-яй!
Но гости, казалось, не слышали ничего. Туня, чернобровая и румяная, шатаясь, подошла к столу, оставляя на полу грязные следы. Ма-Муувем, качая подстриженной под горшок головой, сокрушался:
— Вот педа! Вот педа!..
А беда случилась утром — потерялась лодка-калданка с веслом и гребью, а главное, с бутылкой спирта, запрятанной на корме. Потерялась лодка — была опрокинута на берегу против амбара Озыр-Митьки, и теперь нет ее. Весь берег обыскали — нету. Вымокли оба. Потом сказала одна женщина — увели лодку против ветра двое мужчин к Югану. Ма-Муувем и Туня давай бегать по берегу, обогнули село, к Югану вышли, каждую калданку осмотрели — нет! Плюнули и пошли на гору, в село.
— Каждый избушка заходил. Даже сюда попал. Лодка нигде нету!.. — Ма-Муувем заплакал опять.
— Антом, антом! Нету, нету! — пропитым голосом повторяла Туня, проливая на стол почти остывший чай.
Вдруг выглянуло солнце, озарило ярким светом избу.
— Ура-а! — ребятишки кинулись к окошку.
А солнце, немного уйдя на запад, снова скрылось.
— Все!.. — горестно вздохнули ребята.
— Все, — шмыгнул носом Ма-Муувем. — Педа!..
2— Здравствуйте! — Куш-Юр торопливо вытирал сапоги у порога. — Вуся!
— Вуся, вуся! Будешь гостем! — Елення подмигнула ему, показывая на гостей.
Ма-Муувем и Туня, слыша мужской голос, оглянулись.
— А-а, так у тебя гости! — будто не зная, заулыбался Куш-Юр. — Вот мне как раз тебя и надо, Ма-Муувем!
Бывший старшина испуганно вскинул темные брови и некоторое время сидел, разинув усатый рот. Потом, заикаясь, выговорил:
— А… а… а ты как быстро… приехал?..
— Как быстро? Я уже после того побывал в Обдорске. Месяц целый по рекам петлял, а тебя нет нигде. — Куш-Юр бегло поздоровался с ними, снял кепку и положил на верстак в углу. — Где ты был?
— Тама… — Ма-Муувем кивнул на юг, приподнялся, собираясь уйти.
— Сиди, сиди. Я тоже сяду. Надо поговорить. — Председатель сел на лавку так, что закрыл Ма-Муувему дорогу. Он расстегнул пиджак и вынул из кармана кулек. — Елення, позови Илю!
А Илька уже тут как тут — сидит на полу и улыбается. Приполз ближе.
— Ну, с днем рождения тебя! Сколько стукнуло лет?
— Восемь.
— О, да ты большой! Вот тебе нынешние орехи. Щелкай и поправляйся.
— Спасибо, — Илька, осторожно прижимая рукой к груди заветный кулек, быстро отполз в угол.
Председатель увидел, что Ма-Муувем дымит трубкой, печально задумавшись, и самому захотелось курить. Закуривая цигарку, обратился к бывшему старшине:
— Так где, говоришь, ты был, когда мы искали тебя кругом?
— Тама… — Ма-Муувем, заметно отрезвев, опять кивнул на юг.
— Где «тама»? Ты точно говори. — Председатель готов был рассердиться. — Будто канули в воду. Думали — уехали на север или в Березовский край. А ты здесь…
Ма-Муувем зашевелился, встал.
— Я маленько пьяный. Не терпит говорить. — И сказал по-хантыйски жене, что пора выйти отсюда.
— Нет, нет! Ишь ты! Я теперь понимаю по-вашему. Да и не надо тебе, Ма-Муувем, притворяться — сам знаешь по-русски, да и по-зырянски. И я знаю. Не мудри, а то… будет плохо. Откуда приехали?
Ма-Муувем рассердился, даже почернел.
— Где были, там нету! — крикнул он по-зырянски, изо всей силы застучал трубкой по подоконнику.
— Вот нечистая сила! — заругался Куш-Юр и спросил Туню по-хантыйски, думая, что она знает только свой язык: — Хода усан?
Но Туня ответила по-русски:
— Я не знаю, откуда. Совсем незнакомое место.
— Да мы что сегодня? — рассердился Куш-Юр — Три человека одинаково знают по три языка и не могут объясниться — откуда приехали двое? Смешно! — Куш-Юр спросил более спокойно: — Давно в Мужах?
