Гусейн Гусейнов - Солнечный огонь
В конце 60-х годов XX века, когда построили Шамскую ГЭС, возвели и второй мост.
По берегам Базарчая тянулись сады... Самые ароматные и сочные абрикосы вызревали здесь, крупные беловато-мерцающие плоды с горькими косточками.... А еще - яблоки, груши, персики, черешня, шелковица, алыча... Но королем здесь считался, несомненно, грецкий орех. 250-300-летние деревья по три-четыре метра в обхвате, в 50-70 метров высотой давали по 6-8 мешков орехов каждое.
В Уруде в Базарчай впадали две речки. Одна из них брала начало чуть выше нового моста из бурного родника Зорзор и вбирала в себя еще несколько мелких речек, а вторая - из родника Гара су (Черная вода), который бил у самого основания старого моста из-под скалы Бедира, - и на пути вбирала мелкие речки в нижней части села.
Уруд располагался на высоте 1240 метров над уровнем моря, и со всех сторон его окружали горы. С ранней весны по октябрь многие жители Уруда отправлялись на летние пастбища - яйлаги, которые были еще выше в горах.
День за днем там, на альпийских лугах, наполняет человека необыкновенная сила, алмазный воздух, проникая глубоко в легкие, молодит даже древних стариков.
Склоны дальних вершин - в пятнистой тени больших дубовых лесов, а на скалах - скользкая, сожженная солнцем трава, где, порой, мелькает стремительная змея. На рассвете вздымающиеся голубые снега Ишиглы вспыхивают на горизонте буйным алым пламенем. Оттуда веет приятный прохладный ветер, но чем выше ты поднимаешься, тем пронзительнее дуют ветра, острые, как лезвие кинжала.
Села горцев лепятся по кручам, будто ласточкины гнезда, скученные, теснятся на небольших площадках посередине склонов, забиваются в углы между скалами, где, как в воронке, смешиваются потоки теплого и холодного воздуха, тянутся домики поближе к летним пастбищам, жмутся в лощинах, где зимой их до крыш заметает снегом.
Горы растят сильных мужественных людей, заставляют лишний жир потом сойти с костей, свежий воздух укрепляет и развивает грудную клетку, а подъемы заставляют твердеть мускулы.
Ты идешь по горам и постоянно замечаешь, как они меняют свои очертания, голый камень сменяют травянистые тропы, и вот - ты в долине. Совершенно обособленный мир окружает тебя. Пересекая ее, ты огибаешь гору, и что же? Она оказывается лишь очередной выпуклостью на выступе основного массива! А округлый луг - обширным плоскогорьем, спускающимся в новую долину. На другой день пути оно покажется тебе просто складкой земли, тянущейся на юг. А где-то там, впереди, за много километров, заканчиваются последние деревья, и зубчатые утесы приподнимают свои вершины к белой пелене облаков.
Еще выше, неизменный от начала мира, но меняющийся с каждым движением солнца, лежит вечный снег. Внизу, как синевато-зеленое покрывало, опять стелется лес, простираются террасы полей и крутых пастбищ, обрываются в сырое ущелье, над которым грохочет гроза...
В наших благодатных горных краях сама природа как будто лепит характер, воспитывает стойкость, верность слову, надежность. Таковы мои предки...
Корни моего прапрадеда, Мешади Панаха, тянутся из Тебриза... А прадед Мирза Гусейн (Тахирли Гусейн Мешади Панах оглу), ученый был человек, поэт, философ, общественный деятель. Происходил он из рода Тахирли и появился на свет между 1850 и 1855 годами. Что еще известно о нем? Окончил высшие духовные школы в Тегеране и Наджафе, преподавал в Тебризском медресе. Там же, в Тебризе, познакомился и сдружился с видным поэтом-сатириком того времени Лали-Мирзой Алиханом, который в молодости занимался медициной и даже был личным врачом Музаффараддин шаха. По слухам, во время одного из переворотов Мирза Гусейн укрывал своего друга. Есть также сведения, что в 1906-1907 годах прадед мой являлся активным участником движения Саттархана* в Южном Азербайджане и членом Тебризского Анджумана**, о чем упоминал в своих стихах выдающийся азербайджанский революционный поэт начала XX века Мирза Алекпер Сабир. Сам Мирза Гусейн публиковался в издававшихся в Баку, Тебризе и Стамбуле газетах и журналах. Жизнь складывалась благополучно, почет и уважение окружали его. Но как только дошли до него вести в 1918 году, что бандитский отряд Адраника изгнал жителей Сисиана из родных мест, Мирза Гусейн немедленно возвращается из Тебриза в Зангезур. Скончался Мирза Гусейн в 1926 году, оставив после себя богатейшую библиотеку и архив. Однако, когда в 1938 году НКВД арестовало его племянника Моллу Тарыша, вся библиотека и остальные бумаги Мирзы Гусейна были выброшены их жестокими и равнодушными руками в реку Базарчай...
______________ * Саттархан (1870-1914 г.г.) - руководитель народно-демократического движения в Южном Азербайджане в 1905-1911 годах. Это движение вошло в историю Ирана как "движение машрутэ". ** Тебризский Анджуман был создан в 1906 году 20-ю самыми влиятельными в Южном Азербайджане общественными деятелями. Он представлял своего рода руководящий орган конституционного движения в Южном Азербайджане. Под его руководством проходили выборы в парламент Ирана.
Так и вижу, как уносит быстрая ледяная струя память и историю моего рода...
О дедушке сеиде* Миркасыме люди говорили, как о человеке суровом и прямодушном. Вместе с женой, бабушкой моей Захра Беим, выдали они мою будущую мать Фатма Беим замуж в 14 лет, в 1920 году. Мужа ее звали кербелаи Али и родился у них сын Гочали, мой сводный брат.
______________ * Сеиды - прямые потомки пророка Мухаммеда и его ближайших родственников.
Когда в 1920 году большевики "подарили" Зангезур армянам, те налетели, как вихрь. Силой-то они эти места захватили еще в 1918-м, но не чувствовали себя там полноправными хозяевами, теперь же им ничего не мешало чинить любой произвол. И опять погрузился в страдания наш народ. Целые селения, побросав в повозки домашний скарб, трогались в путь, а там, где мужчины сопротивлялись произволу армян, лилась кровь. Убили в перестрелке кербелаи Али. Вся большая семья Миркасыма переехала в Джульфинский район, нашла пристанище в поселке Абракунис. И уже здесь вышла Фатма Беим замуж в 1935 году во второй раз за моего будущего отца, который, только вернувшись после ареста и ссылки на Беломорканал, потерял вторыми родами свою жену Гезал, остался вдовцом с маленькой дочкой Роей на руках.
Дед по отцу был богатым крестьянином, можно считать - помещиком, у него работники были. Он и жена его рано умерли. Остались три брата. Отцу - семь лет. Старшему, Аббасу, - 15. Средний - Шакар, как я уже писал, закончил университет в Санкт-Петербурге. Моя родственница по папиной линии, Заровшан Хамзаева, в будущем - известная актриса Нахчиванского драматического театра, училась у моего дяди Шакара и вспоминала, что строгий он был учитель, четыре предмета вел, в том числе, русский язык и математику.
Отец рассказывал:
- Установилась у нас в 20-м году Советская власть. Землю отобрали, распределили между крестьянами равномерно, амбары, постройки всякие - тоже стали общими, а дома оставили. Пришла весна. Пахать, сеять надо. А никто никого не подгоняет, не торопит, свобода! Вот наделы у многих и остались пустыми. Кое-кто семена проел, а другие годились лишь языком трепать, почему-то решили, раз бедноту власть поддерживает, то и работать можно спустя рукава. Зато как осень пришла, холода наступили, повалили люди ко мне, к Аббасу. Заберите, дескать, землю назад, дайте зерна или денег. Хлеба нет, детей кормить нечем.
Мы с Аббасом, хоть и грамотные были, но политическую ситуацию не раскусили. Начали потихоньку обратно землю скупать. Думали, что здесь плохого? Мы же не силой отбираем, за все платим. Но тут Шакар появился. Он уже в это время учителем в Нахчиване работал, газеты читал, да и Петербург его хорошо насчет большевиков просветил. Узнал он, что мы землю назад вернули, перепугался. Не делайте этого, говорит, плохо будет, накажут вас. А мы сами день и ночь трудимся, не покладая рук, и люди к нам снова нанялись в работники. Не послушались мы с Аббасом предостережений Шакара. Я землю до боли любил, каждую борозду нянчил, будто ребенка. Тут и раскулачивание подоспело!..
Народ поначалу верил: земля - крестьянам, мир - народам. Хорошие лозунги. Правда, какой же мир, когда армянские банды по Нахчиванскому уезду сеяли ужас и разоренье, когда резали и жгли наших в соседнем Зангезуре?
Думали, новая власть найдет на армян управу. А эта власть начала борьбу против своих же мирных граждан, против простых тружеников. Армяне испокон веков на чужом горбу мечтали в рай въехать. Империя была - империей пользовались, началась смута - смуту себе в повозку впрягли, и теперь они сумели поставить на службу своим интересам советскую власть. Лезли в начальники. А цель всегда была одна: освободить землю от азербайджанцев для себя, захватить Нахчиван, Зангезур, Карабах...
Я вижу лицо отца, когда он рассказывает это, жесткие скорбные складки вокруг его волевого рта. И мне ли, сыну спецпереселенца, работавшему в Узбекистане, было не знать, что из ста пятидесяти тысяч переселенных уже в сороковые годы в эту республику азербайджанцев все поголовно были карабахцами. В самом Ташкенте целый городской квартал около железнодорожного вокзала и аэропорта населяли именно азербайджанцы из Карабаха.