— В Мужах недавно, та вот пета случился. — Ма-Муувем, посасывая костяную трубку, мало-мальски остыл, заговорил по-русски. — Лотка потерялся. Всюту искали — нету…
— Не может быть…
— Правта, правта, — подтвердила Туня. — Как теперь поетем в Овгорт… — и вдруг спохватилась: выболтала.
— В Овгорт?! Так вы приехали из Овгорта? — обрадовался, председатель и даже привстал: — Та-ак!
— Кы-ыш!.. — встал Ма-Муувем и, глядя на жену, выругался.
Туня, покраснев, испуганно вскочила и кинулась к порогу, а Куш-Юр торжествовал:
— Вот откуда приехали! А говорила: «Не знаю, незнакомое место». А тут под боком, на реке Сыне. И как я забыл заглянуть туда из Азова? Думал, там нет никого. А ты — в Овгорте.
— Вот так-то, — Ма-Муувем перешагнул через лавку, вовсю дымя. — Земля большой…
— Ничего. Обязательно побываю у вас. Посмотрю, как вы промышляете, как живете… — Куш-Юр, чтобы проветрить комнатку от табачного дыма, раскрыл окно и легко вздохнул: — Уфф! Погода-то поправилась — нет дождя и светит солнце! Красота!
— Приезжай не приезжай — нам все равно, — махнул рукой Ма-Муувем и повернулся к председателю. — Лодка-то как быть? Маленько помоги. Вор надо найти!
— Нет тут воров, — ответил Куш-Юр, не отходя от окошка. — Может, прятали так, что сам бес не найдет. А потом пьянствовали и забыли. Почему пьянствуете? Где берете «винку»?
Но Ма-Муувем и Туня молча смотрели друг на дружку, что-то вспоминая.
Куш-Юр бросил взгляд во двор и увидел Эгрунь, выходящую из дома Петул-Вася. На руках она несла закутанного двухлетнего ребенка. В раскрытом окне увидела председателя, улыбнулась, кивнула, здороваясь. Куш-Юр вспомнил: у них, у Озыр-Митьки, всегда останавливается Ма-Муувем.
— Эгрунь! Иди-ка сюда! — поманил председатель. Та подошла, и Куш-Юр показал на Ма-Муувем и Туню: — У вас останавливались?
Эгрунь, подойдя ближе, взглянула.
— Конечно, — сказала она. — А вчера где-то запропастились. Лешак носит их.
— А-а, ты? — узнав по голосу Эгрунь, повернулся Ма-Муувем.
— Понимаешь, Эгрунь, потерялась лодка, нигде не могут найти.
— Вот дураки-то! — громко засмеялась Эгрунь. — Лодка лежит, а они ищут.
— Кте лежит? — Ма-Муувем кинулся к окошку.
— На берегу, под нашим амбаром. Сами спрятали, чтоб надежней…
— Тьфу ты!.. — Ма-Муувем, ругаясь, ринулся за дверь, и Туня за ним, забыв попрощаться.
Куш-Юр и Эгрунь весело хохотали. Подошла Елення, поздоровалась, полюбопытствовала — не у фельдшера ли была, что с ребенком. Оказалось, прорезывается зубик, ничего страшного. Дочка Оленька — вылитая мать: небесные глаза и льняные курчавые волосы.
Вдруг Федюнька с криком побежал на улицу:
— Ма-Муувем — жадина! Вылакает целую сулею![13] Нам не оставит… — Наверное, от матери такое услышал.
— У Ма-Муувема есть вино? — удивился председатель, но тут вошла в ограду Сандра. Она на миг остановилась изумленно, узнала по нарядной одежде Эгрунь, решительно пошла вперед и, замедлив шаг возле Эгруни, пропела ехидно:
— Секретничаете?
Эгрунь круто повернулась, а Куш-Юр, улыбаясь, ответил:
— Ма-Муувема разбираем, нечистая сила! Ушли только что…
Эгрунь, переложив дочурку на другую руку, вздохнула:
— Да-а, повезло вам с Караванщиком. Теперь уже все — поженитесь, если еще не женаты, — и хихикнула.
— Нет уж! — твердо сказала Сандра.
— Мы поженимся, когда народ вернется с промысла. — Куш-Юр, улыбаясь, смотрел на Сандру.
